Татьяна Майская - Забытые пьесы 1920-1930-х годов
4-й РАБОЧИЙ (протискиваясь к Сергею). Постанови, сделай милость, чтоб мое дело разобрали в завкоме. По судам таскаться неохота. Пострел с ней, сама того не стоит, сколько из-за нее хлопот будет.
СЕРГЕЙ. Какое дело?
4-й РАБОЧИЙ. Постанови, чтоб баба дома сидела. Справы с ней никакой нету. Дитенков бросила, хозяйство прахом пошло, а она, вишь, общественской работой занимается. Одних убытков не оберешься!
СЕРГЕЙ. А я что? Судья, что ли?
4-й РАБОЧИЙ. Пощуняй ее, чтоб дома сидела. Небось, тебя все слушаются. Житья никакого нету, хотел в разводку подать — детей жалко. От рук отбилась, никаких разговоров не слушает.
РАБОЧИЕ (вместе). Бабы доняли! Насчет семейного вопроса — дюжа скверно!
1-й РАБОЧИЙ. Что верно, ребята, то верно. Всю державу кверху тормашками перекувырнули, завтра хоть на всемирную революцию пойдем, а дома с одной бабой справиться не можем.
РАБОЧИЕ. Что правда, то правда!
1-й РАБОЧИЙ. Одно спасение — в пивнушку! Там дома — галда доняла, а пошел в пивную — одно удовольствие!
РАБОЧИЕ. Что верно, то верно!
1-й РАБОЧИЙ. Чебурахнешь по стаканчику, крышка!
2-й РАБОЧИЙ. А что дома-то? Заботы да хлопоты! Да разве это жизнь, в доме? Разговору никакого нету. Намаешься на фабрике, норовишь отдохнуть, а она галду поднимает. Плюнешь, выругаешься, да в пивную.
1-й РАБОЧИЙ. А что с бабой толковать-то? Не зря сказано: курица не птица, а баба не человек.
2-я РАБОТНИЦА (огрызаясь). Да, в пивную вас носит! Опились, все денежки там пропиваете? Да! Разговоров никаких нету! О чем же с вами толковать-то? Вам только надрызгаться, да и ладно. Вон он (указывает на 4-го рабочего) пришел жаловаться, что жена его общественскими делами занимается, разводки просит, а вы жалуетесь, что у вас дома разговоров никаких нету! Привыкли шляться по пивным, небось, в клуб не ходите, подавай вам там пиво, а на жену жалуетесь.
1-й РАБОЧИЙ. Бабьи разговоры хорошо знаем. Где черт не сладит, туда бабу пошлет.
СЕРГЕЙ (строго). Другая баба умней мужика. Тоже понапрасну говорить нечего.
2-я РАБОТНИЦА. Да вот, о новой жизни толкуем, а ну-ка, устрой с ними новую жизнь!
1-й РАБОЧИЙ. А отчего не устроить? Мы что? Мы всей душой, а только в семье одцохи никакой нету.
2-й РАБОЧИЙ. Мы что? Мы люди темные! А вон он (указывает на Сергея) — передовик! А дома-то, того, Акулина командует! Третьего дня сам видел, из церкви шла, с попом разговаривала. Говорить все можно.
РАБОЧИЕ. Верное слово!
2-й РАБОЧИЙ. То-то и дело! Видать человека! Во всем первый. Ячейка без него не дыхнет, для нас верный помощник, куда ни ткни — везде товарищ Петров, а дома вон, люди сказывают, лампадка горит, и весь дом по старинке! Так-то, товарищи! Ее, домашнюю жизнь, вожжами не скрутишь!
СЕРГЕЙ (сурово). Был грех; а только конец этому. Ломать ее, старую жизнь, не хотелось, а пришел час — и сломал!
РАБОЧИЕ. Сломал?
2-й РАБОЧИЙ. Неужто баба сдалась?!
ЕГОР. Акулина-то? Вот диво!
СЕРГЕЙ (глухо). Ушла!
РАБОЧИЕ. Ушла?! Ловко!
СИДОР. Добром аль неволей?
СЕРГЕЙ. А так, значит, постановил свою волю. Хочешь жить, живи по-новому, а не хочешь — вольная дорога! Держать не буду!
РАБОЧИЕ. Ловко!
2-й РАБОЧИЙ. Ну, это, брат, не того! Не такая баба! Ты ей свою волю, а она — свою. Акулина, брат, не уступит!
1-й РАБОЧИЙ. Самоуправная баба! Акулину-то мы все знаем!
2-й РАБОЧИЙ. Нет, не вернется!
СЕРГЕЙ. Не вернется — ее дело. Я ее не гнал, а уступать ей в таком деле тоже не уступлю.
РАБОЧИЕ (одобрительно). Знамо дело! Уступать бабе зазорно.
СЕРГЕЙ. В правом деле уступать не зазорно. Разве я ее корю? Чем моя баба плоха? Лучше бабы не найдешь! По семье обмирает, хозяйка, сами знаете, умная баба.
РАБОЧИЕ. Истинная правда!
