Воле Шойинка - Смерть и конюший короля
Величатель. Когда ты был с нами, мы не ведали страха – и дома, у очага, и в поле, и на дороге, и даже в лесу мы не ведали страха.
Элесин
Нет, страх теперь гнездится и в лесу.
– Не я! – уже рычат в своих берлогах
Лесные звери. И гиена, и виверра
Ворчат «Не я», а крохотная птаха,
Которую застигла Смерть в гнезде,
Хотя она слыхала вещий шепот
Лесной листвы о приближенье Смерти,
Считает, что ее зовут Не-Я.
Не-Я уже давно по миру бродит,
И вот сегодня утром я услышал,
Как этот возглас прозвучал в небесных
Чертогах. Вы подумайте, друзья!
Бессмертные и те обречены
На веки вечные
Страшиться Смерти.
Ийалоджа
А ты, муж многих, что нам скажешь?
Элесин
Что ж мне сказать?
Когда лесная птаха,
Зовущая себя Не-Я, пугливо
Присела отдохнуть ко мне на крышу,
Я убедил ее найти себе гнездо
В другом лесу. И, улетев, она
Не будет петь живущим, ибо вы
Прекрасно знаете, кто я.
Величатель
Утес, где гаснут, словно свечи,
Убийственные стрелы молний.
Бесстрашный пешеход, который
С улыбкою идет навстречу
Смертельно ядовитой кобре.
Элесин
Я, господин своей судьбы,
Уйду, когда мой час настанет,
По суживающейся тропке,
Отполированной стопами
Моих отцов
.
Женщины
Уже? Так скоро?
Элесин
Лесная буря направляет,
Когда желает и куда
Ей хочется, гигантов леса. Дружба
Зовет нас в путь, когда уходит друг.
Женщины
Ничто тебя не остановит?
Элесин
Решительно ничто. А вы не знали?
Я связан воедино с властелином
И все решил заранее. Мой рот
Не скажет, что не хочет пить до дна
Он эту чашу. Я его заставлю.
Мы не всегда пьем сладкое вино,
И я не раз довольствовался малым,
Но неизменно вместе с властелином
Моим и вашим… Впрочем, чаще
Нам подавали бронзовые чаши
С такими сочными кусками мяса,
Что наши зубы хищно тосковали
Хоть по какой-нибудь работе. Мы с владыкой
Делили все, и я еще не ведал,
А он уж видел по моим глазам,
Чего мне хочется, – и тут же все являлось.
Женщины
Тебе принадлежал весь город, вся страна.
Элесин
Нам, а не мне. Мой властелин и я —
Мы возвели столь прочный замок дружбы,
Что даже время – все сжирающий термит —
И лютая, все разъедающая зависть,
Как ни пытались, не могли его разрушить.
Величатель
Так это ты в ненастный день однажды
Увидел из окна, как мимо дома
Хромает бог удачи в грязном,
Промокшем до последней вши рванье,
И пожелал ему счастливой жизни?
Он предсказал, что это пожеланье
Преобразится в счастье для тебя,
И предсказание сбылось. Я знаю,
Ты вскоре обнаружил у дороги
Сосуд из тыквы, полный чести, и, решив,
Что он наполнен пальмовым вином,
До капли осушил его.
Ведь так?
Элесин
Мы смертны все. Но тот, кто пережил
Честь, уважение и дружбу, хуже трупа.
Седой старик, облизывая жадно
Свою тарелку, должен твердо знать,
Что уваженья младших он лишится,
Жизнь – это честь. И вместе с честью
Мы – даже вживе – расстаемся с жизнью.
Женщины. Мы знаем, Элесин, ты – воплощение чести.
Элесин. А ну, довольно! Прекратите!
Женщины (на мгновение умолкнув). В чем дело? Из-за чего он разгневался? Разве мы сказали ему что-нибудь оскорбительное?
Элесин. Хватит, я сказал! Мне надоели эти излияния. Я достаточно их наслушался.
Ийалоджа. Мы, должно быть, взяли неверный тон. (Выступив из толпы женщин немного вперед.) Элесин-оба! Не спеши обвинять нас, мы просим прощения.
Элесин. Я глубоко оскорблен!
Ийалоджа. Мы темные люди, Элесин. Прости нас. Прости и просвети, как любящий отец.
Элесин. И в такой день!..
Ийалоджа. Не надо гневаться, Элесин. Нам понятно, что, оскорбив тебя, мы оскорбили богов. Хуже того – мы оскорбили небеса. О всеобщий отец, прости нас и просвети!
Она опускается перед Элесином на колени. Остальные женщины тоже.
Элесин
Даже подернутый пеленою слез,
Глаз остается зрячим. Стыдитесь!
Даже храбрейший из нас, вознесясь
Мыслями ввысь, опускается на колени.
А вы принялись меня унижать,
Едва заметив мое смиренье!
Ийалоджа. О конюший короля! Я совсем сбита с толку!
