Ларс Нурен - Пьесы
КАТАРИНА. Что ты сказал?
ФРАНК. Не знаю, стоит ли тебе продолжать.
КАТАРИНА. Вы понимаете, о чем я?.. Ну то есть фантазии ему не помогают, больше не помогают…
ФРАНК. Как мило посидели. У Томаса уши трепещут, как стулья модели «бабочка». Не позорься больше. (Подходит к КАТАРИНЕ.)
КАТАРИНА. Он хочет, чтобы я ходила в ночные клубы и приводила оттуда мужиков, а потом бы трахалась с ними дома, а он бы смотрел на нас и притворялся бы моим старшим братом. Скоро он еще захочет, чтобы я брала за это деньги. Он тогда совсем перестанет работать. Он сутенер. Перед вами сутенер. Франк самый настоящий сутенер. Посмотрите. Ты же сутенер. Самый обычный шведский сутенер.
ФРАНК. Я больше не реагирую на ее слова. Какой прогресс.
Пауза.
Я тебя не слышу. Не слышу тебя. У меня не ловится эта частота, или ее вообще нету. Я только так думал. Я пытался. Но на самом деле ее не существует.
КАТАРИНА. Я навсегда останусь с тобой, если ты мне только будешь приводить новых мужчин.
ФРАНК. Конечно.
КАТАРИНА. Мне, пожалуйста, хорошо сложенных мужчин.
ФРАНК (подходит к столу, чтобы налить себе в бокал). Сексуальных парней, как говорится.
КАТАРИНА. Это он любит. Это красиво. Вы бы видели, как он плачет по утрам. Стоит на коленях и плачет, и говорит, что они же все для меня ничего не значат, что я не люблю ведь их, я ведь люблю только его… Конечно-конечно, говорю я, ты прекрасно знаешь, что люблю я только тебя… Мы больше никогда так не будем. Ну пожалуйста, Катарина. Достаточно. Это было в последний раз. Но этот последний раз никогда не настает. Мы были в Таиланде. Потрясающая страна. Вы были в Таиланде?
ФРАНК. Тебе лишь бы что-нибудь болтать, я так понимаю. Ты напилась? (ЙЕННЕ.) Это все неправда.
ЙЕННА. Господи боже мой, что с вами такое? Я никогда с таким не сталкивалась.
ФРАНК. Что с нами… Что с нами такое?
ЙЕННА. Ну вы сеете в людях тревогу… мне это не нравится… Это так агрессивно… (Возмущенно.) А ты сидишь и молчишь!
ТОМАС. А что ты мне предлагаешь делать? Меня это все не касается. (Встает, идет в коридор.)
КАТАРИНА (идет за ТОМАСОМ). За эти девять лет, что мы живем вместе, я усвоила золотое правило: когда он бьет меня, это это не мне больно, а ему.
ФРАНК. Я сдаюсь.
КАТАРИНА. Но я больше не могу, больше не в силах…. (Подходит к ЙЕННЕ, которая сидит в кресле.) Мне нужна помощь… Йенна, я больше не могу.
ФРАНК. Неправда.
КАТАРИНА (садится рядом с ЙЕННОЙ, плачет) Мне страшно, Йенна, мне страшно… Можно мне побыть у вас?
ТОМАС. Конечно, можно.
ФРАНК (подходит к креслу). Будь так добра, прекрати это все.
КАТАРИНА. Я должна уйти отсюда… Можно мне пойти с вами? Можно переночевать у вас одну ночь? Можно я переночую у вас, внизу, одну ночь?.. Умоляю, не оставляйте меня с ним одну… не оставляйте меня… Я не знаю что он может со мной сделать.
ЙЕННА. Конечно, приходи к нам. Ты можешь переночевать в комнате у Сары. Она сегодня у бабушки.
КАТАРИНА. Простите меня, но мне надо бежать отсюда.
ТОМАС. Конечно.
ФРАНК. Какой ужас. Тебя невозможно слушать.
КАТАРИНА. Не позволяйте ему приближаться ко мне.
ФРАНК. Ты в своем уме? Я никогда к тебе больше близко не подойду.
КАТАРИНА. Томас.
ТОМАС (подводит КАТАРИНУ к стулу). Не бойся ничего… Пока я здесь, он тебя не тронет.
ФРАНК достает коробку из полиэтиленового пакета.
КАТАРИНА. Не отходи от меня… Не оставляй одну… Пойдемте вниз. Заберите меня отсюда… Я только переночую.
ТОМАС. Конечно, приходи.
ФРАНК достает из пакета урну, подходит к КАТАРИНЕ и высыпает прах на нее.
ЙЕННА (встает). Нельзя так делать. Так не делают.
ФРАНК (спокойно). Однажды я убью ее.
КАТАРИНА. Ты уже это сделал.
Пауза.
ЙЕННА. Но так нельзя делать… Нельзя так делать.
