Марина Гельви - Там, где папа ловил черепах
Стук в дверь галереи был уже непрерывным.
— Эмик! — вдруг ужаснулась тетя Тамара. — А может, и этот Арчил ходит с револьвером, как Теймураз Михайлович, помнишь?
Дядя сразу встал, прошел в галерею, отпер дверь и, не оглядываясь, так же быстро вернулся в комнату. Прислушался. Входная дверь открылась, шаги, дверь закрылась, опять легкие шаги. Дверь тети Адели тихо затворилась.
Дядя злорадно прошептал:
— Он, наверно, прокрался без туфель.
В то утро мама потребовала, чтобы папа сделал своей сестрице отдельный ход во двор. Но пана должен был ехать в совхоз и уехал. В выходной день он срубил вместе с дядей одну из акаций — они росли рядом и мешали друг другу. Отыскали в сарае доски для ступенек. Нашлась и старая, без верхней филенки, дверь.
К вечеру лестница была почти готова. Одной стороной она примыкала к забору тети Юлии, а для внешней стороны не хватило рейки для перил и двух досок для самых нижних ступенек. Мама решила: «Пока так сойдет, а потом найдем доски и доделаем».
Дверь, ведущую из нашей галереи в тетину, забили гвоздями и заставили тяжелым умывальником.
Как же обиделась тетя, когда пришла со службы и по привычке поднялась к нам в галерею. Она взглянула на умывальник, потом на нас, губы ее дрожали.
— Там… Мы сделали тебе… — начал смущенно папа.
Она ушла.
Мама запретила мне ходить к тете Адели. Я видела тетю лишь тогда, когда она приходила с работы, часто с Арчилом. Он осторожно поднимался вслед за ней по лестнице без перил. А когда уходил — она провожала его до ворот, — оба спрыгивали с лестницы, за неимением нижних ступенек, как спортсмены, и всегда смеялись при этом.
Какой мне быть?
Играли на перемене в школьном дворе. Смотрю, обижает большой мальчик первоклассников. Наскакивает на них и щелкает по голове. Они, сбившись в кучку, жалобно вскрикивают. Он смеется и, с силой подтянув свой кулак к плечу, заставляет щупать мускулы. Кто не хочет щупать и восхвалять его физическое превосходство, того он снова больно щелкает.
Я остановилась на бегу: как он смеет? Да я ему сейчас… Подскочила, треснула по голове с размаха, он со свирепым видом обернулся и… куда только делась его злость.
— Чего дерешься? — заголосил, как первоклассник.
— А чего маленьких бьешь?
— А тебе какое дело?
— Посмей еще хоть раз их тронуть!
— Э, смотри на нее! Ты кто такая?
— Еще не понял?
— Не!
Я резко рванулась к нему, он от меня. Еще бы. За меня весь «штаб справедливых». Его придумал в нашем классе Клим Брусков. Вообще этот учебный год хороший: меня приняли в пионеры, мы боремся за справедливость… В этом году я поняла простую истину: когда за правду бьешься, всегда победишь, если даже ты слабее противника. Только не надо бояться и не надо плакать. В драках я стала идти напролом, за это Клим назначил меня своим помощником. Я вся в царапинах и синяках, ну и что? Зато как весело! Даже о своей любимой Белке забываю на переменах. Деремся просто героически. Как налетим на нарушителя справедливости — пыль столбом и куча мала.
У нас в классе появилось и другое, не менее увлекательное занятие: альбомы. Как только Они вошли в моду, я сейчас же завела свой, красиво надписала его, разрисовала розочками и виньетками, прилепила картинки, и получился он у меня не хуже, чем у многих.
Предложила Климу оставить в альбоме память. Он, не раздумывая, написал:
Когда ты будешь бабушкой,
Надень свои очки
И вместе с своим дедушкой
Прочти мои стишки.
Я долго с недоумением смеялась: чудак. Когда-то это будет? Двести, триста лет пройдет! Да и вообще, разве я буду когда-нибудь бабушкой? Откровенно говоря, я ждала от Клима признанья хоть каких-то моих достоинств, а он… Удивило еще сильнее и то, что Клим написал это стихотворение в альбомы всем девочкам. Чем оно его так восхитило, мы понять не могли.
