Эйдзиро Хисаита - Крах
О-Маки. Да, вчера слышала от соседки… Очень хотелось бы, с вашего позволения, помочь, но, понимаете, мы уже…
Пастор. Нет-нет, на сей раз речь идет не столько о материальной помощи, сколько о моральной.
О-Маки. Я и в церкви давно не была, что меня очень мучает, но…
Пастор. Вы согласитесь, однако, чтобы я внес ваше имя в список инициаторов сбора?
О-Маки. Да, конечно… Однако будет ли от этого польза?
Пастор. Не сомневайтесь… Кстати сказать, сидеть безвыходно дома вредно для здоровья. Вам надо бы привозить его хотя бы на вечернюю службу.
О-Маки. Благодарю вас…
Пастор. Ну, счастливо оставаться. Нет-нет, пожалуйста, не беспокойтесь, сидите… (К Кадзуо.) Кланяйтесь всем вашим домочадцам в Исиномаки. (Направляется в сад.)
Сэцуко и Кэнскэ провожают его.
Кадзуо (зевает). Пожалуй, отец теперь самый счастливый. (Толкая коляску, уходит.)
О-Маки, заметив на столе письмо, берет его, разглядывает с обеих сторон, затем не без опаски вскрывает.
Тетушка. Интересно, правда ли, что Тоё находится у этой девицы? В таком случае… (Не получив ответа, встает.) Ну, пойду, пока не стемнело… Вот скверный мальчишка! (Уходит.)
Сэцуко (вбегает с радостным видом). Мама, я получила письмо от мисс Поулен. Я только что ей звонила, она зовет меня с собой в Корею. Наконец-то я знаю, где буду работать. (Замечает, что мать расстроена.) Что с тобой, мама?
О-Маки (поднимает голову, она так взволнована, что рот ее судорожно кривится). Что такое?!
Сэцуко. Наконец-то нашлось для меня место учительницы в женской гимназии. Так что…
О-Маки. Сэцу-тян, прочти вот это.
Сэцуко. Это то письмо, которое недавно пришло? Откуда? (Прочитав, меняется в лице, смотрит на мать.)
Пауза.
Тетушка (входит). Надо еще что-нибудь положить в тот ящик?… Что это с вами?…
О-Маки (указывает на письмо). Прямой шантаж. Кавасаки пишет, что согласен дать развод Сэцуко, но взамен требует тысячу иен.
Тетушка. Кто? Бывший муж Сэцуко? Требует тысячу иен? Где же он сейчас?
О-Маки. Почем я знаю! Адреса нет.
Тетушка. Даже адреса не сообщил?
О-Маки. Он просто издевается надо мной. Пишет: «В обмен на документы прошу передать посыльному…»
Тетушка. Посыльному? Кого-нибудь, значит, пришлет. До чего же настырный! Мало того, что причинил столько неприятностей, так еще вымогает деньги.
О-Маки встает, пошатываясь. Входит Кэнскэ.
О-Маки (Кэнскэ). Итак, прошу вас сделать все, о чем мы с вами договорились. (Выходит, пригласив Кэнскэ следовать за собой.)
Тетушка. Ну и дурак же он! Кто же выложит ему тысячу иен? (Уходит.)
Сэцуко некоторое время стоит неподвижно, глядя на закат. С ее лица постепенно исчезает выражение надежды. Горничная убирает чайную посуду и уходит. Спустя некоторое время входит человек в легком пальто японского покроя[10] поверх кимоно, в кепке. Он с опаской осматривается и потихоньку приближается к Сэцуко; хочет окликнуть ее, но не решается. Сэцуко, почувствовав, что в комнате кто-то есть, оглядывается, замечает незнакомого мужчину и от страха готова закричать, но человек быстро снимает кепку и очки. Это Кавасаки.
Сэцуко. Ах!
Кавасаки. Прости, что напугал. Хотел позвонить, но у вас теперь, оказывается, другой номер… Все здоровы?… Что это, вы куда-то переезжаете?
Сэцуко (немного успокоившись). Когда ты приехал?
Кавасаки. Только что. Хотел пройти через прихожую, но там все завалено вещами. Пришлось войти со стороны сада. И как раз удачно, ты здесь.
Сэцуко. Ты из Токио?
Кавасаки. Вчера отправил письмо, а потом подумал, что лучше, пока оно не пришло, приехать самому.
Сэцуко. Письмо?…
Кавасаки. Да. Не очень-то благородного содержания…
Сэцуко. Письмо маме?
Кавасаки. Уже пришло?
Сэцуко. Да, совсем недавно.
Кавасаки. Нескладно получилось. Мама, наверно, удивилась? Что она сказала?
Сэцуко. Значит, это все-таки недоразумение, твое письмо?
Кавасаки. Я хотел с тобой посоветоваться.
Сэцуко. Правда? Так я и думала. Я знала – что бы ни случилось, ты не можешь прислать такое письмо…
Кавасаки. Обстоятельства складываются по-разному. Давай не спеша потолкуем. Ты что-то бледная… Ты здорова?
Сэцуко. Сейчас уже все прошло.
Кавасаки. Все это время жила дома?