КАТАРИНА встает, идет в коридор, берет пылесос, возвращается с ним в комнату, включает в розетку и начинает пылесосить. ФРАНК падает на колени, собирает пепел, кладет к себе в карман, разговаривает. Звук от пылесоса превращается в монотонную мелодию.
ФРАНК. Я не хотел. Прости. Зачем я это сделал? Как я мог? Что на меня нашло?
Пауза.
Я не думал, что пепла будет так много. Она была такая маленькая. Они вдруг становятся такими маленькими, даже не успеваешь заметить. Она мне снилась сегодня. Мне никогда не снятся сны. Никогда. Никогда их не помню. Не знаю почему. Мы сидели в комнате: она, я и Катарина. В комнате был полумрак. Снаружи что-то происходило, война, что ли, какой-то всадник скакал по горам… может быть, это была американская гражданская война, а сидела напротив меня, по другую сторону стола, с большой сумкой на коленях. Она открыла сумку, чтобы что-то достать. Катарина стала ей говорить, что я… нет, что она обо мне позаботится, обещала заботиться обо мне, следить, чтобы со мной ничего не случилось, пыталась убедить мою маму, что я заслуживаю любви, что я имею право жить и… Я говорил без остановки, как в «Тысяче и одной ночи», не помню уже о чем… А в сумке у мамы был револьвер, и как только я замолкал, чтобы перевести или чтобы придумать другую историю, или… рука сразу же скользила глубже в сумку и сжимала револьвер — она могла достать в любой момент, потому что собиралась пристрелить меня, но я говорил и говорил, и ей приходилось слушать меня и ждать, не потому что она слушала, что я говорю, а чтобы дождаться того мгновения, когда больше не смогу продолжать, когда я замолкну, тогда она пристрелила бы меня. Но я вдруг резко вскочил, бросился к двери, хотел захлопнуть ее и запереть снаружи. Но дверь вдруг превратилась в занавес и ручки я найти не смог. Дальше я не знаю, что случилось. Какое-то зеркало… Ткань… Красивые вещи… женщина, из партии правых, вероятно… Гобелены… Что я здесь делаю… Здесь полный покой… Занавеска за моей спиной… Она разговаривает со мной… У нее есть рука. Длиной в два метра. И занавеска разговаривает со мной. Она кладет руку мне на плечо и просит говорить потише… я слишком громко говорю?. Я дрожу? Они могли бы мне помочь с третьим измерением. Все, что я мог сделать, — это высыпать пепел на пол. (Снимает ботинки и носки, один ботинок надевает обратно, в другой сыпет пепел.) Большое становится маленьким, маленькое становится еще меньше. (Высыпает прах.) В голове у меня только и носится, что так нельзя делать. (Пробует пепел на вкус, облизывает пальцы.) Не понимаю, почему все от меня ускользает. Ты не знаешь? Сначала все такое объективное и конкретное, а потом вдруг испаряется, как запах. Я терпеть не мог Дага Хаммаршёльда, терпеть не мог его, его манеры, больше всего манеры… член в бутылке, член во флаконе, нажимаешь, пшик-пшик… однажды мне захотелось, чтобы меня слушал и трогал в темноте другой человек… Однажды мне захотелось почувствовать глубину другого человека, и мне туда захотелось… Хотел увидеть их еще раз здесь… чтобы они пришли сюда… Мне холодно. И знаете, что случилось? На меня навалился занавес. Просто крепко схватил меня за плечи… Чего тебе от меня надо? Чего ты от меня хочешь?.. Люди выходят из кухни, здесь никого нет, они не разговаривают… Возникла трудность… Человек вышел через комнату, и теперь здесь никого нет… Тяжело… Еще тяжелее… Нас нет. Страшно. Нас нет… Мама, где ты?.. Мама? Тебя нет. Где ты, когда тебя нет? Кто была моя мама? Очень тяжело. По-настоящему тяжело. Я плачу. (Слез нет.) Что-то случилось… Занавес меня схватил и за колени… Чего тебе надо?.. (Пауза.) Я снова и снова шепчу твое имя, чтобы не сойти с ума. Вот… Сейчас случится что-то очень интересное. Я встаю. Я иду. Я ухожу. Я ухожу из комнаты, ухожу от людей, которых в комнате нет. Я прощаюсь. И ухожу. Ухожу. Смотрите. Лишь тот, кто идет, сможет вернуться.
Никто не двигается. ФРАНК выходит из комнаты, выходит за дверь, не закрывая ее, спускается по лестнице. ЙЕННА вдруг вскакивает и бежит за ним. Бросает афишу на пол. Музыка опять становится шумом пылесоса.
КАТАРИНА и ТОМАС долго стоят и смотрят друг на друга. ТОМАС выжидает. Потом подходит к КАТАРИНЕ, грубо хватает ее за промежность. Пылесос мешает.
КАТАРИНА. Ой! Не так сильно. (Чихает.)
В ТОМАС (держит по-прежнему КАТАРИНУ крепкой хваткой. Она вынуждена наклониться вперед). Вдруг они придут обратно. Вдруг они вернутся.
