Геннадий Мамлин - Обелиск
Иван Иванович (вздохнул, подошел к окну, посмотрел на Анну Петровну, которая по-старушечьи сгорбилась за столом.) Отец Игоря у меня в кабинете сидит.
Анна Петровна. Почему же он ко мне не зашел?
Иван Иванович. О беде близкому человеку нелегко рассказать. А я для него — просто педагог.
Анна Петровна (насторожилась). Многообещающая интонация… Ну?.. Не малодушничайте. (Усмехнулась.) Уже перед вами не женщина сидит, педагог.
Иван Иванович. Полчаса назад по отводной трубке он случайно услышал разговор. Игорю какой-то Федька звонил.
Анна Петровна. Федька? Такого приятеля не было у него.
Иван Иванович. Теперь есть. Так вот, из разговора можно было убедиться, что Игорь не только участие в драке принимал, но и ранение было нанесено его ножом.
Большая пауза.
Извините. Радостные вести веселее приносить. (Идет к двери.)
Анна Петровна (с трудом). Воробьева пришлите ко мне. Сгоряча я, дура старая, не то наговорила ему.
Иван Иванович. Хорошо.
Анна Петровна. Отца Игоря давайте сюда… Пока все.
Иван Иванович выходит.
(Некоторое время сидит, не меняя позы. Потом снимает телефонную трубку; усмехнувшись, грустно.) «Все в порядке, иду ко сну»… (Набирает номер.)
Голос Марченко. Дежурный по седьмому отделению лейтенант Марченко слушает.
Анна Петровна. Здравствуй, Марченко. Анна Петровна говорит.
Кабинет исчезает в темноте.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Еще в темноте раздается короткая автоматная очередь. Потом, левее, еще одна. И тишина. Из темноты возникает декорация второй картины второго действия.
Старшина и Сашка в прежних позах, подавшись вперед, приникли к искореженной балке моста.
Старшина. Метров десять он до второй воронки не дополз.
Сашка. Теперь уже точно, там обрыв, у второй.
Старшина. А похоже, догадались они, что у нас тут нитка идет. (Увидел, что Сашка перебросил автомат через плечо.) Вроде я тебе команды собираться не давал?
Сашка достает из-за пояса гранату.
Отставить! Поперек батьки в пекло соваться — такой игры нет.
Сашка (потуже затягивая ремешок под подбородком). Вы мне не батька — командир.
Старшина. Отставить, говорю! (Усмехнулся.) Я с девятиклассниками в походе был, так через каждый горный мостик прежде сам переходил — выдержит ли.
Сашка. Походы, Ван Ваныч, кончились. Война. (Помолчал.) Через три минуты прожектор на склон переведут. Методичные, гады. Говорят, у них философ Кант на прогулку выходил, так весь город часы по нему проверял.
Старшина. Обобщил.
Сашка (помолчал, усмехнулся). А я, между прочим, через горный мостик и не пробовал переходить, боялся — голова закружится от высоты. И вообще я в нашем классе самым трусливым был. Хотя, конечно, скрывал. И даже интересно было — а смогу я себя в случае чего преодолеть? Представлял, будто мне надо в опасной ситуации на риск пойти. Прислушивался к себе — есть трусость или нет. И выходило — есть… Пора, товарищ старшина.
Старшина. Отставить. В третий раз говорю… Приказываю: в случае чего через десять минут отойти назад. Доложить, что до следующей ночи нечего думать связь восстановить. И опять же в случае чего не вздумай после меня идти на обрыв. К тому времени светать начнет. По-глупому погибать — такой игры тоже нет. Это, как говорит товарищ пятый, — заруби.
Сашка. Пожалели мальчишку, товарищ педагог?
Старшина. Дурень. (Взял автомат, перебросил ногу через балку и протянул Сашке руку.) На всякий случай, Сашок…
Сашка (пожимая руку, старшине). Я, товарищ старшина, как только вы до первой воронки доползете, попробую прожектор автоматом достать.
Старшина (резко обернулся). Очумел?
Сашка. Я еще когда Вострецов ушел, про это подумал. Я на себя их отвлеку, а вы успеете до обрыва дойти.
