Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного
Мстиславский. Народ требует казни сей бешеной собаки. Отдать Бельского народу для успокоения мятежей. Хай, опозорив, убьют.
Годунов. Нет, так делать неможно, то беззаконие. Государю да его боярам негоже отдавать холопам опальных, чтоб они избивали их, мучили или ссылали. На то есть государев суд, потому Бельского не выдавать. Его, как бы в угоду народу, сослать в низовья.
Шуйский. Сослать в отдаленную крепость Казань как опасного человека, сеявшего смуту среди знати в опасное время.
Романов. И в Казани неспокойно, татары волнуются, мордва и черемисы, потому лучше сослать в Нижний.
Годунов. Согласен с тобой, боярин Никита Романович. Сослать в Нижний Новгород, в село, да с добрыми приставами, о том народу с Красного крыльца объявить. Напишешь грамоту, Щелкалов – «Ссылка Бельского» – как сослан был Богдан Бельский в село Никольское, и были у него в приставах Андрей Ржевский да Василий Онучин. Также составить дело об извете на Богдана Бельского, чтоб закон соблюсти. А отдавать народу на растерзание не надо.
Щелкалов. Сделаем, Борис Федорович!
Годунов. Сперва тайно Бельского из Москвы выпроводим, а затем объявим: то бояре Годунов и Романов велели.
Федор. Я тебя, Щелкалов, вышлю народу говорить, да вас, бояре, пошлю уговаривать.
Годунов. Надобно, государь Федор Иванович, бунтовщиков усмирить войском, чтоб закон подтвердить да крепко стояти. А потом уж выйти во Фроловские ворота, речами успокоить толпу тебе, царю с царицей, да митрополиту Дионисию с духовенством, да нам, боярам земским и дворцовым.
Мстиславский. Истинно так, Борис. Ныне ж разъедемся по своим дворам для их сбережения. Москва наполнена разбойниками. (Бояре уходят.)
Федор. Утомился я. Пойду на колокольню звонить, на колокольне Бог ближе. (Уходит.)
Годунов. Иди за ним, Ирина, смотри за ним.
Ирина. Блаженный пророк! Он, слабоумный, благородно о душевном спасении помышляет. Грех наш, я все время чревата, а живого родить не могу за грехи. Ложась спать с ним, по-христиански три земных поклона кладем. А теперь вечером на вечернюю полуночницу в тишине, и со вниманием, со смирением, и с молитвою, и с поклонами поем внятно и согласно. Однак ныне мне тяжело поклоны класть, опять я чревата.
Годунов. Беременным женщинам лишь поясным поклоном молиться для сбережения плода. Авось родится плод, авось родится наследник. Рождение сына укрепит династию Калиты и не даст воцарствовать Габсбургам. То завещание о передаче власти Габсбургам при бездетности Федора надобно сжечь.
Щелкалов. То сделаю, Борис Федорович! (Уходит.)
ЗанавесСцена 136Площадь Пожар у Фроловских ворот Кремля. Народ издевается над пришедшими иностранцами. Из ворот выходят бояре и Федор с Ириной. Все обращаются к народу с речами. Годунов говорит, что Федора должен еще избрать Земский соборСцена 137Кремль. Толпа перед Золотой Грановитой палатой. Ночь. Горят факелы, и звонят колокола. В толпе множество нищихНиколка. Дядя Петля-Карман Лобов, скоро ли вынос царского тела да деньги раздавать будут и кутьей кормить?
Петля Лобов. Дело то, Николка, многочасовое. Сперва митрополит идет в церковь да отпевает по мертвому великий канон, а бояре и думные, и ближние его нарядятся в черное платье, пойдут на царский двор и у царского тела прощаются. Перед тем же, того же дня, царя измывают теплой водой, и возложа на него срачицу и порты и все царские одеяния.
Хомушка Горбатенький. А корону, кованый царский венец, кладут?
Петля Лобов. И корону положат в гроб.
Потянюшка Хроменький. Гроб царский золотой али серебряный?
Петля Лобов. Золотой с серебром ковчег бывает. Царя хоронят по естеству человеческому, царь бо естеством человек, лишь власть от Бога имеет. А бывает тот царский гроб деревянный иной раз. В среди обит бархатом вишневым, а сверху – чревчатым, и стоит его царское тело в его царской церкви, которая устроена перед покоями его, до тех мест, как будет погребение.
1-й из толпы. Гляди, старцы уж с восковыми свечами идут. Много тех свечей! И тех свечей изойдется больше десяти берковиц, говорят! (Берет у монаха свечу.) Святой отец, скоро ли вынос царского тела?
