Эвери Корман - Крамер против Крамера
Он постарался выкинуть из головы эти ощущения и всецело посвятить себя серьёзным поискам работы. Рано поднимаясь, он одевался, словно шёл на службу, отправлялся в даунтаун и использовал библиотеку на 42-й стрит словно свой офис, пользуясь для телефонных переговоров общественным телефоном, а в перерывах между назначенными встречами читал газетные полосы. Он внимательно просматривал все объявления, выписывая некоторые из них, и посещал агентства, предлагавшие те или иные занятия. Но всем этим он уже занимался через силу. Случались дни, когда с самого утра до полудня он ломал себе голову над тем, чем бы ему заняться, забыв, что ему надо связываться с очередным агентством. Он продолжал играть в эти игры, надевая деловой костюм и направляясь в даунтаун с рабочим людом, расставаясь с которым, он направлялся в библиотеку, где его единственным занятием было чтение газет. Но и тут он испытывал неудобства, когда его стали внимательно оглядывать. Ему приходилось прятать свои записи. Он переместил свой офис в небольшое отделение библиотеки поблизости и проводил время, читая «Вестник потребителя», где приводились сведения о предметах, которые ему никогда не понадобятся.
Персоналу биржи труда требовалось знать, чем он занимается в течение дня, насколько старательно сам ищет себе работу, сколько раз он звонил по телефону, сколько у него было собеседований, где данные о них, можно ли в них удостовериться. Он же проводил весь день в библиотеке, в течение которого делал только два телефонных звонка.
— Почему бы вам не проявить побольше гибкости, мистер Крамер? — спросил его как-то один человек. — Почему бы вам, скажем, не продавать вторые оконные рамы?
— Это предмет ограниченного пользования. Зимы становятся теплее. Времена года всё более походят друг на друга.
— Никак вы иронизируете, мистер Крамер?
— Я ищу работу. Мне нужны деньги. Вы хоть представляете себе, сколько стоят сигары-черуты?
— Это не тема для…
— Пятьдесят три цента каждая, и они буквально растворяются в воздухе.
Собеседник изобразил усмешку, но она была проникнута злостью. Тед уже начинал нервничать. Каждую неделю ему приходилось долгие часы ожидать очередного собеседования, в ходе которого он старался доказать, что заслуживает тех денег, которые хотел бы получать;
Он прикинул, что ему нужно примерно четыреста двадцать пять долларов в неделю, чтобы хватило и на жизнь, и на оплату аренды, на стирку белья, на Этту и черуты. Пособие составляло всего девяносто пять долларов в неделю. Даже когда он работал, с присутствием в доме Этты расходы у него были большие. Когда приходили чеки с зарплатой, он уже нуждался в деньгах. Поднакопить ему так и не удалось. На счету в банке у него лежало всего тысяча восемьсот долларов. Меньше чем через два месяца они все у него разойдутся.
Он сказал Этте, что потерял работу ищет новую; она приняла известие достаточно спокойно. Она предложила ему не торопиться с выплатой ей зарплаты, но он предпочёл всё же платить ей за то время, что она проводила в его доме. Билли он ничего не сказал. Но от его внимательных карих глаз ничего не могло укрыться.
— Папа, тебя уволили?
— С чего ты взял?
— Иногда ты сидишь доме.
— А ты знаешь, что означает это слово?
— У тебя нет работы.
— В общем-то, меня не то, что уволили. Компания, в которой я работал, переехала, и сейчас я ищу себе другую работу.
— Ага.
— И скоро я её найду.
Значит, ты завтра сможешь со мной поиграть?
— Лучше я поищу работу, Билли.
Он уже был без работы шесть недель. Он опустился на более низкий уровень, разослав свои бумаги торговым предприятиям, чьи названия нашёл в справочнике.
Вильяму Крамеру минуло пять лет. В день его рождения, можно считать, минул целый год их совместной жизни после ухода Джоанны. Тед устроил детям вечеринку. Был подан торт с изображением Бетмена, который разделили с Билли шесть его друзей. Тед прикинул, что маленький «бетмобиль», подарок и скромное угощение для детей обошлись ему в тридцать восемь долларов.
Он подумал, что, может быть, стоит взять какую-то временную работу типа продавца в магазине или телефонного коммивояжёра, но в таком случае он лишится пособия по безработице. Он должен подучать вознаграждение только за свою работу. Деньги буквально таяли в руках. Всё было очень дорого.
— Ты потерял работу. О-о-о!
