Станислава Пшибышевская - Дело Дантона. Сценическая хроника.
Слабый ропот удивленного оживления.
РОБЕСПЬЕР (ухмыльнувшись). Макиавелли ждет вас всех, фанатики свободы, товарищи. Вы пойдете по этой дорожке один за другим.
Снова долгое молчание.
КАРНО (поначалу неуверенно). Да, но, Робеспьер… мы ведь открываем кампанию на трех фронтах! Этой весной мы должны разгромить коалицию. Подумай, какая концентрация усилий нам потребуется! А пораженец Дантон горы свернет, лишь бы добиться скорого мира любой ценой!
СЕН-ЖЮСТ. Максим, решающая атака, внутреннее управление, создание новых институций в каждом секторе общественной жизни. И при этом мы вынуждены были бы терпеть этого бешеного бульдога у своих ног? Откуда у нас время, откуда силы на отражение ежедневных выпадов?
РОБЕСПЬЕР. Коллеги, если Дантон в здравом уме, то он должен был понять, что Комитет упразднить не удастся. Капитуляция Дантона – вопрос нескольких дней.
БИЙО (медленно). А что, если… не понял, Робеспьер?
РОБЕСПЬЕР (после заминки, в течение которой все затаили дыхание). Он отправится под топор. Но тогда… (Слегка изменившимся голосом.) Коллеги, этой крайности мы обязаны избежать.
ПРИСТАВ (торопливо). Гражданин Вадье с очень срочным…
КОЛЛО. Пусть войдет!
Не дожидаясь ответа, Вадье отталкивает Пристава и вбегает. Весь красный от гнева, останавливается возле стола.
ВАДЬЕ. Они опять начали! Это уже и впрямь слишком! Час назад была новая атака на Комбез…
БИЙО. Где?!
ВАДЬЕ. Да в Конвенте же! Друзья мои, дело уже пахнет государственным переворотом! Сегодня они добились своего: арестовали нашего Эрона!
Робеспьер застыл на месте, смертельно бледный. Возгласы негодования и изумления.
ЛЕНДЕ. Кто это такой?
АМАР. Эрон?! Да это же начальник политической полиции, единственный надежный агент, какой у нас есть. Без него мы бессильны. Мы теряем контроль над Парижем.
ВАДЬЕ. Это как если бы Конвент распустил наш Комитет.
СЕН-ЖЮСТ. Кто зачинщик?
ВАДЬЕ. Да кто ж, как не Бурдон из Уазы?
Тишина. Переглядываются.
КОЛЛО. Твой беззащитный Дантон, Робеспьер.
БИЙО. Со своей капитуляцией.
РОБЕСПЬЕР (вскакивает. Щеки у него пылают. Тихо). Идем, Сен-Жюст.
КОЛЛО. Куда же вы?
РОБЕСПЬЕР (в бешенстве). Потолковать с Конвентом! Я велю им взять обратно каждое слово этого идиотского декрета.
Верну я тебе твоего Эрона, Вадье, never fear[28]. (Стремительно уходят).
ВАДЬЕ. Что? Он защищает Дантона?
БАРЕР. Ха-ха, да еще как! Мне все еще жарко.
АМАР. Если он не сошел с ума, то, верно, воспылал к этой непотребной харе греховной любовью.
КОЛЛО (задумчиво, опустив глаза). Гм… Друзья мои, в сущности, никто из нас не знает Робеспьера. Одному Богу ведомо, что кроется за этим вечно агрессивным взглядом…
БАРЕР. Нет, господа. Вы забыли, что гибель Дантона – это гибель Камилла Демулена. Забыли, с каким упорством Неподкупный компрометировал свой авторитет у якобинцев, защищая этого дурачка. По-моему, тут нет никакой загадки.
БИЙО. Подобные бредни ты мог бы оставить историкам. А Робеспьер прав, господа, – дело это роковое. Если мы уничтожим Дантона, то потом придется придерживаться террора, факт.
КОЛЛО. Надо страдать истерией, чтобы бояться террора.
БИЙО (утомленно). Надо страдать идиотизмом, чтобы вводить его безрассудно. Мы создадим еще и ужасающий прецедент. Однако… у нас нет выбора.
БАРЕР. И все же… тот, кто вырвет у Конвента обвинительный декрет, возьмет на себя чудовищную ответственность…
ЛЕНДЕ. Свыше сил человеческих.
БИЙО. Для того-то нас и избрали.
КОЛЛО. Что ж, продолжим заседание, господа. На повестке дня переписка Бартелеми с Женевой. Через полчаса двое из вас пускай соблаговолят сходить в зал. Делегатам может потребоваться помощь. (Звонит в колокольчик. Появляется Пристав.) Позовите кого-нибудь из секретарей.
КАРТИНА 2Вестибюль Конвента. Три входа: налево в зал, в глубине сцены в парк, направо на галерею. Слева на переднем плане скамья, позади нее несколько кресел вокруг стола. Большие окна выходят в парк. Дантон в сильном волнении расхаживает туда-сюда; Камилл вбегает из зала.
