Владимир Гуркин - Любовь и голуби (сборник)
Зина (смахивая слезы). Витька… (Целуется с братом.) Обижал меня скоко…
Виктор. Прости, Зин. Больше – всё.
Татьяна. Он не будет, не будет.
Зина (Татьяне). Иди ко мне. (Целуется с Татьяной.) Живите, не пейте. Вот не дам пить. Чуть че, Сане пожалуюсь…
Саня. Теть Зин, все нормально. (Целуется с Зиной.)
Аркадий (целуясь с Татьяной). Таньк, Кубой была… Вот так Куба…
Баба Даша. Пошли в дом. Чиститься… Почистим перышки. Пошли.
Картина двадцать пятая
А ночью была гроза. Саня лежит на своей кровати, рядом сидит мать. Слышно, как стучит будильник.
Нина. Сразу поняла, что с бедой приехал. Как вошел – сердце упало.
Саня молчит.
Разойдетесь, а Коленьку куда? Пополам пилить?
Саня. Взрослый парень.
Нина. Все равно ребенок.
Саня. Квартиру им оставил. Будут жить. Колю позову. Захочет – приедет.
Нина. А не приедет?
Саня. Значит, не приедет. Не то… не в том дело.
Пауза.
Мама, иконы у вас… Что вдруг? В церковь ходите?
Нина. Хожу. Отец не ходит, а я хожу. И Светланку в церкви отпевали.
Саня. Вроде не верили раньше.
Нина. Как не верили? В себя загоняли. Из-за вас, из-за детишек своих. Чтоб неприятностей в школе не было, характеристики чтоб хорошие, мало ли… А всегда верили. Мы же русские, как не верить? Всегда верили. Ой, Саша, у базара-то новую церковь будут строить.
Саня. Где?
Нина. А со старой рядом, прямо у базара. И площадку уже расчистили, и забором уже обнесли.
Саня. Хорошо.
Нина. Как хорошо-о. Ты сходи, узнай. Может, устроишься на строительство?
Саня. Схожу. Мама… Спой.
Нина. От те раз. (Тихо смеется.) Я разве умею?
Саня. Года два мне было… Лежу, помню, в качалке, сверху лоскутное одеяло наброшено от света. Не одеяло – покрывало.
Нина. Было у нас такое, ага. Из лоскутков.
Саня. Ты меня качаешь, я как в домике цветном. На лоскутки смотрю… Желтые, красные, синие, розовые… лоскутки. Ты поешь…
Нина. Баюкаю, конечно.
Саня. Потом замолчишь – думаешь, уснул я, а я не сплю-у… Только встанешь, только пойдешь, а я: «Мама, пой».
Нина (смеется). Правда. В Хабаровске еще жили… Как помнишь? Совсем маленький был.
Саня. Очень хорошо помню. Будто вчера… Совсем рядышком. Спой.
Нина. Баюльную?
Саня. Угу.
Нина. Саня, ну ты че это?
Саня. Мама… (Прикрыл глаза рукой. Почти шепотом.) Я прошу, мама.
Нина. Спою, спою, Санюшка. Сыночка моя… (Поцеловав сына, запела.)
Баю-баюшки-баю, не ложися на краю,
Там мышка живет, тебе хвостик отгрызет…
(Поет, склонив голову, глядя в одну точку, вспоминая что-то далекое-далекое и хорошее. Вздрогнула. Замолчала. С тревогой и страхом оборачивается к сыну.) Саша. Спишь? (У нее затряслись руки.) Саня… Са… Са… Ты куда?.. Ты где?.. Отец! Аркаша!
Убегает и возвращается, таща за собой полусонного мужа.
Аркадий. Ну.
Нина (показывая на сына). Ну.
Аркадий. Спит.
Нина. Как-то… Как будто нет.
Аркадий. Вот он же…
Нина. Не видишь, ослеп? Посмотри!
Аркадий (хлопая Саню по плечу). Саня… Саш…
Саня не отзывается.
Нина. Мамочки… Нету?
Аркадий. Саня! Саш! Не откликается… Или спит? Сердце послушаю. (Склонился к груди сына. Слушает.) Бьется… Тихо почему-то.
Нина забегала по комнате, убегает. Возвращается с рубахой и брюками.
Нина (помогая мужу одеться). За «скорой»… Скорей! Я пою, а его как нет… Как ударил кто. Скорей, Аркаша. Вот беда-то. Вот беда!.. Аркаша…
Аркадий. На мясокомбинат, к сторожам, что ли?
Нина. В больницу… За «скорой»… Пою, а его нет… (Убегая.) Сашенька… Сашенька…
Аркадий. К сторожам, Нин! (Бежит за женой.) Телефон у них! Нин!
Картина двадцать шестая
Залитое лунным светом капустное поле. В серой шали на голове, в сапогах и телогрейке по полю бродит Светлана. Изредка нагибается, рвет сорную траву. Удивленно озираясь, к ней подходит Саня.
Пауза.
Светлана. Помогай… Чего стал?
Саня (рвет траву). Зачем тебе капуста?
