Захар Прилепин - Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы
Дед пошёл по военной линии, служил офицером в лейб-гвардии Семёновском полку. В какой-то момент якобы сошёл с ума или имитировал сумасшествие (ещё одно семейное лыко в строку), чтобы избежать наказания за взяточничество.
Отец, Яков Петрович Чаадаев, тоже служил в лейб-гвардии Семёновском полку, участвовал в шведской кампании, получил Георгиевский крест. К моменту рождения сына был отставным подполковником. Пробовал себя в литературе: в частности, написал под псевдонимом комедию, где высмеял управляющего экономии в Нижегородской губернии. Тот, прочтя комедию, в бешенстве скупил весь тираж.
Мать, Наталья Михайловна Щербатова, – дочь историка Михаила Михайловича Щербатова, также отслужившего своё в Семёновском полку. Щербатов – едва ли не первый в нашей традиции историк, который выразил некоторые сомнения в безусловном благе петровских реформ, заложивших основы российского западничества.
Род Чаадаева по материнской линии восходил к святому князю Михаилу Черниговскому.
В младенчестве Пётр был перевезён в родовое имение – село Хрипуново Ардатовского уезда Нижегородской губернии.
Отец умер, когда ребёнку не исполнилось и года, в 1795-м. В 1797 году умерла мать.
Пётр и брат его Михаил, на два года старше, воспитывались заботливой, влюблённой в них без памяти тётушкой и дядей со стороны матери.
В доме дяди, по собственному признанию, получил образование «дорогое, блистательное и дельное». (У братьев Чаадаевых осталось состояние, оценивавшееся в один миллион ассигнациями, и 2718 душ в имениях – нижегородском и владимирском. То есть возможности имелись изначально.)
Пётр Яковлевич отучился в Московском университете, где не раз доставлял преподавателям неудобства своими неординарными знаниями в самых разных сферах.
Ко времени окончания университета Пётр Чаадаев собрал собственную огромную библиотеку более чем в десять тысяч книг, владел французским, английским и немецким языками, свободно читал по-гречески и по-латыни, усвоил философские системы Канта, Фихте и Шеллинга, изучил законоведение, историю, возможно – математику и физику.
Это был уникальный тип.
«Одевался он, – замечал современник, – можно положительно сказать, как никто. Нельзя сказать, чтобы одежда его была дорога, напротив того – никаких драгоценностей, всего того, что зовут “bijou”, на нём никогда не было. Очень много я видел людей, одетых несравненно богаче, но никогда ни после, ни прежде не видал никого, кто был бы одет прекраснее и кто умел бы столько достоинством и грацией своей особы придавать значение своему платью». И далее: «Искусство одеваться Чаадаев возвёл почти на степень исторического значения».
Более того, у него была ещё и репутация лучшего танцора в Москве: новомодную кадриль он исполнял не хуже танцмейстера.
Всеобщий любимец и баловень.
По окончании Московского университета, где был одним из первейших учеников, поступил, по семейной традиции, в лейб-гвардии Семёновский полк (и брат его тоже).
Переезжает в Санкт-Петербург, где снимает квартиру в семь комнат с мебелью – привычки у него сложились богатые.
Но обжиться как следует братья Чаадаевы не успели: в марте 1812 года Семёновский полк покинул Петербург – приближалась война с Наполеоном.
Полк входил в пехотную дивизию генерала Алексея Петровича Ермолова, корпусом командовал великий князь Константин Павлович.
12 мая, согласно приказу, «…недоросли из дворян Михайла и Пётр Чаадаевы определяются в полк подпрапорщиками и приписываются в 3-ю гренадерскую роту». (Звания подпрапорщиков присваивались дворянам, готовящимся к получению офицерского чина.)
Гренадеры были отборной частью пехоты. Изначально они предназначались для штурмов и осад. Фузеи – ружья – у гренадеров были немного короче и, следовательно, легче общепехотных. На вооружении у них, помимо ружья со штыком и тесака, были ручные гранаты – «гренады» или «гренадки»: полый чугунный шар, заполненный порохом, с фитилём. (На лядунках у гренадеров было изображение горящей гренады.)
Гренадкой надо было уметь пользоваться; кто плохо умел – оставался без руки или головы. Пётр Чаадаев – умел. Их учили.
Другой вопрос, что в Отечественную войну гренадеры имели такое же вооружение, как и пехота, крепостей не брали и с гренадками не таскались.
В гренадерские роты, пишет Илья Ульянов в книге «Русская пехота в войне 1812 года», «…переводили лучших солдат прочих рот, не обязательно самых высоких, но непременно отличающихся наилучшим поведением».
Боевое крещение семёновцы приняли уже под Бородином.
