Воле Шойинка - Сильный род
Обзор книги Воле Шойинка - Сильный род
Воле Шойинка
Сильный род
Воле Шойинка — нигерийский писатель. (Род. в 1934 г.) Получил образование в университетском колледже Ибадана и университете Лидса (Англия). Поэт, драматург, прозаик, режиссер-постановщик, актер. Автор многочисленных пьес: «Пляска леса» (1963, рус. перев. 1977), «Лев и жемчужина» (1963, рус. перев. 1973), «Испытания брата Иеронима» (1963), «Дорога» (1965), «Сильный род» (1965, рус. перев. 1977), «Урожай конги» (1967), «Смерть и королевский всадник» (1975) и др., романов: «Интерпретаторы» (1967, рус. перев. 1972) и «Время беззакония» (1973), сборников стихов.
Глинобитный домик, перед ним — поляна. Эман, в светлой бубе и обычных темных брюках, выглядывает из окна. Внутри, в комнате, напоминающей приемную врача, Сунма убирает со стола. Другой, большой и грубо сколоченный стол завален тетрадями, истрепанными учебниками и пр. Видно, что Сунма нервничает. Снаружи, как раз под окном домика, скорчился Ифада. С робкой улыбкой он посматривает вверх, поджидая, когда Эман заметит его.
Сунма (неуверенно). Эман, ты должен наконец решиться. Ведь автобус не будет нас ждать, пойми.
Эман не отвечает; Сунма, нервничая все сильней, продолжает уборку. Перед домом появляется житель деревни — мужчина с саквояжем в руке, — явно собравшийся уезжать; он идет быстро, один, потом оборачивается и торопит свою спутницу, которая появляется вслед за ним; в руках у женщины корзина, накрытая тряпицей. Увидев их, Сунма снова обращается к Эману, на этот раз более настойчиво.
Эман! Ведь потом будет поздно.
Эман (спокойно). Успеется… если ты и правда захочешь поехать.
Сунма. Я? А ты?
Эман не отвечает.
Я знаю — не хочешь. Ты и на денек не хочешь отсюда выбраться.
Ифада старается обратить на себя внимание. Эман опускает руку ему на голову, и тот расплывается в блаженной улыбке. Потом вдруг вскакивает, убегает и, вернувшись с корзиной апельсинов, протягивает ее Эману.
Эман. Это подарок к празднику, да?
Ифада радостно кивает.
О, на этот раз даже спелые!
Сунма (выглядывая из другой комнаты). Ты меня звал?
Эман. Нет, я с Ифадой.
Сунма скрывается за дверью.
(Ифаде.) А что ты будешь делать сегодня вечером? Примешь участие в общем шествии? Или, может, в танце отдельных масок?
Ифада отрицательно качает головой; он явно расстроен.
Нет? У тебя, значит, нету маски? А хочется, чтоб была?
Ифада яростно кивает.
Так сделай ее сам.
Ифада, пораженный этим предложением, молча смотрит на Эмана.
Сунма даст тебе немного материи. И шерсти…
Сунма (входя в комнату). С кем ты разговариваешь, Эман?
Эман. С Ифадой. Хочу, чтобы он сделал себе маску.
Сунма (в выхлесте злобы). Чего ему надо? Зачем он здесь шляется?
Эман (удивленно). Что-о-о?.. Я разговариваю с Ифадой!
Сунма. Вот и скажи ему — пусть убирается. Тоже мне — нашел место, где играть!
Эман. Что с тобой? Он же всегда здесь играет.
Сунма. А я не хочу, чтоб он здесь играл. (Подбегает к окну.) Проваливай, дегенерат! И больше сюда не суйся! Давай, давай проваливай! Слышишь?
Эман (отстраняя ее от окна). Сунма, опомнись! Что на тебя нашло?
Ифада, напуганный и сбитый с толку, пятится.
Сунма. Он ползает возле дома, как мерзкая вошь. Я не желаю на него больше смотреть!
Эман. Ничего не понимаю. Это же Ифада! Убогий, безобидный и услужливый Ифада!
Сунма. Глаза бы мои на него не глядели. Я больше не могу…
Эман. Чего ты не можешь? Еще вчера он носил тебе воду.
Сунма. Вот-вот. И больше он ни на что не способен. Дегенерат! Из-за того, что мы его жалеем… В сумасшедшем доме — вот где ему место!
Эман. Как ты не понимаешь? Он же не сумасшедший! Немного… немного обездоленней других. (Пристально смотрит на Сунму.) Что с тобой случилось?
Сунма. Ничего не случилось. Просто я хочу, чтоб ты отправил его туда, где самое место таким дегенератам, как он.
Эман. Но ведь ему здесь хорошо. И он никому не мешает. Наоборот, старается быть полезным.
Сунма. Полезным? А какая от него польза, скажи? Парни в его возрасте уже сами себя кормят, а этот только и может, что слюни распускать.
Эман. Но ведь он трудится. Он всегда тебе помогает.
