Захар Прилепин - Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы
Я также был под Фер-Шампенуазом, шёл от Шалона во главе Блюхеровой армии, командуя гусарскою бригадою, составленной из Ахтырского и Белорусского полков. От частых битв в течение сей кампании моя состояла только в 900 всадниках, не более. Я семь раз атаковал колонну Пактода – и всё безуспешно. Несколько раз наезжал на рогатки штыков, поставленные этой колонною, и всё тщетно. Причина упрямства моего состояла не в том, чтобы я надеялся врезаться в середину этой огромной массы, ибо я в сравнение с нею много уступал ей в числительной силе, – но для того, чтобы не давать ей ходу до прибытия артиллерии и большого числа конницы мне на подмогу, что и случилось. Прибывшая конноартиллерия прояснила несколько ряды сей колонны, мы бросились на неё, с одной стороны – конно-егеря графа Павла Петровича Палена и Кинбурнский драгунский полк, а с другой – моя бригада, и колонна легла под нашим лезвием».
Так пришла череда побед русских и союзных войск.
В марте, в бою при подходе к Парижу под Давыдовым было убито пять лошадей! – но очередной прорыв к артиллерии сквозь гусар бригады Жакино был всё-таки совершён, и артиллеристы перерублены.
В парижские предместья ахтырцы ворвались одними из первых.
Затем, когда французы капитулируют, полк войдёт в Париж торжественным парадом.
Родитель того Викентия, которого Давыдов спас когда-то от мужицкой расправы в русской деревне, явился к Давыдову и попросил дать сыну рекомендацию. Денис Васильевич удивился: какую ж ему рекомендацию, если он против своих воевал? Нет, говорит отец Викентия, он воевал против Наполеона, а теперь у нас законный монарх пришёл к власти. Давыдов пожал плечами и красочно расписал на официальной бумаге дела Викентия.
Не прошло и месяца, когда Викентий явился похвастаться орденом. Давыдов был несколько озадачен новыми французскими порядками. К тому ж, ему так легко ордена не давались.
В мае он, испросив полгода отпуска, отправился в Москву.
Поучаствовав в десятках сражений, ночных экспедиций, сабельных рубок, атак и отступлений, за два года войны Давыдов не был даже ранен.
Счастливая, казалось бы, судьба? По сравнению с павшими или изуродованными – безусловно.
Но по сравнению со многими сверстниками Давыдова, далеко обошедшими его в количестве наград, – не столь удачливая; своё генеральское звание – присвоенное и отозванное назад – Давыдов возвращал в мытарствах и неврозе целый год.
Только после личного письма Давыдова императору Александру I («…в Пруссии, Турции, Швеции, России и Германии, везде, где у Вашего Величества были враги, я сражался с ними…») звание наконец вернули.
В промежутке между этой войной и следующей Давыдов успел многое; причём за некоторые дела лучше б и не принимался.
Он приступил к написанию военных мемуаров и вернулся к поэзии. Смертей было так много за последнее время, что стихи писались чаще всего лирические, любовные. (Соответственно, и несколько увлечений у него тоже случилось.)
Он вошёл в «Орден русских рыцарей», бывший одновременно и преддекабристским сообществом, и масонской ложей, и патриотической организацией.
В «Орден…» вступило огромное количество русских офицеров, вернувшихся из зарубежного похода: стремление в масонские ложи было повальным, и лишь самые прозорливые покидали их в кратчайшие сроки – Давыдов в их числе.
Первоначальный устав общества написал Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов – богач и оригинал, в Отечественную войну он пожаловал огромные деньги на создание собственного полка, куда изначально пытался определиться поэт Пётр Вяземский.
«Орден русских рыцарей» ставил целью построение конституционного порядка в России, ограничение абсолютной власти государя и… противостояние польскому влиянию.
Дело в том, что в 1815 году по настоянию Александра I было образовано Царство Польское, вошедшее в состав российской империи на правах автономии; поляки имели собственную конституцию, армию, правительство, положение об использовании своего языка в сейме, делопроизводстве, суде, школе и т. д. – причём распространялось это и на правобережье Днепра, где таким образом ополячивалось украинское население. Поляки настаивали на присоединении к ним западных окраин России, и казалось, что Александр согласен с ними: два учебных округа – Харьковский и Виленский – были устроены по образцам польской образовательной реформы, их курировали польские аристократы; в российском обществе, и в первую очередь среди военных, шли устойчивые слухи, что вся Украина и Прибалтика будут аннексированы в пользу Польши.
Сейм получил право отвергать законы, предлагаемые российским правительством, поляки имели огромное количество финансовых преференций; Александр I очевидным образом питал к Польше слабость, брат его Константин Павлович и вовсе не скрывал, что поляки ему нравятся больше, чем русские.
