Андрей Жиров - Путь в космос
З а н а в е с
В. Губарев
ОСОБЫЙ ПОЛЕТ
Пьеса в двух действиях
Н и к о л а й — командир космического корабля.
В а л е р и й — бортинженер корабля.
С м о л к и н Я к о в — майор, дублер Николая.
П р е с н я к о в — начальник главка.
П а ш и н В а с и л и й П е т р о в и ч — Главный конструктор.
К р е м н е в К о н с т а н т и н С т е п а н о в и ч — директор Центра управления.
К у д р я ш о в а Т а т ь я н а М и х а й л о в н а — баллистик.
Л о ш а к о в Б о р и с }
З у б о в В и к т о р }
В е р а } — журналисты.
П о л у я н о в Ю р и й — телекомментатор.
К о н с у л ь т а н т п р и п р е с с е.
О к с а н а — жена командира.
К о с м о н а в т, к о т о р ы й п о г и б.
О п е р а т о р Ц е н т р а у п р а в л е н и я.
ПРОЛОГ
Г р о м к а я с в я з ь. Пожалуйста, потише! Сразу после заседания Государственной комиссии — встреча экипажа с Главным конструктором.
Комната Главного конструктора на космодроме. По-домашнему уютно. Мягкие кресла, низкий столик. Портреты Циолковского, Королева, Гагарина. Горит настольная лампа. П а ш и н, ему за шестьдесят, но держится прямо, спортивен, приглашает Н и к о л а я и В а л е р и я войти.
П а ш и н. Вот здесь и поговорим. По-домашнему. Как принято. Не так ли, Николай?
Н и к о л а й (оглядывается). Ничего не изменилось, хоть и пять лет прошло…
П а ш и н. Ну что же, дорогие «Марсы», хочу еще раз вас поздравить. Так сказать, в неофициальной обстановке… Теперь уже вас никто снять с полета не может, никто… Поздравляю! Я очень рад.
Н и к о л а й. Только бы кирпич на голову не упал.
П а ш и н. Для вас насморк опаснее.
В а л е р и й. Было такое?
П а ш и н (смеется). К счастью, нет, но медики уже давно запугали меня… Чай, кофе?
Н и к о л а й. Кофе, пожалуй. Три месяца — ни капли. Медики считают, что возбуждает.
П а ш и н. Ох уж эти медики. А знаете, я тоже мечтал туда. Одиннадцатого апреля это было. Поднялся к кораблю, вышел на площадку. Степь кругом, солнце огромное, мохнатое какое-то и тишина. Думаю, полететь бы. Честно говоря, в душе надеялся, что смогу. А утром Гагарин. После него это чувство пропало: словно сам побывал там… Давно это было, а когда Главным стал — снова хочу. Завидую вам, по-доброму завидую.
Н и к о л а й. Я уходил оба раза хорошо. Гладко. Как на тренажере.
П а ш и н. Ну, не совсем. Пульс около сотни был. При втором старте… Больше волновался?
Н и к о л а й. Просто знал, на что иду.
П а ш и н. Второй старт всегда труднее. (Обнимает космонавтов.) Надеюсь я на вас, ребята. Очень надеюсь… Прошу об одном: без риска. Спокойно, надежно и без риска.
В а л е р и й. Там же разобраться надо…
П а ш и н (строго). Поэтому и без риска. Уже восемь экспедиций провели. Гладко, как и планировали. И никто не упрекнул бы нас, что работу со станцией закончили. А жаль… Крутится. И думаю, что еще нам послужит… В общем, уломал продолжить работу. Так что надеюсь на вас очень.
В а л е р и й. Значит, любой риск оправдан!
П а ш и н. Нет, дорогой, нет. Тот, что запланирован, достаточен.
Н и к о л а й. Думаю, что все будет нормално.
П а ш и н. Что-то ты с болгарским акцентом говоришь?
Н и к о л а й (показывая на Валерия). Он заразил…
В а л е р и й. В прошлом году отдыхал в Варне, оттуда и привез. По-болгарски как-то убедительнее получается.
П а ш и н. Ну, «нормално» так «нормално»… А я в отпуск предпочитаю по Сибири поездить. На Байкал, по Енисею, по Лене. Поверьте мне, старику, это лучше любого курорта, даже заграничного. Кстати, в прошлом году в Томске был. (Николаю.) Твой бюст видел, по-моему, неплохо. Самому-то нравится?
Н и к о л а й. Непривычно на себя со стороны смотреть.
В а л е р и й. О старушке расскажи…
П а ш и н. Какой старушке?
Н и к о л а й. Нелепый случай… Подхожу к бюсту, смотрю. Впервые увидел — на открытие не смог, а точнее, не захотел поехать: не люблю такие мероприятия… Значит, стою, вдруг вижу — старушка букетик цветов положила и начинает молиться. Бормочет что-то, будто за упокой души. Ну и не выдержал. «Бабуля, — говорю, — живой я…» Она глянула и такого стрекача дала, что догнать не мог… Рассказал ребятам в отряде, вот они и подшучивают.