СЕРГЕЙ (возвышая голос). А вот вы меня попрекаете — передовик, а с женой справиться не мог, дом по старине! Да! А что было делать-то? К чему придраться? За что гнать-то было? Рука не налегала. Что, глаз у меня не было? Сам видел, в одной паре едем, да кони мы разные. Я ее правлю влево, а она, значит, на дыбы да вправо. Что поделаешь? Баба с норовом; будь бы полегче, сговорились, а эта помрет, а от своего не отступит.
РАБОЧИЕ. Что верно, то верно!
СЕРГЕЙ (повышенным голосом). Вы что думаете, жену-то бросить легко?! Вы вон со своими грызетесь, а мы жили, сами знаете, лучше не надо. А что получается? Где она, новая жизнь-то? Старый уклон! Я вон зарок дал служить партии, вроде как присягу принял; да! А баба, значит, тянет назад. Тут-то кричим: новая жизнь, новая жизнь, а как домой пришли: гав, гав да за печку! Нет, братцы, так не годится!
РАБОЧИЕ. Что говорить. Слаб народ! Духу в нас мало.
СЕРГЕЙ. Нет, братцы, кругом-то все разломали. А как до себя дошло — тпру! Чужое, дескать, ломай, а своего не трогай? Да! Вот так-то и порешил, братцы, как ни трудно, а значит, обрезал постромки да скинул домашнюю упряжку! В старый свой хлев возвращаться не буду!
РАБОТНИЦА (громко). Молодец!
РАБОЧИЕ. Нам тебя не учить.
СЕРГЕЙ. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Крышка! Раз что сказал, то и сделаю.
1-й РАБОЧИЙ (почесывая в затылке). Ну и черт! И как жить — не придумаешь. Небось, жалко бабу-то?
СЕРГЕЙ. А то не жалко?! Я, вон, ночи не сплю, а все думаю. Чистку нам у себя дома нужно произвести. Раз освобождаться, то в первую очередь от домашнего сору нам надо освобождаться.
РАБОЧИЕ. Что верно, то верно.
2-й РАБОЧИЙ. Вот что, ребята, пора расходиться! С того дела — ахнем в пивную.
1-й РАБОЧИЙ. А слаб человек! Мы — что? По совести говорю, осопатились!
СЕРГЕЙ. Храбрости нету. А что, у человека силы нету? Силы сколько хочешь, а распоряжаться ею, скажи, не умеем.
2-й РАБОЧИЙ. Эх, дома — тоска! Не дом, а провальная яма!
Расходятся.
1-й РАБОЧИЙ. По уму далеко видишь, а вот у себя дома точно куриная слепота нападает.
РАБОТНИЦА (воодушевленно). Товарищ Петров! На вас вся наша надежда! У вас слово не расходится с делом. А это разве люди? Тараканы!
Машет рукой, уходит.
РАБОЧИЕ. Тараканы?! А какая наша жизнь? Что мы понимаем-то? Вот сюда придешь, потолкуешь, то и есть! А дома окромя забот — ничего!
Уходят.
СИДОР (к Сергею). Идешь, что ли?
СЕРГЕЙ (угрюмо). Нет, здесь останусь, заниматься буду.
СИДОР уходит. Остается один ЕГОР. Тишина. СЕРГЕЙ просматривает заявления.
Пауза.
СЕРГЕЙ (поднимая голову). А ты что нейдешь?
ЕГОР (раздумчиво). Идти, так идти вместе. А то чего один сидеть будешь?
СЕРГЕЙ. А куда идти-то? Дети, небось, убегли к матери, дома никого нету, а одному сидеть, сам знаешь, веселья-то мало.
ЕГОР (тихо). Как это ты давеча сказал, что Акулина ушла, так ровно кто кувалдой меня по голове пристукнул. Неужто из-за этих самых икон?
СЕРГЕЙ. А черт ее знает. Иконы-то все перетаскала к старухе, и с того самого вечера, как ушла, не вернулась.
ЕГОР. Что говоришь? Дивное дело! И весточки не подала?
СЕРГЕЙ (тихо). Не подала.
ЕГОР. Поди ж ты! Значит, дюжа обиделась.
СЕРГЕЙ. Нравная баба! Как козел упрется, не сопрешь.
ЕГОР. Замириться бы.
СЕРГЕЙ (волнуясь). А как замириться-то? Слышал, что сказала? «В поганом месте, говорит, жить не буду». Значит, опять веду эту канитель с попами? А ребята как? Она, вон, их с собой в церковь таскает. Мишка-то побольше, не слушается, а Сенюшка-то от ее юбки не отстает.
ЕГОР. А на мой взгляд — замириться. Черт с ней, пусть бы возилась с иконами, это мы прошлый раз, брат, погорячились.
СЕРГЕЙ (уклончиво). Что вышло, то вышло.
ЕГОР. А ежели не вернется?
СЕРГЕЙ (встает). Там видно будет.
ЕГОР. Аль мне сходить, поговорить с нею?
СЕРГЕЙ (раздраженно). О чем говорить-то? Что, дескать, я пред ней извиняюсь и прошу ее пожаловать во святой угол? Она тебе на шею сядет. Эта проклятая старуха у меня все пороги обила.