Афанасий Салынский - Драмы и комедии
М а р и я И п п о л и т о в н а. Самое время, дружочек, сделать что-либо доброе Клавдии Иосифовне! Вспомни Толстого.
А н д р е й. Чингисхана, бабушка! Чингисхана!
Гаснет сеет. Затем мы видим К л а в д и ю. Она у телефона. В ее повадке ощущаются новые черты; она как бы угнетена бременем славы, полна сознания своей правоты и, пожалуй, сама успела поверить в собственную ложь…
К л а в д и я. Три дня, Иванушка… три дня глубокой печали… Воспоминания… Как подземные воды точат душу. (Громче.) Душу точат. Ах, как отринуть?.. Жизнь, только жизнь все поставит на место. Я чувствую небывалую ответственность. Будто он, Василий, приказывает: то, что в мирной жизни не успел свершить я сам, сделай ты, масштабно, ярко! Но я вдруг обнаружила, что беспомощна, как девчонка… Мне намекают, не далее как вчера, пока не скажу кто: не упускайте возможности, Алфимова из крайисполкома уходит на пенсию. Казалось бы, я… конечно! И тот же деловой профиль: культура… Иванушка, я не смею даже намекать. Слишком высоко то имя, которое я теперь ношу. А кроме того, я полагаю, теперь я вправе надеяться, что все произойдет без моих усилий… Ты?.. Что ж, толкни осторожно, если можешь… Целую тебя. (Опускает трубку.)
Входит В а л е р и й.
В а л е р и й. Мать, Ольга теряет остатки скудного разума. Швырнула в меня томом энциклопедии!
К л а в д и я. Извини ее, повышенная нервозность.
В а л е р и й. Я ей говорю: отпуск у Максима кончается, уедет в свою Москву — и гуд-бай… А она в меня — томом… А почему бы ей не поехать с Максимом?! Взяла бы отпуск… Ты знаешь, сколько Максим монеты зашибает? Заглянул я как-то случайно в его партбилет…
К л а в д и я. Каким образом?
В а л е р и й. Самым простым. Висел пиджак на стуле…
К л а в д и я. И ты посмел?! Это же гнусно, пойми.
В а л е р и й. Начинается проповедь… Хорошо, пиджак на стуле не висел, и я никуда не заглядывал.
К л а в д и я. Валерий! Ну-ну, начал — так рассказывай.
В а л е р и й. Глаза на лоб полезли… что ни месяц — триста, триста пятьдесят рублей. А за декабрь прошлого года — сразу четыре тысячи. Это же новыми! Изобретение какое-нибудь.
К л а в д и я. Человек он, безусловно, порядочный. Вот поедет ли с ним Ольга — да, вопрос. А хорошо бы, очень… Это сразу разрядило бы тут атмосферу.
В а л е р и й. Мамаха, мне пора в дружину. Патрулирование улиц. (Уходит.)
Входит А н д р е й.
К л а в д и я (вслед). Счастливо, сынок. (Подходит к Андрею.) Что читаешь, Андрюша?
А н д р е й (отчужденно). Достал в библиотеке. Физиономика.
К л а в д и я. Размах бровей индивидуума… складки рта…
А н д р е й. Изучаю фотографии Ольги. Сравниваю с моим лицом, с фотографиями отца. Я стал в тысячу раз внимательнее к тому, как люди говорят, как смотрят, как улыбаются, как отворачиваются, умолкают, как опускают глаза, как они ходят, сидят, здороваются…
К л а в д и я. Андрюша, значит, не только бабушка, но и ты не веришь мне?!
Входит М а р и я И п п о л и т о в н а.
М а р и я И п п о л и т о в н а. Гудуть мои ноженьки… (Садится.) Здравствуй, невестка.
К л а в д и я. Добрый день, мама. (Уходит.)
А н д р е й (нетерпеливо). Данные твоей разведки? Выкладывай, бабуля.
М а р и я И п п о л и т о в н а. Пить хотца.
А н д р е й (подает воду). Четвертые сутки — и никакого просвета… Ольга на себя непохожа… Украдкой выскальзывает и бежит на работу… Вчера вечером подстерег ее. Вырвалась, заплакала. Сказала: если я буду ловить ее — перестанет появляться дома, будет жить у подруг.
М а р и я И п п о л и т о в н а. Это понятно.
А н д р е й. Ты была в депо?
М а р и я И п п о л и т о в н а. Была. Проникла. Ползала там по-пластунски… Стоит перед глазами молодой, красивый парень, кочегар… Запомнила — Илья. А фамилия? Как-никак двадцать четыре года отстукал век… Вот и перебрала я со старыми паровозниками всех тех, кого зовут или звали Ильей…
А н д р е й. И — не нашла?
