Эйдзиро Хисаита - Крах
Кэнскэ, ошеломленный, молчит.
Сейчас постараюсь объяснить. Ты ведь знаешь, я отказался от должности помощника директора и стал рядовым служащим, ведал выдачей ссуд… Но и после этого я по-прежнему пользовался популярностью у клиентов. За это мои коллеги на меня злились, все меня сторонились… И тут я совершил непоправимую глупость. Пользуясь доверием клиентов, я сам, без ведома директора, практически решал все вопросы, связанные со сделками и контрактами. Это-то и погубило меня…
Кэнскэ. Вы хотите сказать, что вас спровоцировали растратить деньги…
Кадзуо. Совершенно верно. Так нелепо попался… Совсем сдали нервы. Если не выпью, не могу уснуть. Дома, конечно, не пил. После работы уезжал прямо в Сэндай. Странное дело, но при таком образе жизни работается прекрасно…
Кэнскэ. И давно это с вами?
Кадзуо. Примерно с год.
Кэнскэ. С год… Значит, когда я в прошлом году встретил вас в Сэндае…
Кадзуо. Да-да, я был тогда изрядно не в себе.
Кэнскэ. Вот как? Да, что-то такое припоминаю… Нет, мне все еще кажется, что вы шутите.
Кадзуо. Вот-вот… Я и среди наших служащих слыл честным, добропорядочным, отличным работником, словом, наидостойнейшим человеком. Когда я был помощником директора, я частенько собирал подчиненных и читал им нравоучения. Я пользовался доверием – еще бы, истинный христианин, не пьет, не курит, человек добродетельный. Даже после банкротства отца ко мне относились сочувственно, потому что мы не нанесли банку никакого ущерба. Теперь все насмарку. Все кончено. Пощады ждать нечего. При мысли о том, какой позор меня ждет… (Закрывает лицо руками.)
Кэнскэ молча смотрит на Кадзуо. Свет гаснет. Видневшиеся в отдалении огни тоже все разом гаснут.
Кэнскэ. О, кажется, уже рассвело… (Встает, подходит к окну, открывает ставни.) Вы ведь совсем не спали. Может, соснете немного?
Кадзуо. Нет, я не смогу. (Отсутствующим взглядом смотрит в сад.)
Кэнскэ. Хорошо бы все же дать отдых нервам.
Кадзуо (садится рядом с Кэнскэ). Послушай, может, ты выручишь меня? Мне больше не к кому обратиться.
Кэнскэ. Я тронут вашим доверием. Сделаю все, что в моих силах, но… Вряд ли дело получит огласку, раз речь идет всего о пяти тысячах иен…
Кадзуо. Это неизвестно. Я лично даже хотел бы, чтобы дело получило огласку. По крайней мере все пойдет своим чередом и я окажусь там, где мне положено быть.
Кэнскэ. Оставьте шутки. И потом, не пристало мужчине отчаиваться из-за таких пустяков. Бывает, что совершают растраты в десять раз, в сто раз больше, и то в ус не дуют! Не знаю, что вам сейчас посоветовать. Так сразу гениальные идеи не осеняют… Примите-ка лучше пока ванну…
Кадзуо. Хорошо…
Кэнскэ. А что если решиться и рассказать обо всем директору?
Кадзуо. Я тоже об этом думал, но…
Кэнскэ. Кстати, растраченные деньги вы могли бы по частям ежемесячно погашать из жалованья. Правда, сумма немалая, и вам следовало бы прежде поговорить с матушкой…
Кадзуо. С матерью? Ни за что! Мы с нею рассорились еще на похоронах отца.
Кэнскэ. Слышал. Но ведь она вам – родная мать.
Кадзуо. Ее сейчас нет в Сэндае, они с Сэцуко уехали.
Кэнскэ (с притворным удивлением). Ах вот как?
Кадзуо. По правде говоря, вчера вечером ноги сами понесли меня к ней. Но дверь была заперта, и мне сказали, что они уехали в Токио.
Кэнскэ. Заперли дом и уехали в Токио?
Кадзуо. Точно не знаю, но обе – и мать и дочь – припрятали денежки, крепко их держат и всячески избегают родственников. Думают, что все зарятся на их капиталы.
Горничная (входя). Доброе утро. (К Кадзуо.) Добро пожаловать! (К Кэнскэ.) Простите, недавно прибывший гость…
Кэнскэ. Прибыл гость?
Горничная. Да, и говорит, что непременно хочет вас видеть.
Кэнскэ. Меня? Наверно, желает, чтобы его перевели в другой номер. Проводи его пока, ну, скажем, в купальню, попроси подождать.
Горничная. Они уже искупались. Сказали, что непременно с управляющим…
Кэнскэ (с досадой). Извините, я сейчас. (Выходит вместе с горничной.)
Кадзуо рассеянно смотрит в сад. Потом хватается за голову и ложится.
В глубине сцены, по галерее, направляясь в купальни, то и дело проходят курортники в теплых кимоно. С появлением каждого из них Кадзуо вздрагивает.
Вбегает растерянный Кэнскэ, уже в дневном кимоно.