Монах. Уж скоро. Как канон отпоют. (Проходит, раздавая свечи.)
2-й. И до шти недель у гроба его, говорят, церковны дьяки, и ночью псалтырь с молитвами поют. И в Москве, и в городу, по всем монастырям, по церквам прикажут чинити по царе по шти недель поминовение. Поставляют кутью во все дни, кроме воскресения и больших праздников. А в городах и в монастыре и по церквам на поминание деньги дают из городских доходов.
Дворянин. Ты, старец, по речам твоим, вместо разума седину едину имеешь и брадную власом долгость. Видно, из бунтовщиков. Да мало пытали, что так говоришь про государя.
Старец. А что я сказал? Сказал, что деньги раздают.
Купец. Видно, пустил его на волю Годунов. То Годунов велел бунтовщиков и воров на волю освободить.
1-й. Накануне народ за Годунова кричал: «Боже, храни Бориса Федоровича!»
Купец. Недоумы кричали. Московиты Борису противятся. Чул, как юрод Василий Блаженный ходил по городу и ругал Годуновых.
3-й. Истинно, некоторые говорят, что Бориса надо убить!
2-й. Смута на Руси. От литвы и от немца пошло всякое разорение грехов ради наших. Я чул, в Пскове началось развращение.
Женщина. Истинно, в Пскове, чула, мор и разорение!
Дворянин. Вижу я, собрались тут одни бунтовщики гавкать! Эй, сыщики-караульщики, оберегальщики!
Молодец. Замолкни, чего кричишь?!
Дворянин. Ты-то кто, молодчик? Эх ты, крапива! (Замахивается.)
Молодец (перехватывает руку). Не усердствуй, служилый! Крапива, кто ее ни возьмет, тот руки ожжет! (Смех.)
Дворянин. Гляди, прутья потерпишь, тать! Видно, долго на полатях лежал да смышлял, как бы кого облупить!
Купец (указывая на парня). И сей, вишь, каков глядит!
Парень. Я молчу, я ничего не прошу!
Купец. Глядение лихое пуще прошения! Ночью у пьяных мошны холостишь! Не для того ли пришел?
Парень. Пришел на царские похороны, воздати скорби что воздыханием. (Смеется.)
Купец. Воры прикрытые, тати!
Парень. Истинно, времена шатки – береги шапки! (Смех.)
Дворянин. Нехристи! Так-то вы пришли на похороны государевы!
Старец. Чем же мы язычников хуже? Глаголяти иные, яко прежде времени, ярости ради угашения жизни. Смерть его во странах языческих яко светлый праздник будет. Многие сотворились радостными и весело всплеснули руками.
2-й. Замолкни, старик! Возьмут тебя, да и нас с тобой!
3-й. Замолкните, уж дьяк Щелкалов с Красного крыльца к народу говорит.
Щелкалов. Народ! Сейчас начнется шествие с царским телом и погребение царское в Архангельском соборе. Чтоб стояли в благоговении и молитве, и дурачества не делали! По распоряжению, столичные церкви открыли свои двери перед прихожанами с вечера до следующего утра, чтоб народ с усердием вопил и слезы точил. А уклоняющихся бить по шее.
Молодец (кричит). Мы, молодшие посадские люди, спытать желаем, открыты ли царские кабаки?
Щелкалов. Кабаки открыты, однако за дурачество тяжкое – штрафование.
Молодец. Которое дурачество? В кабаке пируем, перед кабаком допиваем. (Смех.)
1-й. Глядите, шествие уже началось. Вынесли из храмов старые почитаемые иконы и со святостью несут.
3-й. Чул я, после погребения святые иконы в Новодевичий понесут. Согнать хотят народ на Новодевичье, чтоб Годунова объявить царем, а Федора – в монахи. (Идет шествие. Несут гроб. Плач, причитания плакальщиков.)
1-я плакальщица. Ограда многих благ, рай одушевлен, свет земли Русской!
Михалка (плачет). Угас свет страны, померк свет православия! Царь Иван Васильевич приемлет нашествие облака смертного, оставляет царство времени и отходит в жизнь вечную! (Крестится. Звон колоколов.)
Старый чернец. Также и батюшку хоронили государева, благоверного князя Василия Третьего. Когда отправляли в последний путь, не слышно было даже звона колоколов из-за плача, и сделалось, будто вставала сама земля! (Плачет.)
Купец (умиленно). На сороковый день в церкви на кладбище панихида, избавляющая усопшего от загробных мук. (Плачет.)
Петля Лобов. Как почнутся поминальные тризны, похороны, то деньги давать будут и кутьей кормить. (Плачет.)