Величатель. Даже строжайший из отцов смягчается, увидев раскаяние провинившегося ребенка. Когда времени мало, людям не до загадок. Плечи женщин, собравшихся здесь, не вынесут бремени тяжкой вины, если ты не простишь их невольное прегрешение. Просвети их простыми словами, о Элесин, чтобы свет раскаяния воссиял в их душах.
Элесин
Слова и слова! «Мы поняли, Элесин,
Что ты – воплощение чести». Но разве
Только словами чествуют человека?
Я уже целых полчаса среди вас,
А на мне до сих пор мое старое одеяние!
Элесин заразительно хохочет, и женщины радостно бросаются к своим киоскам в рыночных торговых рядах, чтобы принести ему роскошные ткани.
Одна из женщин. Боги милостивы. Чем полней раскаяние, тем верней виновный получает прощение. Наши слова претворились в дела, так пусть твое сердце окончательно нас простит.
Элесин
Вы, дающие нам и жизнь и блаженство, —
Можете ли вы не быть прощены,
Даже смертельно меня оскорбив?
Ийалоджа (танцуя вокруг него, поет)
Он простил нас! Он простил нас!
Небеса мрачнеют гневно,
Если уходящий к предкам
Проклинает мир живых.
Женщины
Поначалу мы боялись,
Что он может ввергнуть мир наш
В бездну
.
Ийалоджа
Мы его оденем
В алари – ткань чистой чести,
В саниан[10] – ткань доброй дружбы,
В туфли из змеиной кожи.
Женщины
Поначалу мы боялись,
Что он может ввергнуть мир наш
В бездну.
Величатель
Разве уходящий
Должен чтить желанья мира?
Нет, он сам небрежным жестом
Изменяет мир живых.
Женщины
Поначалу мы боялись,
Что он может ввергнуть мир наш
В бездну.
Величатель
А сосуд из тыквы,
Найденный вблизи дороги,
Ты выбрасывать не должен —
Только речка точно знает, что она таит на дне!
Элесин теперь великолепно и богато разодет; его кушак из алари – ярко-красного цвета. Вокруг Элесина танцуют женщины. Внезапно его внимание привлекает что-то невидимое зрителю.
Элесин
Мир, который я знаю, прекрасен.
Женщины
Мы знаем, что ты и оставишь его таким!
Элесин
Мир, который я знаю, прекрасен
И медоносен, как щедрый улей, —
Даже в мечтах, в сновиденьях богов
Едва ли встречается большее изобилие.
Женщины
Мы знаем – ты сохранишь изобилие мира!
Элесин
Для этого я появился на свет.
Пчельник и муравейник не путешествуют. Мы
Не видим огромное чрево земли —
Как дитя не видит беременную им мать, —
Но кто не знает, что она его родила?…
Нас единит бесконечная пуповина
Друг с другом и нашим всеобщим началом,
Так что, если я заплутаюсь в дороге,
Пуповина – моя путеводная нить —
Снова укажет мне верный путь.
Женщины
Поэтому ты и держишь в руках наш мир!
Прелестная юная девушка, привлекшая внимание Элесина еще до того, как ее увидели зрители, подходит к рынку той же дорогой, по которой шел Элесин.
Элесин
Не держу, а ласково обнимаю. Меня
Радует стародавний обряд расставанья,
Введенный нашими праотцами… Если
Мы еще не расстались навеки, если
Вы не бесплотные призраки, если
Я еще не отправился к предкам, если
Этого не случилось, пока я спал…
Скажите, я все еще с вами, на рынке,
Который я знаю с юности, или
Меня обманывают глаза и чувства?
Величатель. Элесин-оба, о чем ты спрашиваешь? Почему твой взгляд застыл и остекленел, как у крысы, увидевшей дух отца, отраженный в холодных глазах змеи? Ты стоишь меж нами, на той самой земле, по которой в младенчестве учился ходить. И говорю с тобой я, Олохун-ийо, а вовсе не мой отец в небесах.
Элесин
Не может быть. Ведь я всю жизнь
Ни в чем не получал отказа.
Да, я, конюший короля,
Ел все, что мне хотелось, и ласкал
Кого хотел. Мой высший титул
Давал мне право и возможность
Преображать мои желанья в наслажденье,
И если б кто-нибудь решил
Упрятать женщину красивую в дупло
Тысячелетнего ироко,[11]
Мое чутье на красоту
Остановило бы меня
У этого припрятанного клада,
Случись мне оказаться в том лесу.
Величатель. Никто не оспаривает твоей славы, о Элесин. Твоя воистину змеиная мудрость и умение проникать в чуть заметные щели приводили к тому, что даже мужья, которых ты обманывал, восхищались тобой. А застигнутый с сестрою твоей же невесты, ты без малейшего смущения объяснял, что просто по-родственному обнял свояченицу. Ты – охотник, убивающий дичь из любого положения любым оружием. Воин, который никогда не хнычет: как же я буду сражаться голый? – храбрец и в голом, и в разодетом виде. Оке,[12] прячущийся в густой чащобе, – твоя жертва бывает мгновенно побеждена еще до того, как ты на нее напал. Мудрец, который в ответ на слова: «Жеребец не ест траву под собой», говорит: «Но он любит на ней лежать».