Светлана. Еще немного и объявится. Вишь, целое поле угадала. Кочанок возьму, по листочку отброшу… Листочки отлетят – дитеночек сидит, в самой серединке. (Тихо смеется.) Поглядим? (Отнимает от земли кочан.) Убирай листья, не рви. Тихонько.
Порыв ветра доносит едва слышимый перезвон колоколов. Светлана и Саня осторожно снимают с кочана листья. После каждого листа Светлана снимает сапоги, затем телогрейку. Теперь она в белом легком платье, облегающем хрупкую фигурку. Наконец убирает с головы и шаль. Саня замер.
Вот и нашла. (Берет Саню за руку.) Не верили, но мы-то знали… Правда? (Садится.)
Саня встал рядом на колени.
Тебе еще рано. Пройди себя, не пугайся. Они хорошие, и ты хороший. Никого не брани. Не будешь?
Саня. Не буду. Как же так? Ты?
Светлана. Я.
Саня. Чудо…
Светлана. Чудо. А ты не верил?
Саня. Я не знал.
Светлана. Никто не знал. Видишь купола? Во-он там, золотые.
Саня. Что это?
Светлана. Я пойду. А ты не спеши, еще рано.
Саня. Погоди.
Светлана (кладет Санину голову к себе на колени). Спи. (Шепчет.) Придет пора – ветер теплый, чистый омоет тело твое, и встретит тебя старец серебряный. Возьмет за руку робкого, счастливого… Через леса прохладные, сквозь листву звонкую, солнцем пробитую, над полями, лугами зелеными, над реками чистыми в синеве небесной полетите. Потом вода большая, покойная: ни морщинки на ней, ни слезинки случайной – все задумано, все загадано. Переведет тебя батюшка к берегу высокому, а на берегу люди милые ждут тебя. Всех их ты знаешь, все тебя ведают, ждут неспешного с сердцами светлыми, тобою полными.
Все громче пели колокола, все светлее и бездоннее становилось небо. Из глубины, от края поля, к ним шли люди. Саня спал.
Занавес
Москва, 1992Прибайкальская кадриль
Комедия в двух действиях
А месяц будет плыть и плыть,
Роняя весла по озерам…
И Русь все так же будет жить,
Плясать и плакать у забора.
Сергей ЕсенинДействующие лица
Николай Звягинцев, 65 лет, пенсионер
Лида, его жена
Саня Арефьев, сосед, ровесник Николая
Валя, его жена
Макеевна, одинокая бабенка
Действие первое
Картина первая
Август месяц – самая замечательная пора прибайкальского лета. Раннее утро. Поют петухи, щелкает бич пастуха, позванивает колокольчиками коровье стадо.
Мимо забора, над которым вздернули головы подсолнухи, заложив руки за спину, вышагивает Саня Арефьев. Сзади хвостиком болтается пустая авоська. Щурясь от яркого солнца, Саня тихонько посмеивается. Одна из досок забора сдвинулась в сторону, и показались седые кудри Николая Звягинцева.
Николай. Сосед, мативо!
Саня (скакнув от неожиданности). Ой-и! Кто?!
Николай. Здоров! Откуд топашь?
Саня. Чего ты там? Здоров.
Николай. Макевны не видать?
Саня. Где?
Николай. Зыркни-зыркни за угол. Стоишь, как этот, мативо. Погляди Макевну.
Саня. А чего там глядеть? Коров Балабабин прогнал – и все. Пустая улица.
Николай (вылезая из дыры). Напугался, что ль?
Саня. Неожиданно, конечно.
Николай. Гляжу, идет, лыбится. Каку холеру лыбишься? Закуривай.
Саня. Не курю, знаешь ведь.
Николай (хохотнув). Потому и предлагаю. (Закуривая.). Че смеялся-то?
Саня (кивнув на папиросы). Богатый… Папиросы.
Николай. Зять, мативо, Володька снабжат, привозит с городу. Садись.
Присаживаются под забором.
Куда в такую рань бегал?
Саня (махнув рукой). Ай… За хлебом.
Николай. Хот-ты! В семь утра? С девяти хлебный-то!
Саня (удивляясь на самого себя). А я поглядел, вроде скоро девять на часах. Тридцать пять минут, ну и тридцать пять минут. Пришел, жду. Нету никого, тихо кругом. Война, что ли, началась…
Николай. А что, счас запросто.
Саня. Но. Тут Балабабин с коровами… Оказывается, еще только семь. Перепутал, наверно…
Николай. Стрелки, наверно, перепутал.
Саня. Но. Думаю, схожу, чтоб днем не мотаться. Сходил… Там, поди, без пятнадцати семь было, а подумал – тридцать пять девятого.
Николай. Финита, Санька! Старческий марзам! Или как его?
Саня. Но. Марзам.
Николай (сплюнув). Маразм! О! А ты… (передразнивая) марза-ам.
Саня (махнув рукой). Ай. Подумал-то правильно, про его подумал.
Помолчали.
Там кого делал, в чужом-то? (Кивнул в сторону огорода.)
Николай (хихикнув). Засада, мативо. Ей я по-другому гаркну… Так гаркну… Не беременна, а родит. Володька, зять, с гаражом затеялся, кирпича навез… У ворот наших. Видел же?
