Клаус Хаммель - «Рим, или Второе сотворение мира» и другие пьесы
Е п и с к о п. Она придет, когда наступит время.
Я н к и. Что это значит, поп?
Е п и с к о п. Не поп, если позволите.
Я н к и. Что здесь происходит?
А р т у р. Король требует разъяснений!
Г о л о с А л и с а н д ы. Янки! Мой Янки! Беги…
Я н к и. Что это? (Уходит и сразу возвращается с Алисандой.) Кто это сделал?
Е п и с к о п. Вы напрасно волнуетесь. Я и господа рыцари немного побеседовали с вашей женой.
Я н к и. Артур!
А р т у р. Принесите мое одеяние!
Кларенс уходит.
Я н к и. Пошли, Алисанда.
Галахад и Саграмор направляются к Янки.
Стойте рыцари! Там внизу уже валяются трое!
Е п и с к о п. Господи, упокой их душу!
Я н к и. Сэнди, пошли!
Входит К л а р е н с с платьем короля.
Е п и с к о п. Придется внести ясность: рыцарство приняло постановление. Я обещал богу восстановить старый порядок, и решил сделать это не откладывая, со всей настойчивостью. Господа! Чужестранцу, именуемому Янки, бывшему премьер-министру и Хозяину, надлежит под присягой отречься от всех творений, которые он уже завершил, и от всех, которые намеревался совершить, и окончить свои дни в пещере, называемой пещерой Мерлина, в логове диких зверей.
Я н к и. Протестую!
Е п и с к о п. Сказанное выше связано с участью женщины, которая подлежит публичному сожжению, если нечестивец силой, злыми чарами или коварством опять вознамерится подрывать наш порядок из пещеры Мерлина, куда разрешается последовать и его друзьям, дабы сгинуть вместе с ним, если они не присягнут новому, а вернее, старому порядку. Возражения есть?
Д у х о в е н с т в о. Нет возражений!
Е п и с к о п. Король Артур?
А р т у р. Я… я его друг.
К л а р е н с. Этого я вам не забуду, король.
А р т у р. Впрочем, какая польза ему от полудруга, что вам — половина короля? Нет, не гожусь я ни на то, ни на другое. (Уходит.)
Я н к и. Ступайте за ним, королева Гиневра.
Г и н е в р а. Он, наверное, пошел в часовню молиться.
Е п и с к о п. Господи, помоги слабому. Возражения есть?
Д у х о в е н с т в о. Возражений нет. Господи, помоги слабому.
Я н к и. Да прекратите этот балаган!
Е п и с к о п. Извольте соблюдать приличия, нечестивец!
Я н к и. Алисанда останется со мной, и все останется по прежнему. О деталях договоримся.
Е п и с к о п. Все остается по-старому! Как было раньше! До того, как ты нас посетил!
Я н к и. Подберите какого-нибудь рыцаря, и я сражусь с ним в поединке. Если проиграю, пусть свершится ваша воля.
Е п и с к о п. Отклоняется!
А л и с а н д а. Соглашайся. Мы проиграли.
Я н к и. Еще нет. У меня есть средства…
А л и с а н д а. Не являй им зрелище нашей слабости, предоставь это королю, оно ему больше к лицу… С тобой было так чудесно. Не разрушай того, чем мы обладаем. Не отнимай этого у нас. Не лишай нас радости выдумывать новые истины, одну прекраснее другой. Иди в пещеру и попытайся оттуда опять пробиться в мир.
Я н к и. Но тогда тебя сожгут.
А л и с а н д а. Сожгут так или иначе. Но когда я буду на костре, то хочу быть уверена, что ты не сидишь сложа руки. Когда за мной придут, я хочу надеяться, что ты с друзьями дал им для этого повод. Прощай, любимый!
Два духовника уводят ее.
Е п и с к о п. На вашей совести храбрая женщина… Кто выбрал ад — налево!
Кларенс, Билл и угольщик присоединяются к Янки.
Я н к и. Ты, Билли? А как же невеста?
Б и л л. Передумал. А когда увидел, что некоторые связываются с господом богом без помощи телефона, то решил окончательно.
Я н к и. И ты, Кларенс?
К л а р е н с. Не обижайте меня, шеф.
Я н к и. Спасибо и тебе, угольщик.
Е п и с к о п. Ну, и с этим покончено. Я предоставлю вам свободный проезд, в неприкосновенности.
С л у ж к а (входит). Король… король Артур! (Падает на колени.)
Е п и с к о п. Значит, он не молился. Ступайте все, ступайте. Выборы короля позже.
Все уходят, кроме епископа, монаха-органиста, Янки и служки.
Уведи его с собой, брат.
Монах-органист поддерживает служку.
Что еще?
