Петр Киле - Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга
Входит Серов и молча раскланивается, тут же приступая к приготовлениям к работе. У художника столь непринужденный вид, что ясно, ничто и никто его не стесняет, и Мария Федоровна, отступив к двери, невольно останавливается; Горький, усевшись по жесту Серова, оглядывается на нее, при этом рукой касается груди, словно желая остановить кашель.
С е р о в
А, хорошо! Глядите на нее.
Мария Федоровна, вы могли бы
Пока остаться?
М а р и я Ф е д о р о в н а
Да, конечно. Здесь?
С е р о в
Нет, можете присесть. Подчистить нужно.
Г о р ь к и й
(раскашлявшись)
Простите.
С е р о в
Нет, не вам просить прощенья.
Рабочих расстреляли, понимаю,
Глаза у страха велики. Но после
Не осознать, какое злодеянье
Допущено? Заступников несчастных,
Людей невинных, засадить в тюрьму?
Г о р ь к и й
Не страшно. Власть в жестокости своей
Достигла лишь обратного. Хуже,
Мария Федоровна разболелась
В то время в Риге; не успел приехать,
С жандармами обратно в Петербург
И в казематы - удостоен чести.
М а р и я Ф е д о р о в н а
Честь хороша, да грудь слаба. За месяц
Болезнь столь развилась, что я, боюсь,
Еще бы месяц - и всему конец.
С е р о в
Вступился за писателя весь мир.
Приятно знаменитым быть?
Г о р ь к и й
Полезно,
Быть может, но приятного в том мало.
М а р и я Ф е д о р о в н а
Вы знаете, ведь знаменитость сами.
С е р о в
Да, видно, слава светит, но не греет.
(Показывает жестом вернуться к исходному.)
Мария Федоровна проходит к выходу, а Горький, оглянувшись на нее, подносит руку к груди.
М а р и я Ф е д о р о в н а. Приятно было поговорить с вами, Валентин Александрович. Я бы охотно осталась здесь стоять, да у меня дела.
С е р о в. Алексей Максимович будет несомненно видеть ваш образ, и я буду ощущать ваше присутствие, Мария Федоровна.
М а р и я Ф е д о р о в н а (с улыбкой). Еще говорят, что вы молчаливы и не любезны.
С е р о в. У меня есть разные способы обращения с моделью для наилучшего результата. Ну-с, приступим.
Пауза.
Г о р ь к и й (откашлявшись). Однако какая хитрая бестия этот Витте! Обошел всех - и японцев, и американцев.
С е р о в. А причем тут американцы?
Г о р ь к и й. Он повел себя в Америке, как конгрессмен, что метит в президенты, и всем понравился. Выходя из поезда, он шел к паровозу и пожимал руки машинистам.
С е р о в. Это высший царский сановник? Что ни говори, времена переменились.
Г о р ь к и й. Еще как! Самодержец всея Руси сидит в Петергофе, как пленник, а Россия охвачена всеобщей стачкой. Заключив мир с Японией, Витте теперь вообразит себя спасителем отечества, как Наполеон.
С е р о в. Он теперь граф, он монархист. Но царь недолюбливает Витте. Он найдет другого на роль диктатора, и кровь прольется на этот раз по всей России.
Г о р ь к и й. Пусть прольется у тех, у кого голубая, как говорят, кровь, а поэт сказал, черная.
С е р о в. Как ни рассуди, все это ужасно. Нельзя ли остановиться на конституционной монархии без гражданской войны?
Г о р ь к и й. Где такое было? В той же Англии сначала отрубили голову Карлу, а уже после восстановили монархию с парламентом и правительством, которые и управляют страной. Принцессе Дармштадтской надо бы знать историю Англии. Ведь она росла при английском дворе.
С е р о в. Боюсь, с православием императрице привили и самовластье с идеей власти от Бога.
Сцена 3
Александрия. Нижний дворец. Кабинет Николая II. Николай; входит петербургский генерал-губернатор и товарищ министра внутренних дел Трепов.
Т р е п о в. Ваше величество! Я счел своим долгом доложить о совещании, которое провел у себя граф Витте - с петербургским генерал-губернатором...
Н и к о л а й. То есть с вами.
Т р е п о в. ... и военным министром. Обсуждался один вопрос - вопрос о диктатуре.
Н и к о л а й. И кто же из вас готов взять на себя диктаторские полномочия и подавить сопротивление силой? Не вы ли, генерал?
Т р е п о в (вытягиваясь и вращая глазами). Если прикажете, ваше величество! Но...
Н и к о л а й. У вас очень бравый вид, но, похоже, вы умеете лишь стращать нас, а не бунтовщиков. Почему нельзя возобновить железнодорожное сообщение между Петергофом и столицей?