Старшина. Я-то успею дойти, а ты куда денешься с этого пятачка? Глупость задумал, Пастухов. (После паузы, вдруг.) А ну, валяй!
Сашка (улыбнулся). Спасибо.
Старшина. Конфетой я тебя угостил?
Сашка. Спасибо, что из мальчишки в солдаты произвели.
Старшина. Эко тебя! «Произвели»! Ну, с богом. И с холодным, как говорится, умом. Как это у тебя в песне там? (Напевает строчку из песни.)
Сашка подхватывает, и вместе вполголоса они допевают куплет. Вступает оркестр. И эта песня — в исполнении певца — все громче звучит в зрительном зале.
Сашка перелезает через балку и скрывается в темноте. Старшина снимает трубку телефона.
Певец допел куплет. Оркестр замолкает. Но песня остается в ритме барабана, на фоне которого мы слышим телефонный разговор.
Охрипший голос. Пятый у аппарата.
Старшина. Товарищ пятый, «Стрекоза» говорит. Тут такое дело. Скомандуйте пехоте понаблюдать за скалами, что за мостом. Сейчас их автоматчики обнаружат себя. Хорошо бы их из пулеметов полить.
Охрипший голос. Сейчас с пехотой соединюсь.
Старшина. Подольше бы, товарищ пятый, под огнем их продержать. Мальчишку я на обрыв послал. Дать бы ему выйти живым.
Охрипший голос. Сашку, что ли?
Старшина. Его.
Охрипший голос. От нитки жизнь полка зависит, а ты на ответственное дело — сопляка. Где ему обратно, когда он туда не дойдет.
Старшина. Дойдет, товарищ пятый.
Охрипший голос. Ну-ну, гляди у меня, Званцев. Ответишь головой. Заруби.
Старшина. Зарублю. (Кладет трубку.)
И снова возникает продолжение, а вернее, последний куплет песни о мальчишке в солдатской шинели. Старшина напряженно всматривается в темноту. Прячет под балку полевой телефон. А когда, по его расчетам, Сашка успел доползти до первой воронки, поднимает автомат, стреляет не целясь и, пригнувшись, перебегает чуть левее. Сразу же, словно разбуженные его выстрелами, несколько автоматных очередей с немецкой стороны отвечают ему. Старшина снова стреляет, и снова звучат немецкие автоматы. Когда выстрелы смолкают, старшина, чуть приподнявшись, перебегает вправо. Но в это время луч немецкого прожектора освещает его, звучит еще одна короткая очередь — и старшина падает. Некоторое время прожектор освещает его, затем медленно уходит вправо.
Торжественно звучит песня. И когда она кончается, в продолжающем звучать барабане остается ее ритм.
Старшина приподнимает голову и, с трудом дотянувшись до телефона, левой рукой снимает трубку.
Спокойный голос из динамика: «Ласточка» слушает».
Охрипший голос. Званцев, как там у тебя?
Старшина (в трубку). Порядок, товарищ пятый. Слушает «Ласточка», есть связь. (Кладет трубку и, снова приподнявшись на одной руке, всматривается в темноту.)
Медленно уходивший вправо луч прожектора застывает на месте. Барабан бьет все громче и громче. И замолкает вдруг.
(Кричит.) Сашка, назад!.. Саш…
Его голос тонет в грохоте выстрелов. И сразу же возникают уже слышанные нами в начале спектакля торжественные звуки органа. Сцена погружается в темноту, а затем в глубине, в разгорающемся свете прожектора, появляется обелиск и гранитная фигура солдата с автоматом на груди.
Подчеркнуто торжественное освещение меркнет, замолкает орган. Загорается фонарь на авансцене справа. И опять мы в тихой аллее городского парка. Вечер 9 Мая. На скамейке, склонившись над тетрадкой, сидит Роман.
Справа выглядывает Миша. На плече лассо, у пояса пистолет, на голове некое подобие скафандра с открывающейся, как дверца шкафа, плексигласовой пластиной у лица. Машет кому-то рукой.
Миша (брату). Ты почему обедать не приходил?
Роман не отвечает.
Гляди, буду теперь в космонавта играть. Будто я в прерии на другую планету попал…
Роман не отвечает.
Может, загипнотизировали тебя? (Осторожно дотрагивается до брата.)
Роман. Гав!
