Михаил Загоскин - Благородный театр

Зачем брались...

                   Зачем?.. Вы точно, сударь, правы:
Не должно бы никак, для собственной мне славы,
Везде любовников играя молодых,
Показывать себя в таких ролях пустых.
Возьмите, вот она!

                   И как тебе не стыдно!

Да что ж? помилуйте! Мне это уж обидно:
Я жертвую собой, хочу вам угодить,
Меня ж бранят.

               Ну вот! нельзя и пошутить.

Я, кажется, от вас нимало не завишу.

И полно, брат!

                Прочесть позволите ль афишу?

А что, затейлива?

                  Старался сколько мог.

Напрасно не сказал, а то бы я помог.

Уж верно, хороша! Он был актер придворный
И малый умница — досужий и проворный.

Помилуйте!

           Да, да! и ловок и остер.

К тому ж, при нем скажу, отличнейший суфлер.

Нельзя ли это вон?

                   Зачем, сударь? Напрасно!
Комедия твоя написана прекрасно.

Но я бы не хотел...

                    И полно, братец, вздор!
Пусть знают все, что ты и автор и актер.

Смотри, племянница, всю ролю знать до слова!

Она уж у меня недели две готова.

Вот истинный талант! От вас я без души.
В любовных сценах вы отлично хороши:
Натура чистая!

                Признаться откровенно,
Об вас не сказано.

                   А должно непременно.

Конечно, так, но я ужасно затруднен:
Не знаю, как назвать.

                       Ты, право, мне смешон,
Неужто позабыл? Она питомка наша,
Дочь крестная моя, по имени Наташа.
Ну вот тебе и всё!

    Я это знаю сам.

Так что ж еще?

               Нельзя ж актрис по именам
В афише называть, — ведь это неучтиво:
Фамилия нужна.

                 Она, брат, неспесива.
Как хочешь назови. Отец ее Панфил
Был управителем, а чванства не любил,
Служил мне попросту и верен был до гроба,
За то и дочь его люблю.

                         Когда же проба?
Мы вечно не начнем.

                     Позвольте дочитать.

Прекрасно, милый мой!

                      Так можно и в печать?

Пошли скорей. Смотри, чтоб к вечеру поспела.

Теперь всё кончено, пора бы нам за дело.

А что, позавтракать у вас охоты нет?

И, батюшка! к чему? Испортите обед.

Всё лучше закусить.

                    И я такой же веры.

Пойдемте ж, господа, — по рюмочке мадеры,
А там и на театр.

                     Постой, моя душа!

Ну что?

         Сегодня ты как ангел хороша.

Благодарю.

            Куда ж?

                    С тобой болтать пустого
Мне некогда, прощай!

                     Позволь сказать два слова.

Какой привязчивый! Чего же хочешь ты?
Ну, говори скорей.

                   О, чудо красоты!
Собор всех прелестей! и горничных царица!
Скажи, доколь судьбы жестокая десница,
Или ясней сказать: свирепая рука ...

Ты что-то говоришь некстати свысока.

Служив пять месяцев с успехом Мельпомене[3],
Я точно так всегда говаривал на сцене.

Да здесь ведь не театр, и ты уж не актер.

Зато артист в душе — и страшный аматер.
Но дело не о том: когда же наша свадьба?
Ты знаешь, у меня прекрасная усадьба
И домик щегольской; есть деньги по рукам,
И если крестный твой отец поможет нам,
Откроем здесь театр; лишь надобно терпенье,
А труппу заведем, без всякого сомненья;
Ты будешь представлять цариц, а я царей.
Ну, что же, ангел мой, решайся поскорей.
Тут думать нечего.

                    Прошу не торопиться.
Во-первых, барин мой...

                        Он, верно, согласится.

Всё так, но признаюсь, мне свадьба в ум нейдет;
Как вспомню барышню, так сердце и замрет.
Вот, милый, каково остаться сиротою!
Что к Вельскому она привязана душою.
Ты это знаешь сам, а что еще верней —
Несносный Посошков всего противней ей,
И несмотря на то, ему уж слово дали.

Неужто Вельскому сегодня отказали?

О, нет еще: теперь он надобен для нас.

Так завтра поутру...

                     Решительный отказ.