Т р е п о в. Ваше величество! Можно восстановить движение, выставив солдат вдоль железной дороги, но зачем? Прибывание в столице не безопасно. В Александрии надежнее, охрана береговая и морская усилена. В случае необходимости всегда морем можно уйти в одну из соседних стран.
Н и к о л а й. Ах, вот до чего вы все напуганы! Старик Победоносцев, которого я привык слушать с детства, толкует о бездне, куда обезумевшая толпа несет его с собою, и спасенья нет. Мне говорят и пишут: то, что происходит, не одно волненье молодежи, не мятеж, а революция. И тут мне сообщают о предстоящем шествии рабочих к Зимнему дворцу. Что мне думать?
Т р е п о в. Я говорю всего лишь о мерах предосторожности, государь.
Н и к о л а й. Это в компетенции коменданта. Так, к чему же вы пришли на совещании у графа Витте?
Т р е п о в. Ваше величество! Я прямо заявил, что рассчитывать на успокоение через войска невозможно и не потому, что это средство само по себе, конечно, длительного и здорового успокоения дать не может, а вследствие отчасти неблагонадежности, а главное, слабости этой силы.
Царь молча глядит перед собой.
Армия все еще на Дальнем Востоке, а запасные полки из резервистов настроены, как все общество. Военный министр подтвердил мои выводы, а графа Витте, похоже, удовлетворило то, что я не рвусь в диктаторы.
Н и к о л а й. В таком случае, что же остается? Уплыть на яхте "Штандарт" в Данию?
Т р е п о в. Можно и уплыть, ваше величество. Между тем поручить графу Витте навести порядок в стране, облачив его полномочиями премьер-министра, как в Англии.
Н и к о л а й. Он этого и добивается.
Т р е п о в. Ваше величество, это назревшая необходимость. Если своевременно не пойти ей навстречу, все пропало.
Н и к о л а й. А ведь граф Витте не захочет видеть вас в должности петербургского генерал-губернатора и товарища министра внутренних дел?
Т р е п о в. Ваше величество, не задумываясь, пожертвуйте мной. Сегодня еще можно спасти корону, завтра будет поздно думать о спасении жизни царственных особ. Бушует не обезумевшая толпа, государь, смутой охвачены все слои общества сверху донизу. Кровопускание не принесло успокоения, а лишь ожесточило всех. Необходимо примирение, как после грозы и бури наступает затишье, и в души снисходит благодать.
Н и к о л а й (ободряясь). А разве пароход прибыл уже?
Т р е п о в. Ваше величество, я прискакал на лошади, чтобы быть здесь раньше графа Витте и успокоить голову.
Николай кивком головы отпускает Трепова и вынимает зажигалку; входит Александра Федоровна.
А л е к с а н д р а Ф е д о р о в н а
Как мы спокойно жили здесь все лето,
Не глядя на эксцессы и восстанья,
С надеждою на заключенье мира,
С тем воцарится в государстве мир.
Н и к о л а й
Как пленники в Александрии милой,
И в том была своя отрада, знаешь.
А л е к с а н д р а Ф е д о р о в н а
Или уплыть на яхте к финским шхерам,
Как в небеса, отверстые для счастья
В кругу семьи, с наследником-младенцем.
Н и к о л а й
Но именно туда явился Витте
С известием о мире, торжествуя,
Как победитель. Что же делать было?
Я в графское достоинство его
Возвел, ну, по обычаю, конечно,
А он обмяк от милости такой.
А л е к с а н д р а Ф е д о р о в н а
Да, честь и слава головы всем кружат,
И выше, чем ступень, все тянет выше,
Уж не остановиться и пред бездной.
Н и к о л а й
Довериться ему мы можем, Аликс.
Все до смерти напуганы вкруг нас
И видят в нем спасителя престола.
А л е к с а н д р а Ф е д о р о в н а
Ты плохо слушаешь меня, ах, Ники!
Есть в небе Бог, а ты - его наместник, -
В том смысл самодержавия и прелесть, -
Мне эта мысль была всегда по сердцу,
И с верой в Бога я люблю тебя,
Как часть его, подобье высшей силы,
Со страстью богородицы земной.
Н и к о л а й
(целуя жену)
Прекрасно! Так и я тебя люблю.
Мы избранники божьи, как святые,
При том мужчина, женщина вполне.
А л е к с а н д р а Ф е д о р о в н а
С ответственным правительством граф Витте
Возьмет всю власть и изничтожит нас
Руками обезумевшей толпы.
Н и к о л а й
Ну, полно, Аликс! Он нас защитит,
Как графское достоинство свое,
Иначе сам все потеряет тоже.
Дежурный генерал докладывает о прибытии графа Витте. Александра Федоровна усаживается в кресло. Входит граф Витте и раскланивается со смущением.