ДАНТОН. Ну что, малыш? Пропал Дантон, а? Похоронили его?
КАМИЛЛ (пылко). Как я мог хоть на миг усомниться в тебе! Жорж, прости мне ту минуту необъяснимого ослепления.
ДАНТОН (хватает его за плечи). Страха, дружок. Самого обычного страха. Однако нынче ты набрался новой храбрости, да? И отважишься опять взяться за перо?
КАМИЛЛ. Дантон, таких шуток я не позволю даже тебе.
ДАНТОН (наполовину обхватывает его и стискивает). Что, не позволишь?! (Сжимает сильнее.) Все еще не позволяешь?
КАМИЛЛ (обмирая). Мм-н-мм… ой!
Дантон отпускает его, но продолжает удерживать за плечи.
ДАНТОН (вполголоса, торжествующе). Мальчик мой, понимаешь ли ты, что мы смели Комитет безопасности?! Отныне шпики не могут нам навредить. Отныне честные люди могут дышать… и действовать. (Тише, горячее.) Через неделю Великий Комитет прекратит свое существование. Через восемь дней у Парижа будет выбор между Страшным судом на земле – и мною.
КАМИЛЛ (в восхищении). Жорж, измученная страна взывает к тебе о помощи! Ты один слышишь этот крик. Один ты, супротив тысяч безумцев, вырвешь Отечество из лап его истязателей. Дантон… ты велик.
ДАНТОН (весело треплет его по плечу). Ах ты подлый льстец!
КАМИЛЛ (тише. Нервно переплетает пальцы). Жорж, пошли меня на смерть. Я хочу умереть за тебя.
ДАНТОН (дружески рассмеявшись). Ты лучше пиши, чем умирать… на что мне твой труп?
Из зала выходят Делакруа, Бурдон и Филиппо.
КАМИЛЛ (подбегает к Бурдону и сжимает его в объятиях). Браво, Бурдон! Брависсимо, брат! Преподал же ты им урок!!
ДЕЛАКРУА (по другую руку от Бурдона). Виват Бурдон! Да здравствует победитель Комбеза! Эй, Камилл…
Не сговариваясь, внезапно поднимают победителя. Застигнутый врасплох Бурдон протестует, пока его качают. Камилл изнемогает от смеха.
КАМИЛЛ (согнувшись). Ой!.. Опля, Бурдон… Не могу. Уф! (Падает в кресло и обмахивается носовым платком.)
ДАНТОН (помог победителю слезть; пожимает ему обе руки). Коллега, моими устами тебя благодарит Франция. Мы обязаны тебе первой великой победой: ты нанес тирании Комитетов рану, которая не заживет. (Громче.) Эта победа, товарищи, сплотит вокруг нас трусливое большинство. Через несколько дней мы захватим бразды правления, и Франция пробудится к жизни после гнусного кошмара террора.
Через неделю сто тридцать тысяч молодых граждан вернутся к мирному труду. Наша кровь перестанет удобрять почву у нас на границах.
Через неделю вы заключите в объятия тех, кто сегодня томится в башнях новых Бастилий за то, что посмел требовать всеобщей свободы. Фабр упадет в ваши объя…
ФИЛИППО (неожиданно, будто выстрел). Что… этот фальсификатор?! (Испуг.)
КАМИЛЛ. Так вы верите в эту бесстыдную клевету, в эту дьявольскую ложь Комитетов?! Фабр! Этот поэт с голубиным сердцем!..
Делакруа и Бурдон обмениваются доверительными усмешками.
ФИЛИППО (становится в центр группы и каждым своим словом разряжает царящую в ней намагниченную атмосферу). Господа, чем дольше я наблюдаю вашу тактику… тем меньше вас понимаю. Я тоже требую освобождения – для невиновных, но не для таких, как Фабр! Я тоже всей душой жажду возвращения к нормальным условиям – но не ценой государственной катастрофы!
Вы подкопались под Комитеты, на которых лежит сегодня все бремя правления, – и до сих пор не создали органа, который был бы готов принять у них власть! Но в таком случае если Комитеты вдруг рухнут, то государство обрушится, как взорванная крепость! Это ясно любому ребенку! Вы что, смеетесь надо мной?!
КАМИЛЛ. А почем ты знаешь, Филиппо, что мы не нашли орг… (Осекается под красноречивым взглядом Делакруа.)
ДАНТОН (решительно отвлекает внимание). Дорогой мой, если наши действия тебе не по душе, то чего ж ты к нам затесался?
ФИЛИППО (задумчиво). Я!.. Да ведь это вы меня затащили!..
Чье-то лицо с трагическим выражением боязливо показывается из прохода справа; приглушенный крик.
ГОЛОС. Дантон!.. Дан-тон!..
ДАНТОН (резко отворачивается, делает знак Делакруа и подходит). Ну?..
