Василий Афонин - Вечера
— Еды возьму, а пить не хочу больше, хватит.
Печников прошел к горничному окну. Олька спала, повернувшись на правый бок. Ему виден был затылок ее, шея — одеяло закрывало плечо. Боясь заплакать, Печников тряхнул головой, вернулся к столу, где теща в сетку укладывала свертки с едой.
Потом они шли по ограде, прощались и все никак не могли дойти до ворот. Пожить бы недельку-другую здесь, передохнуть.
— С Олькой будьте поласковее, Елизавета Яковлевна, я вас прошу.
— Ну о чем ты говоришь. Ты сам держись. Не робей там. Может, и через это надо пройти, кто знает. Ты специалист хороший, не пошлют же тебя канавы копать… Бригадиром хоть назначат. Ах, горе!
— Это уже мелочи, значения не имеет. Ну, до свидания, Елизавета Яковлевна. Спасибо вам за поддержку. Теперь мне легче немного.
— До свидания, милый. Главное, не падай духом. Я все сделаю, как и обещала. Что-то хотела спросить?.. Да, родители-то твои? Живы ли еще?
— Живы. Старые совсем. Дай бог увидеть через два года.
— Где они? Все там же, на Шегарке? в Жирновке?
— Нет, к районному селу ближе перебрались. До свидания, Елизавета Яковлевна. Пошел я. Не провожайте дальше, не надо. Все. Хоть бы не проснулась. Скажите ей, что мама скоро приедет…
— Будь здоров. Дай поцелую тебя. За Ольку не беспокойся.
— Через полтора часа поезд. Успею. Автобусом до конца, да?
— До конца, — теща держала Печникова за руку. — Ничего. Не теряй мужества. Пиши чаще. Я тебе посылки посылать стану. Ступай.
Он пошел торопливо, оглянулся, оглянулся опять, помахал рукой и скрылся за домами. Елизавета Яковлевна некоторое время еще стояла у ворот, будто ожидая, что Печников вернется, закрыла за собой дверь, подошла к окну, прислонясь лицом к стеклу, долго всматривалась в глубь горницы — там было тихо, — тяжело прошла к столу, села, сутулясь, вынула папиросу и, забыв прикурить, сидела полузакрыв глаза. Встала, неуверенно, словно после недавней болезни, начала убирать со стола, мыть посуду и все старалась поймать утерянную мысль. Ах да, от Анны старшей дочери, давно уже не было письма. Ладно ли у нее. Там двое детей, сыновья. Внуки. А у Катерины дочь. Олька. Четыре года. Сейчас проснется, спросит: бабушка, а где папа? А папа уехал. Что ты ей ответишь? Что-то отвечать надо. Да, что-то надо отвечать. Как бы он там опять не сглупил…
На вокзале долго еще, около часа, Печников ходит по перрону из конца в конец, поглядывая на станционные часы А стрелки движутся медленно. Ходит, думает. Мысли его несвязны, отрывочны, думает он обо всем сразу, перескакивая с одного на другое. Рано ушел от тещи, надо бы еще посидеть, чтобы здесь не толкаться. Нет, в самый раз, проснулась бы Олька, тяжелее было бы. А Елизавета Яковлевна — молодец баба. Сильная. Ему самому порой не хватает душевных сил, он знает это, чувствует, потому всю жизнь тянется к таким людям, как Елизавета Яковлевна. Если бы не было у Печникова матери, хотел бы он иметь такую вот мать. Но у него своя мать — человек достойный: повидала, поработала. В войну вон как доставалось им, деревенским бабам…
Четыре года назад, перед тем как родиться Ольке, теща приезжала к ним в гости. Жила довольно долго, месяц кажется, а то и более, дожидаясь возвращения дочери из роддома. Недели две еще наставляла Катерину по уходу за ребенком. Печников с тещей подолгу разговаривали в те дни. Катерина в роддоме, никто не мешает. Поужинают, сядут в маленькой комнате, где поуютнее. Тогда-то они и условились, что называть ее Печников будет по имени-отчеству. Так ему удобнее. Но чтобы она не сердилась…
— А я и не настаиваю, — усмехнулась Елизавета Яковлевна, — зачем же. Мать у тебя есть — хватит одной. А я — теща. Зови, как хочешь.
Печников стал было уговаривать тещу, чтобы она переехала к ним, продала усадьбу. Заболеет — присмотреть некому. А тут — свои.
— Никуда я не поеду и усадьбу продавать не стану, — отказалась напрочь Елизавета Яковлевна. — Это родовая усадьба. Уж сколько лет фамилия наша живет на одном месте. Там я родилась, там и умру. Жалко будет, если усадьба не перейдет после меня в родственные руки. А потом, — Елизавета Яковлевна засмеялась, — что тебе за охота жить вместе с тещей? Слышал, каких только сказок о тещах не сочинили? И такие-то они, и такие-то. Вот и я — ничем от других не отличаюсь. Давайте-ка порознь. Издали милее друг другу будем. Стану я вам письма писать сердечные, ждать по осеням, под урожай, встречать-провожать, скучать. Переезжать? Спасибо за приглашение, Алеша. Но пойми меня правильно: в своем доме я хозяйка, а здесь буду в углу сидеть. Так? — она взглянула на Печникова.