Сэцуко (потупившись). Да… Столько событий произошло… Я уезжаю в Корею. Мисс Поулен берет меня на работу в свою женскую гимназию.
Кавасаки. Гм-м. Учительницей музыки?
Сэцуко. Официально это решится в апреле будущего года. Жалованье восемьдесят иен.
Кавасаки. Прекрасно! В самом деле прекрасно. Во всяком случае, я горячо одобряю то, что ты уедешь из этого дома, перестанешь зависеть от матери.
Сэцуко (огорченно). Ты не так меня понял. Я потому и хочу работать, что дома теперь нужда. Буду работать, чтобы помочь семье.
Кавасаки (смеется). Я вижу, ты изменилась к худшему. Ну да ладно. Какие бы ни были у тебя побуждения, все равно я рад, что ты станешь самостоятельной. У меня будто камень с души свалился.
Сэцуко (смягчившись настолько, что уже может шутить). А ты хоть изредка вспоминал обо мне?
Кавасаки. Не говори глупостей.
Сэцуко. Как там мое пианино?
Кавасаки. Пианино?… Гм. Сейчас не до музыки. Наше движение переживает трудные времена.
Сэцуко. В газетах пишут, что многие арестованы.
Кавасаки. Идет коренная перестройка. Мы были слишком беспечны, устраивали разные научные семинары. Друзья почти все в тюрьме…
Сэцуко. Неужели?
Кавасаки. Не знаю, может быть, даже хорошо, что ты тогда вместе со мной не ввязалась в это дело. Тебе, пожалуй, все это оказалось бы не под силу. Так что, наверно, ты правильно поступила. Единственное, чего я хочу, это чтобы ты всегда сочувствовала нашему движению.
Сэцуко (пристально смотрит на Кавасаки, вспоминает прошлое). Ты здоров? Похудел… Или, может быть, мне это кажется из-за того, что ты так одет?
Кавасаки. Здоровье в порядке… А как я выгляжу во всем этом?
Сэцуко. Отлично. Я и то не сразу тебя узнала… Сейчас, наверно, усилили слежку.
Кавасаки. Именно поэтому приходится тратить уйму денег на одежду и транспорт. Пользоваться электричкой, к примеру, рискованно. Но это бы еще ладно. Сейчас дозарезу нужна определенная сумма. Я еще в прошлом месяце начал собирать деньги, однако идет туго. В наше время мало кто раскошеливается. Пришлось прибегнуть к более решительным мерам. И тогда я отправил это письмо… С точки зрения буржуазной морали вымогать деньги под предлогом развода безнравственно. Да и мне, признаться, было не по себе, потому что это касается тебя. Но я написал это письмо прямо с благоговением, как молитву Тебе, наверное, странно… Я хочу, чтобы хоть ты поняла меня.
Сэцуко. Я понимаю.
Кавасаки. Когда-то ты сказала, что сама не можешь участвовать в движении, но будешь втайне оказывать посильную помощь. Я поверил тебе и продолжаю надеяться.
Сэцуко. Я говорила это искренне и помогла бы, если бы не такое тяжелое положение дома…
Кавасаки. Нельзя ли хоть сколько-нибудь достать у матери? Правда, обычным путем у нее ничего не получишь.
Сэцуко. Не в этом дело. Просто в настоящее время денег нет.
Кавасаки. А те деньги? Неужели от них ничего не осталось?
Сэцуко. Какие?
Кавасаки. Те, что припрятаны у тетушки.
Сэцуко. Все это выдумки Тоёдзи.
Кавасаки. Ничего подобного. Я в этом не сомневаюсь. Твоя мать не такой человек, чтобы остаться без гроша в кармане, пусть даже отец разорился.
Сэцуко. Вот все так думают, а в доме даже на еде экономим. Правда! Из имущества же только и осталось, что мое пианино. Но его я тоже продам перед отъездом, чтобы хватило на дорогу в Корею и на оплату жилья хотя бы в первое время. В прошлом году, в декабре, накануне самого рождества, судейские чиновники описали все: шкафы, столы, даже мой электропатефон, подарок старшего брата. Личные вещи, мои и мамины, потом вернули, все остальное перешло в так называемое управление по делам несостоятельных должников… Как дальше жить, не знаю. Правда, решился вопрос с моей работой, может быть, станет полегче… Как назло, Кадзуо, старшему брату, снизили жалованье, они с семьей сами еле сводят концы с концами, так что помогать нам не могут.
Кавасаки. Вот оно как? Нет, не может такого быть! По-моему, все это выдумки для отвода глаз. Однако твоя матушка весьма дальновидна, если даже тебя заставила во все это поверить… Мне бы хотелось с ней встретиться. Попробую сам с ней потолковать.
Сэцуко. О чем?
Кавасаки. Разумеется, просить ее пожертвовать деньги в пользу движения не стану: бесполезно, не даст, а если и даст, так потом жди неприятностей. Уж лучше пусть сочтет меня негодяем и захочет поскорее избавиться от такого мерзавца зятя. Я же заверю ее, что, получив определенную сумму, так сказать, отступные, возьму всю вину на себя и никогда больше не стану ее тревожить.