П а ш и н. Без шутки в любом деле, а в нашем особенно, обойтись трудно… Значит, договорились. Корабль и носитель в порядке. Корабль прошел все испытания без единого замечания… Так что счастливого вам старта и мягкой посадки! Если у вас просьб и пожеланий нет, тогда закончим нашу «тайную вечерю»… (Встает, показывая, что разговор окончен.)
Н и к о л а й (смотрит на него пристально). Если можно, еще пять минут…
П а ш и н (удивленно). Конечно.
Н и к о л а й. Почему вы хотели, чтобы я летел?
П а ш и н. Это коллективное решение.
Н и к о л а й. Знаю, что вы настаивали. «Агентура» работает…
П а ш и н. Интересно, что за агенты у тебя в комиссии? Уж не Кремнев ли? Странно… Да не нужно тебе всего знать. Позади все. Летишь ты и, пожалуйста, поберегись: без кирпичей и насморка.
Н и к о л а й. Мне нужно знать. Чтобы в полете об этом не думать.
В а л е р и й. У нас в отряде считали, что Смолкин пойдет.
П а ш и н (Николаю). Медики тоже возражали. Скачет у тебя давление — сорок семь все-таки, да и соль в позвонках — возраст.
В а л е р и й. Я опасался, что медкомиссию не пройдет.
П а ш и н. На пределе проскочил… Больше ведь не пропустят. Последний твой полет, Николай.
Н и к о л а й. Знаю. За него — спасибо.
П а ш и н. Я тебя благодарить должен. Я… За тот, твой первый полет… Помнишь?
Н и к о л а й. Конечно.
П а ш и н. И свои слова на комиссии?
Н и к о л а й. Я много тогда говорил лишнего.
П а ш и н. Не об этом. О первой седине?
Н и к о л а й. Вырвалось…
П а ш и н. И о трех минутах?
Н и к о л а й. Это же эмоции…
П а ш и н (вспоминает). «Я должен честно и откровенно сказать, что чувствовал во время полета. О тех минутах, когда мне было плохо, — потому что после меня пойдут другие…»
Н и к о л а й. Но меня перебил Пресняков.
П а ш и н. Да, он сказал, что от экипажа не эмоции нужны, а факты.
Н и к о л а й. Он был прав, наверное.
П а ш и н. Тогда и мы так думали. На мелочи внимания не обращали. Описка в бортжурнале пустяком считалась. Пустяком…
Н и к о л а й. Она мне дорого обошлась… И все-таки вы не ответили.
П а ш и н. Считай, что прихоть Главного. Мол, не привык в долгу быть. Выплачивает. Даже космосом.
Н и к о л а й. Тем более непонятно.
П а ш и н. Ну раз настаиваешь… (Пауза.) Верил, что полетишь?
Н и к о л а й. Уже точку поставил. Давно.
П а ш и н. Ты не вини других. Суеверные мы. А ты гладко не летал. Невезучим, что ли, уродился?.. Но ни разу не дрогнул… (Расхаживает по комнате.) Разбрасываемся мы очень, Николай. И техникой, и людьми. Два полета у тебя. Трудных. И даже очень. Такого опыта у других нет. Так что же, из-за каких-то позвонков списывать тебя?.. Отдай ему (кивает на Валерия) вначале, что приобрел сам… Теперь космос другой. Он привередливым стал, мыслителей требует. Мыслителей… Сергея Павловича Королева это слова… Космос не для суперменов — для людей. Это уже мое… (Смеется.)
Н и к о л а й. Значит, я из будущих инвалидов-космонавтов, как говорит моя жена?
П а ш и н (хмурится). Шутка неудачная…
Н и к о л а й. Извините.
П а ш и н. А жена против?
Н и к о л а й. Нервничает. Как обычно.
В луче света возникает О к с а н а.
О к с а н а. Как обычно? Пятнадцать лет — и как обычно? Бывает предел всему… Я больше не могу.
Н и к о л а й (Оксане). Это в последний раз.
О к с а н а. И первый полет мог быть последним.
Н и к о л а й. Зачем ты так?
О к с а н а. Помнишь — с дачи переезжали? Чемодан поднял, еле разогнулся… И профессор сказал: «С позвонками не шути…» И во сне стонешь…
Н и к о л а й. Медкомиссию прошел, — значит, здоров.
О к с а н а. А зачем звезды на комиссию надел? Они ведь люди — подействовало…
Н и к о л а й. У нас медики строгие. На чины и звания не смотрят. Пропустили, — значит, здоров.
О к с а н а. Мы ведь не на комиссии!.. Не пущу. Хватит. К Главному пойду, он поймет.