Он-то собирался, найдя новую работу, тихонечко и спокойно оповестить о ней родителей, Когда мать прямо спросила его, как у него идут дела, он понимал, что самым лучшим мирным исходом разговора было бы простое «Прекрасно», но у него не повернулся язык.
— Боюсь, что с компанией всё кончено, мама. Мы все потеряли работу. Я занимаюсь сейчас поисками. И что-нибудь найду.
— Его уволили. Уволили!
К телефону подошёл отец.
— Тед, тебя уволили? Почему?
— Послушай, папа, уволили, например. Фреда. Мне же пришлось уйти,
— Почему увольняли?
— Компания была продана, и нас не поставили в известность.
— И вас не могли взять на новое место? Ты, должно быть, здорово проштрафился, если тебя не пригласили.
— Им не был нужен никто из нас. Они переехали.
— И что теперь?
— Я что-нибудь найду.
— Его уволили! О-о-о! — подключилась по отводной трубке мать. — Тед, ты должен кормить ребёнка и платить этой даме, а сегодня всё жутко дорого стоит. И ты один, у тебя нет даже жены помочь тебе. Бот простит, что бы с тобой ни случилось, но как же ребёнок? И у тебя нет работы! Что с Тобой будет?
Только бы она оставила его в покое. Он завершил разговор заверением, что население Нью-Йорка не собирается вымирать, но когда его отец стал кричать в трубку, что, может быть, Теду стоит переехать во Флориду, где поработать водителем — тут есть много пожилых людей, которые не в состоянии ни ходить, ни водить машину — Тед понял, что в их глазах он полный неудачник.
Женщина на бирже труда, которая восторженно ознакомилась с его данными и заверила, что найдёт ему работу через несколько дней, на исходе третьей недели перестала отвечать на звонки. Приближалось лето. В это время люди не уходили с работы, они оставались, чтобы получить право на свой летний отпуск. Его счёт в банке уменьшился до девятисот долларов.
— Билли, чёрт побери, да кончай же! Я уже наигрался с тобой! Я играл с тобой после ужина целый час! Больше я не могу возиться с тобой* Давай посмотрим книжку.
— Не кричи на меня.
— А ты не хнычь.
— Я не хнычу.
— Кончай же! Отправляйся к себе в комнату!
Схватив его, он выволок Билли из своей спальни, так крепко вцепившись ему в руку, что на ней остались следы.
— Ты сделал мне больно! — он принялся плакать.
— Я не хотел. Но я терпеть не могу, когда ты при мне хнычешь. Поиграй сам по себе, чёрт возьми! Дай мне покоя.
Мысли о работе ни на минуту не оставляли его. Он отнюдь не считал себя одарённым в какой-то одной области. Ему потребовалось несколько лет, чтобы обрести себя в этой узкой сфере коммерции. Он предлагал идеи реклам, продавал место под них. Его работа, его пиджаки и галстуки, его имя, напечатанное на листках блокнота, секретарши, современный кабинет, деньги, которые позволяли ему существовать, содержать домоправительницу, покупать хорошее вино — всё это, кроме непосредственной работы, как-то поддерживало его. Лишившись её, он чувствовал себя совершенно беспомощным.
А при наличии ребёнка всё обретало прямо трагическую окраску, потому что на его попечении как отца было существо, полностью зависящее от него. Он и раньше лишался работы, но никогда ещё его не посещало такое отчаяние. И просыпаясь по ночам, Тед Крамер часами не мог снова уснуть.
Он старался попадать на глаза служащим биржи труда, которые куда-то засунули его бумаги; они снова заполнили на него карточку, уделяя внимание новым людям, которые только недавно потеряли работу — «Когда вы говорите, это с вами случилось, мистер Крамер?»
Билли, полный желания ему помочь, предложил ему утешение:
— Помнишь, когда уволили Фреда Флинстоуна?
— Да, ты мне рассказывал.
— Ну вот, а сейчас я узнал, что у Фреда новая работа. Здорово, папа? Это значит, что и у тебя будет новая работа.
Он получил известие от Джима Коннора. Тот с женой предпринял поездку в Европу и прежде, чем окончательно уходить на отдых, решил ещё раз попробовать свои силы в деле. Он теперь имел дело с новым журналом «Мужская мода». О’Коннор хотел узнать — Тед уже «на приколе» или ещё «прохлаждается». Последнее выражение отнюдь не отвечало действительности, потому что ртутный столбик подскочил до 92 градусов по Фаренгейту, и Тед обливался потом во гремя собеседования в «Мире упаковок». О’Коннор поведал ему, что самый долгий период безделья для него был во время спада в пятидесятых, когда он «прохлаждался» целый год, но это было сомнительное утешение.