М о н а х - о р г а н и с т. Принцип, нечестивец, кажется я понял: воду на огонь, так?
Я н к и. Воду над огнем, брат.
М о н а х - о р г а н и с т. Благослови бог. (Уходит.)
Я н к и. Спасибо, брат.
Епископ снимает покрывало с колокола.
Е п и с к о п. Сожалею. Но сперва был бог.
Я н к и. Богу я не мешал.
Е п и с к о п. Зато его слугам. Его порядку. Ходу вещей.
Я н к и. Привычке.
Е п и с к о п. Если угодно, и привычке. Всем хочется, чтобы ее не нарушали.
Я н к и. Я продвинул бы все на полтора тысячелетия вперед.
Е п и с к о п. Зачем? Что за идея — украсть у человечества полтора тысячелетия!
Я н к и. Сэкономить.
Е п и с к о п. Украсть. Сколько богатства, красоты, счастья будет за полторы тысячи лет. Значит, украсть.
Я н к и. А сколько войн, убийств, грабежей, контрибуций, нищеты, мерзости, позора и несчастья.
Е п и с к о п. Сколько людей.
Я н к и. Сколько слез.
Е п и с к о п. Много и того и другого.
Я н к и. Есть предложение: дайте нам начать сначала. Все люди равны, они люди — и не более того. Когда сверкает молния и гремит гром и когда идет дождь, мы не станем говорить, что это делает некто могущественнее нас и кого мы не знаем, а подождем, пока все будет исследовано, и уж тогда назовем это своим именем. Мы просто исходим из того, что самое прекрасное на свете — человек. И любое, любое иное явление, которое мы видим, чувствуем, обоняем, объяснимо, управляемо и может служить нам.
Е п и с к о п. Богу, Янки! Служить богу!
Я н к и. Говорите: богу, а подразумеваете: власти! Вашей власти! Бог — это вы!
Е п и с к о п. Бог или власть! Власть или бог! Одним называешь другое! Неправильно мыслишь. Ты не понимаешь, что бог — утешение для человека; человек живет шестьдесят — семьдесят лет и ко дню смерти по-настоящему мало узнает, а ведь он живет только раз, и ему хочется знать все, и он неизбежно думает, что вот он умрет, а так и не узнал, отчего бывает молния, гром и дождь. Мир объясним — ладно. Но разве мир не является для каждого отдельного человека миром, лишь пока он живет? Срок жизни его и есть срок мира. Ему страшно умирать, сознавая, что мир не умрет вместе с ним. Не умрет, хотя он еще не все знает о нем. Мир живет, а он должен умереть. Он осознает себя гостем мира, чем-то преходящим. У мира, вынужден он признать, вечная жизнь, а я, вынужден он признать, — тлен. Да, Янки, если бы мир и человек был единым и оба существовали лишь столько, сколько длится человеческая жизнь, тогда человек на смертном одре имел бы право сказать: хорошо, вот какой был, значит, мир, он таков, каким я его знаю, не более и не менее, и если я не дознался, отчего бывает молния, гром и дождь, зима и лето, день и ночь, то это меня больше не волнует; ведь когда я умру, не будет ни дня и ни ночи, ни зимы, ни лета, ни молнии, ни грома, ни дождя, потому что не будет мира — ибо не будет меня. Человек, Янки, принимает за мир тот сектор, который видит. Но поскольку возникли толки, что мир не гибнет со смертью каждого в отдельности, то человек неизбежно воспринимает это как обиду, как оскорбление, потому что чувствует себя обойденным теми, кто еще жив, кто еще видит мир вокруг себя, в то время как для него он перестает существовать; потому что он оттеснен от тех, которые, возможно, разузнают о мире больше, чем удалось ему. Дабы облегчить эту боль, и выдумано то, что мы называем утешением церкви: богом. Бог — это удовлетворение от того, что в нашем неведении виноват не случай, а в нашей глупости — не мы сами, что наше бессилие не связано с личностью. Бог — это то, что заставляет нас казаться меньше и ниже. Бог — это все, в чем нам отказано, чего мы лишены, что от нас ускользает. Бог — наша слабость, Янки.
Я н к и. Если я отниму у человека бога, значит, отниму у него слабость?
Е п и с к о п. Ты не можешь отнять у человека его слабость, значит, должен оставить ему бога. Что такое каждый в отдельности?
Я н к и. А что такое все?
Е п и с к о п. Все — не каждый. Люди — не человечество.
Я н к и. Пока еще нет.
Е п и с к о п. И никогда не будут.
Я н к и. Когда-нибудь станут.
Е п и с к о п. То, что ты называешь человечеством, возможно, будет через две тысячи лет, но не теперь, а здесь — никогда.
Я н к и. Вы отвели мне пещеру Мерлина. Я сослан.