Афанасий Салынский - Драмы и комедии
М у ж с к о й г о л о с. Такая тяжелая вязанка… Девушка!
Шум ветра и дождя.
Что это вы нелюдимая такая? Разрешите, я донесу!
Г о л о с Н и л ы. Благодарю, не надо.
М у ж с к о й г о л о с. Ох и глаза!.. Вы знаете, какое у меня теперь самое большое желание в жизни? Снова встретить вас. Куда она нырнула? Девушка, девушка… Я все равно вас найду!
Грубо разрушив атмосферу воспоминаний Нилы, вбегает Т у з и к о в а — женщина лет за тридцать, рыжая, голосистая. Будто бы не заметив Нилы, пробегает через комнату, стучит в левую дверь.
Т у з и к о в а. Зойка! Зойка… отопри!
З о я (из-за двери, сонным голосом). Мне в ночную смену.
Т у з и к о в а. Отпирай, говорят, дела важная! Апосля доспишь.
З о я (открывает дверь, зевает). Мне в ночную… (Худенькая, стройная, стоит, потягиваясь и протирая заспанные глаза.)
Т у з и к о в а. Как ты по соседству с этой немецкой шлюхой проживаешь, я и желаю с тобой согласовать… Гнать ее надо из дому! Совсем, значит, чтоб и духу ее не было.
Все это говорится таким тоном, будто той, о ком идет речь, вовсе нет в комнате. Нила делает вид, что ей безразличны слова Тузиковой.
З о я. Мне в ночную… (Зевает.)
Т у з и к о в а. Да проснись ты, рыба красноглазая!
З о я (сердито). Чего ты кричишь? Будешь красноглазой, когда по две смены на электросварке! Чего примчалась?
Т у з и к о в а. Я ж тебе сразу выложила… Человек один важный кругом дома ходит. Артихектор! Во. Ходит, ходит, а потом в чертеж — зырк! И опять ходит…
З о я. Мне в ночную… (Разозлившись, кричит.) И пускай ходит!
Т у з и к о в а. Дом наш латать будут.
З о я. И пускай.
Т у з и к о в а. А как спросят вдруг: кто в этом доме проживает?
Зоя. Так что?
Т у з и к о в а. Для немецкой шлюхи ремонту делать не станут. Вот что! Из-за нее мы все пострадаем, все три этажа.
Звонит звонок в левом углу. Нила встает, надевает черный клеенчатый фартук, направляется к выходу.
Н и л а (Тузиковой). Рыжая холера.
Т у з и к о в а (апеллируя к Зое). Ты слышала, слышала?!
Н и л а. Р-р-р.. (Делает к ней движение.)
Тузикова прячется за спину Зои.
Варт маль, ихь верде дир шон цайген![1] (Выходит.)
Т у з и к о в а (как бы оправдываясь). Тебе смех, а ведь она… ох, страшная! Вчерась как ухватила меня, этак вот как-то, вот так, не по-бабьи даже, да мужчины и те не так хватают… Как захапала, значит, так у меня вся тела в судороги… и дых отказал… Во какая! Одно слово — овчарка…
З о я. А ты не лезь. Что она тебе сделала! Сама пристаешь.
Т у з и к о в а (патетически). Родину мою продавала — вот что она мне исделала!
З о я. А ты видела, как она продавала?
Т у з и к о в а. Ты икуированная была и не суйся, не знаешь. А я тут, под фашизьмом, проживала. Эту шлюху весь город ненавидит. Прохожие вслед плюются. С немецкими офицерами, с генералами даже в опель-афтанабилях раскатывалась. Ты глянь, глянь — на ей вся белья, до ниточки, немецкая! И сверху, и снизу… Переводчицей при их служила. А кровать ей, говорят, какой-то чурбанк-фюрер оставил.
З о я. Иди-ка ты. Эта кровать тебе, я вижу, покоя не дает.
Т у з и к о в а (ложится на кровать, примеривается). А что, я — потерпевшая. Мой мужик за родину погиб. Я имею полное право. Конфисковать — и мне отдать за мою сиротскую бедность.
З о я. Да зачем тебе такая кровать?
Т у з и к о в а (опешила). Ты мне… Я… это… (Кричит.) Ты что, меня живую хоронишь?! Да меня сам капитан батальона, когда наши вернулись, поцеловал. Капитан батальона…
З о я. Капитан не тебя поцеловал. Родного, советского человека.
Т у з и к о в а. Опять же — в дворниках такую держуть!
З о я. Как-то ведь ей надо жить.
Т у з и к о в а. Ответственный же пост! Уж я бы лучше ее справилась. Бегает с метлой на высоких каблучках! Умора…
Входит Н и л а, она прихрамывает и опирается на руку Ф е д о р а. Федор в сапогах, длинной кожаной куртке, в фуражке лётной формы. В руке сумка-планшет. Он молод, но, судя по его лицу, можно сказать, что за два года войны он много пережил.
