Уилли РАССЕЛ - ВОСПИТАНИЕ РИТЫ
З а т е м н е н и е.
РИТА выходит.
Картина восьмая
ФРЭНК сидит на своём крутящемся стуле. В руках у него сочинение Риты о «Макбете». В комнату медленно входит РИТА, неся в руках чемодан.
ФРЭНК (не глядя на неё). Минутку.
РИТА ставит чемодан в угол и бесцельно ходит по комнате.
ФРЭНК дочитывает сочинение Риты, вздыхает и снимает очки.
Ваше сочинение.
Замечает Ритин чемодан.
А это что такое?
РИТА. Мой чемодан.
ФРЭНК. Куда это вы направляетесь?
РИТА. Переезжаю к маме.
ФРЭНК. Что-то случилось?
П а у з а.
Рита!
РИТА. Прийдя домой после работы, я обнаружила свои вещи в этом чемодане. Он сказал, что, либо я перестану бывать у вас и принимать таблетки, либо могу убираться.
ФРЭНК. Ну…
РИТА. Это был ультиматум. Я пыталась объяснить ему, что мне это необходимо. Он не орал, просто сказал, что я спятила. И предала его. Наверное, так оно и есть на самом деле.
ФРЭНК. Каким же образом вы его предали?
РИТА. Предала, я это знаю. Знаю, что он прав. Но если бы я это не сделала, то предала бы саму себя.
П о м о л ч а в.
Он ещё сказал, что всему есть своё время. И что в двадцать шесть лет замужней женщине поздно начинать учиться.
ФРЭНК поднимается с места, направляясь к Рите, которая по-прежнему отводит от него глаза.
ФРЭНК (помолчав). И где же вы собираетесь теперь жить?
РИТА. Я позвонила маме. Она сказала, что я могу побыть у неё неделю. А потом я сниму себе квартиру.
Начинает плакать.
Простите, я сейчас…
ФРЭНК (обхватывает её за плечи и подводит к стулу). Ну прошу вас, сядьте.
РИТА (отталкивая его). Ничего, я в полном порядке, ещё минутка — и всё будет о'кей.
Вытирает слёзы.
Ну, как вам понравился мой опус о «Макбете»?
ФРЭНК. К чёрту «Макбета».
РИТА. Это ещё почему?
ФРЭНК. Рита!
РИТА. Нет, пожалуйста, давайте начнём заниматься, мне очень хочется узнать, что вы думаете о моём сочинении.
ФРЭНК. В сложившихся обстоятельствах…
РИТА (вешая сумку на спинку крутящегося стула ФРЭНКА). Всё это неважно, не имеет никакого значения. И именно в сложившихся обстоятельствах мне очень нужно идти дальше, мне надо знать ваше мнение. Что я там написала? Я вас предупреждала, что это никуда не годится. Что, действительно, ерунда?
ФРЭНК усаживается на стул справа от двери.
ФРЭНК (вздыхая). Право, не знаю, что и сказать.
РИТА. Ну что-нибудь всё-таки скажите. Давайте, не стесняйтесь, говорите прямо, это что — никуда не годится? Не надо жалеть меня, Фрэнк. Это никуда не годится?
ФРЭНК. Нет, нет, вовсе не так. Это очень искреннее и даже страстное изложение ваших впечатлений от спектакля. Такой безыскусный эмоциональный всплеск в связи с испытанным вами потрясением.
РИТА. Что, чересчур сентиментальный?
ФРЭНК. Нет, не сентиментальный. Для этого он слишком искренний. И даже почти — как бы это сказать — трогательный. Но в плане того, что предстоит вам на экзаменах и чему я должен вас научить… Не знаю, как вам это объяснить…
РИТА. Ну говорите же, говорите прямо!
ФРЭНК. Учитывая ваш будущий экзамен — ваша работа никуда не годится. Жаль, но это так. Но если отвлечься от экзамена — вы написали прекрасно.
РИТА (стоя рядом с ФРЭНКОМ и глядя на него в упор). Никуда не годится! Наконец-то вы это произнесли! Ну, так если это никуда не годится, то объясните, пожалуйста, почему это плохо, так как я хочу научиться писать не хуже, чем вот эти.
Показывает пальцем на кипу студенческих работ, лежащих на столе у Фрэнка.
Я должна научиться, должна сдать экзамен, как все нормальные студенты.
ФРЭНК. Если вы хотите научиться писать так, как пишут все они, вам нужно стать другой.
РИТА. Что я должна для этого сделать?
ФРЭНК (поднимается со стула). Но я вовсе не уверен, что мне хочется вам это объяснять, Рита, я даже не знаю точно, хочу ли я вообще чему-либо вас учить.