Печников смутился от откровенности, покраснел, помнится. Не ожидал он таких прямых слов.
— Ну что вы, Елизавета Яковлевна, — стал говорить он, но теща его не слушала. Больше о совместной жизни разговора они не затевали. Переписывались, поздравления посылали к праздникам…
Поезд на станции стоит недолго, всего три минуты. Держа сетку в опущенной руке, Печников подымается в вагон, находит место. Полка у него нижняя, он садится, смотрит невидяще в окно. Поезд трогается. В вагоне душно. От выпитого Печникову тяжело. Он просит постель, ложится спиной к переборке, закрывает глаза. Вагон покачивает, стучат колеса. Печникову хочется уснуть, чтобы ни о чем не думать, но сна нет. Опять думается о разном, о жене. Печников пытается разгадать, что же все-таки это такое — его жена, Катерина, с которой он прожил пять лет. Нет, видимо, никогда не поймет этого Печников. За пять лет не понял. А теперь — конец всему, не к чему вроде и разбираться.
Болит голова, он вспоминает. Старый, наполовину деревянный город к северу от Новосибирска. Печников приезжает туда по назначению, с дипломом архитектора. Она приезжает после окончания строительного техникума. Ему двадцать пять лет, ей двадцать. Он работает в институте Гражданпроект, она на стройке, мастером. Они еще не знают друг друга, не знакомы. Лето, идет дождь. Печников стоит под карнизом деревянного дома, глядя, как пузырится в лужах вода. Ему весело. Через улицу бежит рослая девушка, промокшая уже. Оглядывается, куда бы спрятаться. «Сюда!» — кричит ей Печников и машет рукой. Девушка бежит к нему. Стоят рядом. У нее широкоскулое, молодое совсем лицо. Она отжимает волосы и смеется. А дождь все не перестает. Он провожает девушку. Встречаются. Печников получает квартиру. Делает предложение. Свадьба. Теща приехать не может, хворает. Переводом устраивает жену в свой институт. Семейная жизнь. Вечера дома. Она сидит у телевизора, неохотно оборачивается на голос мужа. Печников стоит в дверях, держа в руках свитер и шарф. В них дыры. Ему жаль — вещи почти не ношены. «Катя, — говорит он, — у нас завелась моль, что же ты… Смотри, что наделала», — Печников растерянно поворачивает свитер, показывая жене. Показывает шарф. «Надо купить нафталин и пересыпать, — быстро говорит жена, не отвлекаясь от телеспектакля. — Что же ты раньше не подумал?»
Приезд тещи. «Ну, как вы уживаетесь?» — осторожно спрашивает она, глядя на зятя. «Живем, — кивает он».
Ольга. Новые расходы. Жена уходит из института. Два месяца не работает, подыскивает новую службу. Устраивается в кинотеатр. Болезнь Печникова: воспаление легких.
«Катя, — тихо говорит он, — неловко затевать такой разговор. Катя, у тебя есть какие-нибудь деньги? Надо за квартиру заплатить. За Олю, в сад. Я же на больничном — не скоро получу». Она дает ему двадцать рублей. Он берет.
«Катерина, ты почему не приносишь в семью деньги? — спрашивает он. — Мне тяжело одному — расходов много. Мало того, ты у меня берешь постоянно. Молча. Я на продукты оставил, а ты взяла. И ничего не сказала. Так нехорошо делать, Катерина». — «Я на тебя не собираюсь работать, — говорит жена. Ноздри ее вздрагивают. — Приносить! Нашел о чем говорить, о… деньгах. Постыдился бы. Мужик, заработать не можешь, чтобы семью прокормить». — «Постыдился бы? — переспрашивает жену Печников, сдерживаясь пока. И подходит к ней. Она сидит на диване, читает книжку. — А тебе за стол не стыдно садиться? За стол, не дав ни рубля. А?» — «Укорил, — жена откладывает книгу, становится напротив. — Едой укори-ил, — тянет она. Глаза ее белеют, останавливаются, лицо деревенеет. Печников знает, что произойдет сейчас. — Едой! Да ты…» И тогда он ударяет ее. Бьет сильно. Жена падает и кричит. Печников уходит из дома, ночует у товарища. Жена товарища смотрит на него осуждающе…
Печников встает, выходит в тамбур курить. Возвратается. Вагон плацкартный, в одном купе с ним едет семья: муж с женой, парнишка-школьник. Отец с сыном устроились на верхних полках, мать внизу, напротив Печникова. Уже вечер, за окном темно. Приносят чай. Печников просит два стакана, пьет, глядя сквозь стекло, в темноту. Есть неохота. «Зря еду взял», — вяло думает он. Ложится спать, засыпает. Спит он тяжело, ворочается, стонет и скрипит зубами. Женщина будит его, прикасаясь рукой к плечу. «Повернитесь на бок», — говорит она. Сонный, Печников поворачивается лицом к перегородке. Во сне ему снится все то, что уже было, и то, что должно случиться.