М а р и я И п п о л и т о в н а. И нашла, и не нашла… Мужчина лет под пятьдесят. Лучший машинист депо, Илья Дичалов. Все, все ему выложила, на уровне самого доходчивого психологизма. А он — ни звука! Чугунный, литой. Закатит глазищи, что-то свое соображает… сокровенное…
А н д р е й. Так, может, Илья, да не тот?
М а р и я И п п о л и т о в н а. Тот, узнала я его. Ходил, гулял с Клавдией. А потом Клавдию к Васе ревновал. Тот!
А н д р е й. Баба Маша, мне бы с этим Ильей Дичаловым поговорить по-мужски?
М а р и я И п п о л и т о в н а. Видно, не миновать, поговори. Ай да Клавдия свет Иосифовна… Увидела цель — и сразу, без колебаний… Давно, давно я замечала в ней такое, что меня настораживало… Я старалась, думала — худшие черты уйдут с годами. Нет, наоборот, с каждым годом она теряла все то живое, горячее, что было в ее душе…
Входит И в а с ю т а.
И в а с ю т а. Можно или еще нельзя?
М а р и я И п п о л и т о в н а. Где же вы бродяжили почти четверо суток?
И в а с ю т а. В Уссурийске был.
М а р и я И п п о л и т о в н а. А мы даже в милицию, в бюро происшествий звонили.
И в а с ю т а. Хлопот вам добавил, простите.
М а р и я И п п о л и т о в н а. В самом деле, ушел человек, сказал — вернется через час-полтора… и — канул.
И в а с ю т а. Здесь у вас тогда такой разговор пошел, что я, понимаете ли… Все живы, все здоровы?
М а р и я И п п о л и т о в н а (не ответила, пожала плечами). Так и были в Уссурийске?
И в а с ю т а. А что? Деньги, документы — в кармане. Все остальное здесь (стучит по лбу) и здесь (показывает записную книжку). Юность Василия Качурина — целая поэма. Побывал в удэгейской деревне на реке Бикин. Сунулся в тайгу с двумя студентами-удэгейцами… Иду, ружьишко наготове. Мечтаю: хотя бы издали тигр или кабан показался. Нет, не удостоили.
М а р и я И п п о л и т о в н а. Ваше счастье. Хотите умыться с дороги?
И в а с ю т а. Боюсь, вокруг меня в ванной комнате образуется болото. Я одичал. Для зоологов мое состояние — научная находка.
М а р и я И п п о л и т о в н а. Идите, образуйте болото.
И в а с ю т а (подвигается к Андрею). Андрюша, ну как вы тут, а?
А н д р е й. Здравствуйте, историк.
И в а с ю т а. Честно говоря, я почувствовал фальшь…
М а р и я И п п о л и т о в н а. Когда умоетесь и сможете меня выслушать, я вам все доложу.
Входит М а к с и м М и н а е в.
М а к с и м. Здравствуйте. Ландыши для Ольги. А это вам, Мария Ипполитовна. (Отдает ей сверток.)
М а р и я И п п о л и т о в н а. Спасибо, Максим.
А н д р е й. Бабуля, поставь цветочки в уксусную эссенцию.
М а р и я И п п о л и т о в н а выходит.
Знакомьтесь. Тоже москвич.
И в а с ю т а. Сергей Ивасюта.
М а к с и м. Максим Минаев. Ольга дома?
А н д р е й. Да. Максим, пойдемте лучше прогуляемся, поговорим.
М а к с и м. Если бы можно — после…
И в а с ю т а. Виноват. Я как-то забыл, что я тут… (Быстро уходит.)
М а к с и м. Я все-таки хочу поговорить с Ольгой. Жил я себе, жил. И вот — отпуск… и застрял… При моем постоянстве скучном, это уже наверняка в последний раз. Я знаком с Ольгой сорок шесть часов, тридцать две минуты, восемь — одиннадцать секунд. Из этой колоссальной суммы времени я пробыл наедине с ней всего один-два часа. Коэффициент ничтожный.
А н д р е й. Сегодня вы коэффициент не увеличите.
М а к с и м. Почему?
А н д р е й. Если она не хочет видеть даже меня, родного брата своего, то вас и подавно! Какой-то чужой человек, физик из Москвы.
М а к с и м. Брат? Кто? Вы? Ничего не понимаю.
А н д р е й. Родство свалилось на мою голову, как кирпич с тринадцатого этажа.
М а к с и м. Какие-то загадки…
А н д р е й. Пойдемте в кафе на уголочке. Посидим. Разгадаем. Считайтесь. Брат невесты. Фигура. Считайтесь, несмотря на ваше московское происхождение и могучее общественное положение папаши.
М а к с и м. Мне это надоело в Москве. «Ах, этот Минаев — не сын ли большого Минаева?» — «Сын, сын». Все, чего я добиваюсь адским трудом, рассматривается под одним углом зрения: сам или папаша.
А н д р е й. Протест принимается. Пошли, москвич, полный вперед!
М а к с и м. Хорошо, только я вернусь.
А н д р е й. Увидим. (Задержался, роется в кармане.)