Сунма. Трудится? Ты вот расчистил ему участок. Ты что — забыл, для кого ты старался? А теперь обрабатываешь этот участок сам, и ни на что другое у тебя и времени нет.
Эман. Ну, тут-то я сам виноват. Мне надо было сначала его спросить, хочет ли он обрабатывать землю.
Сунма. Так по-твоему, он еще может артачиться? Это вместо того, чтобы быть благодарным за разрешение жить на свете…
Эман. Сунма!
Сунма. Землю он, значит, обрабатывать не хочет, а вот набивать пузо — это он пожалуйста!
Эман. Я же сам разрешил ему рвать фрукты в саду. Даже уговаривал.
Сунма. Ну и возись с ним. А я не желаю его больше видеть.
Эман (не сразу). Да почему? Ты явно чего-то не договариваешь. Что он натворил?
Сунма. Ничего не натворил. Просто меня от его вида тошнит.
Эман. В чем дело, Сунма?
Сунма отводит взгляд.
Ты сама себя распаляешь. Зачем тебе это надо?
Сунма. Вот именно — зачем?
Эман. Ведь раньше ты иногда с ним даже играла.
Сунма. Я пересиливала отвращение. Но у меня нет больше сил. Он мне омерзителен. Может быть, это… может быть, это из-за Нового года? Да-да, наверняка из-за Нового года.
Эман. Не могу поверить.
Сунма. Да-да, наверняка. Я женщина, а для женщины это очень важно. Мне не хочется, чтоб рядом со мной был урод. Неужели хотя бы один день в году я не могу побыть в нормальной обстановке?
Эман. Не понимаю, Сунма.
Сунма молчит.
Такая жестокость… И к кому? К беззащитному, несчастному Ифаде. Ты же знаешь — мы его единственные друзья.
Сунма. Нет, Эман, не мы, а ты. Я его терпела только из жалости. А сейчас — не могу: нет во мне жалости.
Эман. И это из-за того, что он нездоров. (Оборачивается и выглядывает в окно.)
Сунма (с ноткой мольбы в голосе). Ты жалеешь Ифаду. А меня, Эман? Я так нуждаюсь в твоей доброте. И ведь всякий раз, когда мне плохо, когда меня подводит моя слабость, ты просто-напросто от меня отворачиваешься.
Появляется Девочка, она волочит привязанную за ногу самодельную куклу. Остановившись, смотрит на Эмана. Ифада, снова робко пробравшийся на свое привычное место, явно взволновался, когда увидел куклу. У Девочки неулыбчивое и непроницаемое лицо. Оно не кажется неприятным, но как бы тревожит.
Девочка. Учитель дома?
Эман (улыбаясь). Нет.
Девочка. А где он?
Эман. Не знаю. Хочешь, спрошу?
Девочка. Спроси.
Эман (обернувшись). Сунма, тут какая-то девочка…
Сунма, не отвечая, уходит в другую комнату.
Н-да… (Снова повернувшись к девочке, но уже без улыбки.) Видишь ли, оказывается, спросить-то не у кого.
Девочка. А почему тебя нет?
Эман. Я и сам не знаю. Может, потому, что я куда-то уехал.
Девочка. Ладно. Я подожду, когда ты приедешь. (Садится, подтянув куклу поближе к себе.)
Эман (к нему постепенно возвращается хорошее настроение). Ты уже подготовилась к Новому году?
Девочка (не глядя на Эмана). Только я все равно не пойду на празднество.
Эман. А тогда зачем тебе эта штуковина?
Девочка. Это ты про Уносчика? Так я же больная. Мама говорит, он унесет мою болезнь — ночью, когда будет уходить Старый год.
Эман. А твоим подружкам твой Уносчик поможет?
Девочка. Нет уж. Я ведь всегда одна. Другие дети ко мне не подходят. А то ихние матери их побьют.
Эман. Но я тебя здесь ни разу не видел. Почему ты никогда не приходила лечиться?
Девочка. Потому, что моя мама сказала — нельзя. (Встает, собираясь уходить.)
Эман. Куда ж ты?
Девочка. А я не могу с тобой разговаривать. Если мама узнает…
Эман. Зачем же ты приходила?
Девочка (остановившись и немного помолчав). Я хотела одеть моего Уносчика.
Эман. Только-то? Ну, так подожди минутку.
Эман снимает с вешалки на стене бубу. В этот момент появляется Сунма, она подходит к окну и почти с ненавистью смотрит на Девочку. Девочка быстро, но совершенно спокойно отступает от окна.
Сунма, ты не знаешь, чья это девочка?
Сунма. Надеюсь, ты не собираешься отдать ей бубу?
Эман. Я ведь почти никогда его не надеваю.
Сунма. Не отдавай. Эта девчонка только с виду ребенок. В ней тоже уже созрело их дьявольское семя.
Эман. Да что это на тебя сегодня нашло?
Сунма. На меня ли? А впрочем, поступай как знаешь. (Уходит.)
Эман явно растерян.