Н и л а. Спасибо… ничего, я сама…
Т у з и к о в а. Зойка… это же он, артихектор…
Ф е д о р. Садитесь-ка сюда. Первая помощь с доставкой на дом. Кровь… Йод у вас есть?
Н и л а. Нет. Чепуха, марганцовкой промою.
Ф е д о р (Зое и Тузиковой). А у вас йод есть?
Зоя и Тузикова молчат.
Глухонемые, что ли?
Н и л а. Ладно… вы идите… благодарю. (Промывает, перевязывает рану.)
Ф е д о р. Вот чертенята… Камнем по ноге. Хулиганье. Конечно, время такое, кому за ними присматривать? Только почему они на вас набросились? Вы, кажется, дворник? Может, вы им играть мешаете? Вам с этими мальчишками подружиться надо, еще и помогать будут.
Н и л а. Как у них глазенки блестели! Ух, отчаянные…
Ф е д о р. Вы говорите так, будто они вас не ударили, а…
Н и л а (восторженно). Особенно этот, Сашка… Синяк у него вечно под глазом, то под правым, то под левым…
Ф е д о р (в недоумении). Так это ж он вас и ударил…
Т у з и к о в а. Еще не так надо бы.
Ф е д о р. Что вы сказали?
Т у з и к о в а. А то, что такому представительному, как вы, можно познакомиться и с какой-нибудь почище. (Гордо выставив бюст, уходит.)
Ф е д о р. Странная особа.
З о я. Я тоже странная. (Уходит в свою комнату.)
Ф е д о р. Демарш… и полный разрыв коммунально-дипломатических отношений. Вы с ними, наверно, поссорились?
Н и л а. Нет.
Ф е д о р. Тогда почему же они…
Н и л а. Слушайте, извините меня, но… ушли бы вы, право…
Ф е д о р. Уйти?
Н и л а. Да, спасибо. И… прощайте.
Ф е д о р. Я не могу уйти, Я так ждал этого случая…
Н и л а. Какого случая?
Ф е д о р. Встретиться с вами. Еще раз встретиться.
Н и л а. А разве…
Ф е д о р. Вы, конечно, забыли… Недели две тому назад… Я только приехал сюда, в город. Шел с вокзала, то есть с поезда. Вокзала, как вы знаете, нет… Вечером это было. Дождь, ветер, темень… А вы мне встретились.
Н и л а. Так что же в том особенного?
Ф е д о р. Это были вы! Вы… Я впервые вас тогда увидел. Вы несли вязанку дров, каких-то досок, кажется, от снарядных ящиков… Мне хотелось запомнить ваше лицо или даже познакомиться. Я бросился за вами, но… вы как-то так ловко нырнули в развалины…
Н и л а. Здесь кругом развалины.
Ф е д о р. А какие чудесные дома тут были! Отсюда наискосок, на углу Кутузовской, стоял дом, похожий на сказочный терем. Стилизация древнерусского зодчества, очень удачная… Я ведь здешний… Месяц, как выписался из госпиталя в Сибири. Комиссовали меня — осколки в легком. Я штурман, в бомбардировочной дальнего действия. Осколки зенитного снаряда… Узнал вот, что родной город освободили, да и прочертил сюда маршрут! Меня зовут Федор. Федор Григорьевич Абрамов. Архитектор по гражданской профессии. Перед самой войной защитил диплом. Ничего еще не успел построить, только разрушал.
Н и л а (вежливо). Хорошо, что вам от меня нужно?
Ф е д о р. Я просто… я хочу сказать… я рад, что нашел вас. Все эти две недели, каждый день, я ходил по вашей улице, надеялся встретить вас. А сегодня пришел по делу — и вот, повезло.
Н и л а. Вам, наоборот, очень не повезло.
Ф е д о р. Да что вы! Мне-то лучше знать. Как вас зовут?
Н и л а. Меня зовут Нила. Сокращенное от Ненила. Фамилия — Снижко.
Ф е д о р. Нила Снижко… Мне приятно произносить ваше имя: Нила Снижко.
Н и л а. Я обязана была назваться. Вы — лицо официальное, а я — дворник. Страшно некогда, много работы. Всего доброго.
Ф е д о р. Мне не хочется уходить.
Н и л а. Ну, знаете…
Ф е д о р. Вот так бы смотреть и смотреть на вас… и слушать вас… Только мне почему-то тревожно. Будто вы вот-вот нырнете от меня в развалины, и я уже не найду вас никогда. (Оглядывается.) Вы здесь и живете? Хорошо было бы сохранить эти надписи на стенах навечно. Правда? Только тогда надо бы жить как-то необыкновенно. Эти слова слишком ко многому обязывают.
Входит К р у г л и к — человек средних лет, в потертом костюме, с плутоватыми глазами. Он направляется к Ниле, но, увидев, что она не одна, проходит к лестнице, поднимается на несколько ступенек и слушает.
Н и л а (видит Круглика). Идите же… прошу вас, Федор.