Кэнскэ. Извините, Кадзуо-сан, перейдите, пожалуйста, в другую комнату. (Горничной, вошедшей следом за ним.) Перенеси эти вещи в шестой номер главного корпуса, только скорее.
Горничная собирает вещи Кадзуо и уходит.
Кадзуо. Что случилось? Почему такая срочность?!
Кэнскэ. Приехали!.. Писали, что будут в начале июня, я и не беспокоился, а тут…
Кадзуо. Приехали, говоришь? Кто?
Кэнскэ. Э-э, эти… хозяева… Теперешние.
Кадзуо. Хозяева гостиницы?
Кэнскэ. Да, именно. Простите, пожалуйста, перейдите в тот корпус. Номер, правда, не очень хороший, но я потом велю освободить для вас другой. (Подталкивает Кадзуо к выходу.)
Оба уходят.
Почти одновременно у смотровой площадки появляются О-Маки и Сэцуко. Сэцуко так осунулась, что даже косметикой нельзя этого скрыть. Глаза ввалились, скулы торчат. О-Маки тоже выглядит постаревшей.
Сэцуко. О, персик зацвел, смотри, мама.
О-Маки. Холодно здесь все же.
Сэцуко. Нет, хорошо! Такая красивая речушка… Ох, а вода-то горячая. Горячая вода течет! Видишь, пар поднимается.
О-Маки. В этих краях, говорят, даже в колодцах вода горячая.
Сэцуко. Неужели?
О-Маки. Прежде здесь стояло всего два-три домика, не то чайные, не то гостиницы, не разберешь. А сейчас все так изменилось!
Сэцуко. Разве ты бывала здесь раньше?
О-Маки. Давно уже. Когда была беременна Кадзуо.
Сэцуко. Вы тогда приезжали сюда вдвоем, вместе с папой?
О-Маки (помрачнев). Ну и что, если вместе с папой?
Сэцуко. Да просто так… Тебе ничего нельзя сказать, мама, нынче…
Входит Кэнскэ.
Кэнскэ. Простите, что заставил вас ждать.
О-Маки. Готово?
Кэнскэ. Эта комната постоянно свободна. Хотя я велю убирать ее каждый день. (Вместе с женщинами спускается по каменным ступенькам.)
О-Маки (оглядывает комнату со сложным чувством). Ты не удивился, что мы так вдруг, без предупреждения?
Кэнскэ. Как сказать… В общем, немного удивился. Мне сказали, что вызывает клиент, я подумал, может быть, кто-то комнатой недоволен или еще что-нибудь, прихожу, и вдруг… (Суетится, кладет подушки для сидения, убирает багаж, принесенный горничной.)
О-Маки (смеется). А я подумала, что неприлично приехать в первый раз и сразу назвать себя в приемной.
Кэнскэ. Обычно я нахожусь в администраторской, но как раз сегодня… (Наконец садится.) Ну, добро пожаловать. Вы, наверное, устали. Ночь в дороге – это ужасно.
Сэцуко. В вагоне было сравнительно свободно, так что ничего страшного.
Кэнскэ. Это вам повезло… Как провели время? Очень удачно, что сейчас как раз сезон цветения сакуры, так что, наверно, получили удовольствие… А вы, Сэцуко-сан, кажется, даже немного пополнели.
Сэцуко. В самом деле?
Горничная приносит чай. Сэцуко встает, переодевает кимоно.
О-Маки. Мы хорошо отдохнули, без забот. Ходили по театрам, по магазинам, ели что хотели, в общем, жили в свое удовольствие.
Кэнскэ. Прекрасно. Лучшего лекарства и быть не может Получил как-то от вас открытку с видом…
Горничная, подавая чай, что-то шепчет Кэнскэ.
Что? (С досадой.) Опять с утра пораньше?…
Горничная уходит.
О-Маки. Сэцу-тян, сласти в той сумке.
Сэцуко открывает дорожную сумку.
Кэнскэ. Даже сласти привезли?
О-Маки. Немного. А то здесь, в горах, знаете ли…
Кэнскэ. Да уж, конечно… Извините, я сейчас…
О-Маки. Пожалуйста, пожалуйста. Не обращай на нас внимания. Дел-то, наверное, полно.
Кэнскэ. Понимаете, вчера неподалеку отсюда покончили с собой двое влюбленных. Наши постояльцы. И теперь к нам все время ходят следователи… Располагайтесь как дома. (Уходит.)
О-Маки (ложится на циновку). Сэцу-тян, как насчет чая?… Смотри-ка, а из Кэнскэ получился неплохой управляющий.
Сэцуко. Да.
О-Маки. И молодец, что не жалуется на трудности, хотя ему приходится, наверное, нелегко. А вообще-то жизнь не очень-то его баловала: рано остался без родителей, рос среди чужих людей… (Замечает выражение лица Сэцуко и мрачнеет.) Конечно, тебя он, может быть, не устраивает, образования у него нет…
Сэцуко. Не в этом дело! Мне даже кажется, что это я недостойна его любви…
О-Маки. В самом деле? Тогда прекрасно… Но я тебя насквозь вижу. Тебе не по душе все, что бы я ни делала.
Сэцуко. Опять ты за свое? Разве я когда-нибудь говорила тебе что-нибудь в этом роде?