До полудня их полк, слыша грохот и крики сражения, стоял в резерве позади правого фланга 2-й армии. Но даже там французская артиллерия достигала их, и вскоре появились потери: свист ядра, замирание сердца, взрыв – и… вот уже понесли убитого или повели раненого из строя.
Известна жуткая история про однополчан братьев Чаадаевых – братьев Олениных. Девятнадцатилетний Николай Алексеевич и восемнадцатилетний Петр Алексеевич Оленины наверняка были знакомы с Чаадаевыми и, быть может, дружны с ними: ровесники, дворяне, дети знатных родов.
М.И.Муравьёв-Апостол вспоминал: «Правее 1-го батальона Семёновского полка находился 2-й батальон. Пётр Алексеевич Оленин, как адъютант 2-го батальона, был перед ним верхом. В 8 часов утра ядро пролетело близ его головы; он упал с лошади, и его сочли убитым. Князь Сергей Петрович Трубецкой, ходивший к раненым на перевязку, успокоил старшего Оленина тем, что брат его только контужен и останется жив. Оленин был вне себя от радости. Офицеры собрались перед батальоном в кружок, чтобы порасспросить о контуженом».
Чаадаевы, естественно, всё это могли наблюдать своими глазами.
«В это время неприятельский огонь усилился и ядра начали нас бить. Тогда командир 2-го батальона, полковник барон Максим Иванович де Дамас, скомандовал: “Господа офицеры, по местам”. Николай Алексеевич Оленин встал у своего взвода, а граф Татищев – у своего, лицом к Оленину. Они оба радовались только что сообщённому счастливому известию; в эту самую минуту ядро пробило спину графа Татищева и грудь Оленина и унтер-офицеру оторвало ногу».
В разгар сражения Наполеон выдвигает войска по направлению к стоящей на кургане центральной батарее Раевского с намерением обойти левое крыло русской армии.
Барклай-де-Толли, разгадав намерение противника, отдал приказ 4-му корпусу вступить в первую линию левее и позади центральной батареи, а за ним в резерве поставил Преображенский и Семёновский полки под начальством тридцатипятилетнего красавца, генерал-майора барона Григория Владимировича Розена.
(Если в Семёновском служили братья Чаадаевы, то в Преображенском, по соседству, – ещё один блестящий молодой человек, полиглот и большой умница, поэт Павел Катенин. В 4-м корпусе, тоже совсем неподалёку, со своими двумя орудиями некоторое время присутствовал на этих позициях не меньший талант – поэт Владимир Раевский.)
Вновь пришлось стоять под перекрестным огнем неприятельской артиллерии: ядра всё чаще попадали в строй и убивали гренадеров, даже не имеющих возможности ответить.
Потом их били картечью, а следом доставали уже и оружейным огнём.
Дабы избежать лишних потерь, полки, не отступая, смещались, меняя позиции.
В 4 часа дня канонада прекратилась: выехавшая для наступления французская кавалерия закрыла батареи.
И вот атака: уланы и кирасиры, бешеная скорость, жуткое сближение…
Розен с барабанным боем выводит колонну вперед: французская кавалерия встречена и опрокинута в коротком штыковом бою…
За день семёновцы потеряли четырёх офицеров и 24 нижних чина убитыми, не считая раненых.
…Здесь, видимо, и выяснилось, что знание философии, привычка к более чем обеспеченной жизни, безупречность внешнего вида и вкус к одежде никак не мешают Петру Чаадаеву стрелять в людей и работать штыком…
По итогам сражения, за явленную смелость, оба Чаадаева были произведены из подпрапорщиков в прапорщики. (Заметим: не все подпрапорщики полка, а именно они.)
Более того, только Пётр получил Владимира 4-й степени с формулировкой «отличился мужеством и храбростию в сражении 26 августа при Бородине».
Этот восемнадцатилетний юноша сделал что-то такое, чего рядом с ним не сумел никто.
11 сентября, согласно полковым документам, «вновь произведенныя прапорщики написываются в роты: Чаадаев 1-й в 7-ю, Чаадаев 2-й в 9-ю роту, коих завтрешняго числа и привести к присяге капитану Пущину».
Всю кампанию 1812 года Чаадаевы отслужили гренадерами; участвовали в деле под Тарутином – первой серьёзной победе русских, когда были побиты войска Мюрата, – и затем преследовали в составе русской армии бегущих со всё большим и большим позором европейцев.
Офицер, их сослуживец по Семёновскому полку Александр Чичерин оставил любопытные записки о своих впечатлениях: по большей части, он видел и переживал то, что переживали и Чаадаевы, поэтому имеет смысл привести несколько цитат.
