Александр Островский - Том 8. Пьесы 1877-1881
Грознов. А у другого и есть, да не даст. Вот у меня и много, а я не дам.
Зыбкина. Что вы говорите?
Грознов. Говорю: денег много, а не дам.
Зыбкина. Да почему же?
Грознов. Жалко.
Зыбкина. Денег-то?
Грознов. Нет, вас.
Зыбкина. Как же это?
Грознов. Я проценты очень большие беру.
Зыбкина. Скажите! Да на что вам: вы, кажется, человек одинокий.
Грознов. Привычка такая. А вы кому должны?
Зыбкина. Купцу.
Грознов. Богатому?
Зыбкина. Богатому.
Грознов. Так и не платите. Об чем горевать-то! Вот еще! Нужно очень себя разорять.
Зыбкина. Да ведь по векселю.
Грознов. Да что ж за беда, что по векселю. Нет, что вы, помилуйте! И думать нечего! Не платите, да и все тут. А много ли должны-то?
Зыбкина. Да без малого двести рублей.
Грознов. Двести? Ни, ни, ни! Что вы, в уме ли!.. Столько денег отдать? Да ни под каким видом не платите!
Зыбкина. Да ведь он документ взял, говорю я вам.
Грознов. Ну, а взял, так что ж ему еще! И пусть его смотрит на документ-то.
Зыбкина. Да ведь посадит сына-то.
Грознов. Куда?
Зыбкина. В яму, к Воскресенским воротам.
Грознов. Что ж, это ничего, пущай посидит, там хорошо… пищу очень хвалят.
Зыбкина. Да ведь срам, помилуйте.
Грознов. Нет, ничего, там и хорошие люди сидят, значительные, компания хорошая. А бедному человеку, так и на что лучше: покойно, квартира теплая, готовая, хлеб все больше пшеничный.
Зыбкина. Это действительно, правда ваша; только жалко, сын ведь.
Грознов. Что его жалеть-то! Посидит да опять домой придет. Деньги-то жальче, они уж не воротятся, запрет их купец в сундук, вот и идите домой ни с чем. А спрятать их подальше да вынимать понемножку на нужду, так на сколько их хватит! Ну, пропади у вас столько денег, что бы вы сказали?
Зыбкина. Сохрани бог! С ума можно сойти.
Грознов. Украдут жалко; а своими руками отдать не жалко. Смешно. Руки-то по локоть отрубить надо, которые свое добро отдают.
Зыбкина. Справедливы ваши речи, очень справедливы; а все-таки у меня-то сомнение: чужие деньги, взятые, как их не отдать.
Грознов. Да вы разве на сбереженье брали? Коли на сбереженье брали, да они у вас целы, — так отдавайте. А я думал, это трудовые. Трудовые-то люди жалеют, берегут.
Зыбкина. Так вы не советуете отдавать?
Грознов. Купец от наших денег не разбогатеет; а себя разорите.
Зыбкина. Уж как я вам благодарна. Женский ум, что делать-то, всего не сообразишь. А ежели сын требовать будет?
Грознов. А что сын! Сиди, мол, вот и все! Надоест купцу кормовые платить, ну, и выпустит, либо к празднику кто выкупит.
Зыбкина. Как это все верно, что вы говорите.
Входят Платон и Мухояров. Грознов садится сзади стола у шкафа и жует яблоко.
Явление пятоеЗыбкина, Грознов, Платон, Мухояров.
Мухояров (садится, разваливается и надевает пенсне). Скажите, пожалуйста, я вас спрашиваю: ваш сын имеет в себе какой-нибудь рассудок?
Зыбкина. Не знаю, как вам сказать. Кажется, бог не обидел, ну, и учили мы его.
Мухояров. Однако и образования настоящего по бухгалтерской части я не вижу.
Платон. Фальшивые балансы-то тебе писать? Нет, уж это на что же.
Мухояров. Не с вами говорят, а с вашей маменькой. Но я даю ему работу, и очень интересную, — баланс стоит сто рублей, я предлагаю полтораста; но он не берет.
Платон. Совести не продам, сказано тебе, и не торгуйся лучше.
Мухояров. Какой же ты бухгалтер! От тебя твоей науки сейчас требуют, а не совести; значит, ты не своим товаром торгуешь.
Платон. Да уж будет разговаривать-то! Тысячи рублей не возьму, вот тебе и сказ!
Мухояров. Твоя глупость при тебе, — я спорить не стану. Мы людей найдем. (Зыбкиной.) У нас дело вот какого роду: много денег в кассе не хватает, хозяин издержал на свои развлечения: так нам требуется баланс так оттушевать, чтобы старуха разобрать ничего не могла. (Показывая на Грознова.) Что это у вас за орангутант?