В офицерской среде это вызывало всё большее раздражение: разве за польские выгоды воевали и прошли Европу до Парижа?
К «Ордену…» имели отношение такие значительные фигуры, как будущий шеф III отделения Александр Христофорович Бенкендорф или генерал-майор Михаил Фёдорович Орлов – давний военный знакомый Давыдова, любимец российского императора, принимавший капитуляцию Парижа; в скором будущем он возглавит декабристов Кишинёва.
Дмитриев-Мамонов, Бенкендорф, Орлов и, наконец, Давыдов – все они были безусловной элитой государства. Так называемые «декабристские» сообщества начинались, как мы видим, с генералов, а закончились, как позже съязвит поэт Пётр Вяземский, подпрапорщиками.
«Орден русских рыцарей» существовал меньше года, и к последующим заговорам ни малейшего отношения не имел.
В ноябре 1816 года Давыдов командует 1-й бригадой 2-й гусарской дивизии: Ахтырским и Александрийским полками, стоит меж Вильно и когда-то захваченным его отрядом Гродно; в феврале 1818-го служит начальником штаба в разных корпусах, ждёт с нетерпением хоть какой-нибудь войны, потому что штабная работа ему совсем не по сердцу, но войны всё нет и нет; в итоге в 1819 году Давыдов женится, в 1820-м уходит в длительный отпуск, а в 1823-м – в отставку. Поначалу думал, наверное, что навсегда.
В отпуске, перешедшем в отставку, Давыдов написал работу «Опыт теории партизанского действия» – профессиональный труд военного тактика (и, само собой, практика); семья стала разрастаться (всего у Давыдова будет девять детей); познакомился и подружился с Пушкиным (посвятившим ему великолепные стихи), купил дом в Москве… в общем, всё шло на лад.
Декабристское восстание никак не коснулось Давыдова (когда двоюродный брат, декабрист Василий Львович Давыдов предложил ему участие в заговоре, Денис Васильевич – вспомните его пугачёвский тулупчик – ответил: «Полно, я этого не понимаю; бунт, так бунт русский; тот хоть погуляет, да бросит; а немецкий – гулять не гуляет, только мутит всех. Я тебе прямо говорю, что я пойду его усмирять»).
Просидев три года дома, Давыдов испросил у нового императора, Николая I, разрешения вернуться в армию. Тот предложил ему Кавказ.
В этом жесте императора порой ищут подвох: якобы Николай I решил убрать с глаз долой ненадёжного генерала, друга многих декабристов.
(Вообще говоря, декабристы были друзья едва ли не всему высшему свету; а надёжность свою Давыдов доказал уже многократно.)
Нет, тут всё объясняется проще: на Кавказе началась вторая русско-персидская война. В середине июля 1826 года 40-тысячная шахская армия при 42 орудиях, под командованием наследного принца Аббас-мирзы, вступила в пределы России в районе Карабаха.
Армия шаха была вымуштрована и снаряжена на европейский лад, и сопровождали эту армию те, кто её готовил: многочисленные английские инструкторы.
Командующий отдельным Кавказским корпусом Алексей Петрович Ермолов приказал корпусным войскам сосредоточиться под Тифлисом, но сбор происходил медленно, а шахская конница уже была в 70 верстах от города.
Император Николай I требовал решительных действий, наступления («…докажите персиянам, что мы ужасны на поле битвы», писал он) – но какое тут наступление, когда на границе находилось около трёх тысяч русских войск.
Как бы к Давыдову ни относились, но его славное военное имя весило много. Тем более что Ермолов ещё до начала войны спрашивал о возможности вызова Давыдова к себе в помощь.
Денис Васильевич, хоть и стал уже отцом трёх детей (и жена была беременна четвёртым), на предложение императора согласился; 15 августа, всего через три дня после аудиенции у Николая I, он отправился на очередную свою войну.
10 сентября Давыдов был в Тифлисе.
Персияне тогда встали под крепостью Шуши, где засел русский гарнизон в 1300 человек, – и взять её никак не могли.
Ермолов с десятитысячным корпусом смог удержать персидское воинство и, в сущности, не проявлял ни малейших признаков беспокойства, не говоря – паники. Он передал Давыдову отряд грузинской конницы в шестьсот сабель, с величайшим тактом отписав ему при этом, что «продолжительный мир ослабил здешних жителей воинственность» – мол, Денис Васильевич, не ждите от них слишком многого. Тем не менее, Давыдову было поручено атаковать одно из подразделении персидской армии – под руководством Гассан-хана.