Идёт к письменному столу.
Потому что вы слишком дорого стоите — такая, какая вы есть.
РИТА. Чего же я стою? По-моему, единственное, что и есть во мне стоящего, это то, что я прихожу раз в неделю сюда, к вам.
ФРЭНК. Неужели вы не понимаете, что если вы хотите научиться писать вот так…
Тычет пальцем на кипу работ у себя на столе.
…и сдать экзамены, и всё прочее, то вам надо будет либо подавить, либо вовсе отказаться от своей индивидуальности. И мне придётся в этом случае сделать всё, чтобы вы стали другой.
РИТА. Да неужели вы не поняли, что именно этого я и хочу — стать другой! Послушайте, наконец, вы что, таким образом хотите дать мне понять, что я на это не способна, так? Что я ни на что не гожусь?
ФРЭНК. Дело не в этом…
РИТА. Если вы действительно так думаете, но боитесь сказать, то мне здесь больше нечего делать…
ФРЭНК отворачивается от неё.
ФРЭНК (отходя от письменного стола). Да нет же, вовсе нет. Разумеется, всё у вас получится.
РИТА. Знаете, я прекрасно понимаю, как вам трудно иметь дело с таким человеком, как я. Но вы только подтолкните, а уж всё остальное — я сама. Проявите твёрдость, без этого никуда не денешься. Не бойтесь меня огорчить. И если я пишу какую-нибудь чушь, не жалейте меня, так и говорите: чушь.
Берёт своё сочинение.
Вот, это чушь.
Рвёт его в клочья.
Ну и хорошо. Кидаем его в корзину…
Делает именно это.
…и начинаем всё с самого начала.
З а т е м н е н и е.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина первая
ФРЭНК сидит за пишущей машинкой и печатает. На минуту он прерывается, гасит в пепельнице окурок сигареты, отхлёбывает из стоящего рядом стакана, смотрит на часы, затем продолжает печатать.
Дверь с шумом распахивается, и в комнату стремительно влетает РИТА. На ней новое платье, купленное в комиссионном магазине.
РИТА. Фрэнк!
Кружится, демонстрируя свою обновку.
ФРЭНК (улыбаясь). Это что ещё за видение, возвратившееся из столицы на круги своя?
Встаёт со стула и устремляется навстречу РИТЕ.
С возвращением!
РИТА. Фрэнк, это было невероятно!
Скидывает плащ, и отдаёт его Фрэнку, который вешает его на крючок у двери. РИТА подходит к письменному столу.
(Кладя на стол свою сумку). Нет, честно, это было что-то!
ФРЭНК. Да вы о чем — о Лондоне или о летней школе?
РИТА. И о том, и о другом. Мы всю неделю не расставались ни на минуту. Болтали без остановки, обежали весь Лондон, были и в пабах, и в театрах, накупили на распродаже кучу всякого подержанного тряпья, спать ложились за полночь… Ой, ну в общем…
ФРЭНК. Так значит, на работу времени уже не оставалось?
РИТА. На работу? Да мы всё время работали. Знаете, как они нас гнали: сочинения, одно за другим. Просто покоя не давали.
ФРЭНК идёт к письменному столу.
Хлоп, и ещё какая-нибудь лекция. Но всё равно там было замечательно!
Походит к книжным полкам и облокачивается на них.
ФРЭНК усаживается на свой крутящийся стул так, чтобы видеть её лицо.
Вообще-то поначалу мне было жутко не по себе. Одна, никого вокруг не знаю. Даже сбежать хотела. Но в первый же день, когда я стояла в библиотеке, знаете, разглядывая книги и делая вид, что я много в них понимаю, ко мне подошёл наш преподаватель, посмотрел на книгу, которую я держала в руках, и сказал: «Ага, так вам, стало быть, нравится Ферлингетти?» Я чуть было не выпалила: «Да, но только вместе с сыром Пармезан», но, хотите верьте, хотите нет, я вовремя остановилась. И вместо этого вдруг услышала собственный голос, произносящий что-то вроде: «Честно говоря, я не слишком хорошо знаю американскую поэзию». В этот момент, Фрэнк, вы могли бы мной гордиться. И вот он начал говорить со мной об американских поэтах — и мы просидели за разговором целую вечность — а ведь он формально даже не был моим непосредственным преподавателем, можете себе представить? А потом мы вместе отправились в большой зал, слушать лекцию, народу там собралось тысячи две. После того, как лекция закончилась, профессор спросил, нет ли у кого-нибудь вопросов. И представьте себе, Фрэнк, тут встала я!