Зыбкина. Какой орангутант, помилуйте! Это кавалер. Ваша нянька хочет его к вам в ундера поставить. (Грознову, указывая на Платона.) Вот, Сила Ерофеич, сынок-то мой, про которого говорили.
Грознов. Парень знатный! (Манит рукой Платона.) Поди-ка сюда поближе.
Платон подходит.
Кто это? (Указывая на Мухоярова.)
Платон. Приказчик от Барабошева.
Грознов. О!.. А я думал!.. (Отворачивается и жует яблоко.)
Мухояров (вставая). Хорош мужчина.
Грознов. Недурен. А ты как думаешь?
Зыбкина. Он в разных сражениях бывал, королей, императоров и всяких принцев видел.
Мухояров. Врет все, ничего он не видел; за пушкой лежал где-нибудь.
Грознов. Нет, видел.
Мухояров. На картинке?
Грознов (сердится). В натуре.
Мухояров. Которого?
Грознов. Австрицкого, прежнего.
Мухояров. А какой он из себя? Мал, велик, толст, тонок? Вот и не скажешь.
Грознов. Нет, скажу.
Мухояров. А скажешь, так и говори! Вот мы твою правду и узнаем. Ну какой?
Грознов (передразнивая). Какой, какой! Солидный человек, не тебе чета. (Встает.) Ну, я пойду.
Зыбкина. Идите, Сила Ерофеич.
Мухояров. Куда нам такую ветошь? У нас не Матросская богадельня. Разве для потехи?
Грознов. Поживи-ка с мое, так сам в богадельню запросишься, а я еще на своих харчах живу. А у Барабошевых тебя держать станут ли, нет ли, не знаю; а я жить буду. А коли будем жить вместе, не прогонят тебя, так ты мне вот как будешь кланяться. Не больно ты важен, видали почище. (Уходит.)
Явление шестоеЗыбкина, Платон.
Платон. Поняли, маменька?
Зыбкина. Нечего мне понимать, да и незачем.
Платон. Какую штуку-то гнет! Сами обманывать не умеют, так людей нанимают.
Зыбкина. Кого обманывать-то?
Платон. Старуху, Барабошеву старуху. Какую работу нашел, скажите!
Зыбкина. Да ты эту работу умеешь сделать?
Платон. Как не уметь, коли я этому учился.
Зыбкина. Деньги дадут за нее?
Платон. Полтораста посулил.
Зыбкина. Миллионщики мы?
Платон. Мы не миллионщики; но я, маменька, патриот.
Зыбкина. Изверг ты, вот что! (Утирает платком глаза.)
Платон. Об чем вы плачете? Вы должны хвалить меня, я вот последние часики продал.
Зыбкина. Зачем это?
Платон. Чтобы долг заплатить. (Достает деньги.) Вот, приложите к тем.
Зыбкина. Нет, оставь у себя, пригодятся. Без денег-то везде плохо.
Платон. Да ведь там не хватает.
Зыбкина. Чего не хватает?
Платон. Долг-то отдать; не все ведь.
Зыбкина. Да уж я раздумала платить-то. Совсем было ты меня с толку сбил; какую глупость сделать хотела! Как это разорить себя…
Платон. Маменька, что вы, что вы!
Зыбкина. Хорошо еще, что нашлись умные люди, отсоветовали. Руки по локоть отрубить, кто трудовые-то отдает.
Платон. Маменька, маменька, да ведь меня в яму, в яму.
Зыбкина. Да, мой друг. Уж поплачу над тобой, да, нечего делать, благословлю тебя, да и отпущу. С благословением моим тебя отпущу, ты не беспокойся!
Платон. Маменька, да ведь с триумфом меня повезут, провожать в десяти экипажах будут, извозчиков наймут, процессию устроят, издеваться станут, только ведь им того и нужно.
Зыбкина. Что ж делать-то! Уж потерпи, пострадай!
Платон. Маменька, да ведь навещать будут, калачи возить — всё с насмешкой.
Зыбкина. Мяконький калачик с чаем разве дурно?
Платон. Ну, а после чаю-то, что мне там делать целый день? Батюшки мои! В преферанс я играть не умею. Чулки вязать только и остается.
Зыбкина. И то дело, друг мой, все-таки не сложа руки сидеть.
Платон (с жаром). Так готовьте мне ниток и иголок, больше готовьте, больше!
Зыбкина. Приготовлю, мой друг, много приготовлю.