А Сашка, моя самая любимая противница в драках и союзница в играх, оказалась на высоте. Она мне написала:
Ты прекрасна, точно роза,
Но есть разница одна:
Роза вянет от мороза,
Ваша прелесть — никогда!!!
Эти три восклицательных знака особенно меня умилили. И вообще я даже почувствовала себя похорошевшей, и какая-то едва уловимая тоска коснулась души: вот бы стать такой прелестной, как роза. Под впечатлением этого стихотворения я расхаживала по школе плавно и в тот день ни с кем не дралась. А в коридоре дым стоял коромыслом. Но даже когда сбивали меня с ног проносившиеся дети, я, и падая, старалась сохранять изящество. Дома долго смотрела на себя в зеркало: есть ли хоть крохотная надежда походить на ту, про которую говорят: роза. Увы. Сходства с красавицами при всем моем желании я не обнаружила. А интересно, что напишет в мой альбом Алешка?
Поболтала к нему в галерею. Он не хотел писать. Ему почему-то было стыдно. Я сказала:
— Вот что хочешь, то и напиши.
— А я ничего не хочу.
— Нет, ну вот что ты обо мне думаешь?
Он вытаращил на меня свои выпуклые смеющиеся глаза.
— Неужели тебе совершенно нечего написать мне на память?
Подумал. Хохотнул с глупейшим видом:
— Да ну тебя.
— Прошу, Алеша, ты такой хороший…
Никакого результата. Даже наоборот, попытался удрать в комнату. Я загородила дорогу:
— Сейчас же пиши, а то набью.
— Ат-стань!
— Значит, ты плохо ко мне относишься, да? Это память, ты понимаешь, память! Она показывает, кто как относится друг к другу.
Алешка ломался, я упрашивала. Наконец сказал:
— Иди отсюда подальше.
Я отскочила, он сел, заслонил альбом локтем и стал писать. Я прыгала от нетерпенья: что, что он пишет? Вот не думала, что его мнение так для меня ценно.
— Но обязательно стихами, — подсказала издали.
— Уф! — отвалился он от альбома.
Подбежала, прочла:
Если надо, Коккинаки полетит и в Нагасаки
И покажет всему свету, где зимуют раки.
— Мерси, — от неожиданности перешла я на французский. Хотелось замаскировать досаду, а мой товарищ, страшно довольный, что смог увековечить этот народный фольклор, открыл мне тайну:
— Я тоже заимел альбом. Ты мне напишешь? Только без цветочков, поняла?
Альбом Алешки был сплошь заклеен фотографиями Чкалова, Байдукова, Водопьянова, Коккинаки и других героев летчиков. Принялась думать, что бы такое написать? Нужно что-нибудь геройское, серьезное… Ладно! Я отогнала Алешку и через некоторое время, очень волнуясь, показала ему раскрытую страницу:
Есть страна в восточном полушарии,
Нет в стране проклятых богачей,
Всем народам весело живется,
Та страна зовется СССР.
Прочел, подумал:
— Сама сочинила?
— А разве не видно?
Еще раз прочел, ухмыльнулся. Так и не поняла: понравилось оно ему или нет?
Альбомы некоторых наших девочек представляли собой настоящие произведения искусства. Во-первых, эти девочки доставали где-то какие-то особенные альбомы, а какие открытки были приклеены в них, а какие виньетки, вырезанные из старинных книг! А какими почерками были вписаны туда стихи, и какие стихи! У Шурки Хиляевой, например, имелся добровольный секретарь Зоя. Все мальчики изъявили желание оставить память о себе в альбоме Шурки. Но им разрешалось только стоять на почтительном расстоянии, а писала за них Зоя. Стихотворение выбирала сама Шурка. Мальчик, например, начинал диктовать:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор…
— Не, не, не, — останавливала Шурка, — Мне только про любовь.
Мальчик про любовь не знал. Тогда за него диктовала она сама, например:
— Вспоминай, когда другая,
Друга милого любя,
Будет песни петь, играя
На коленях у тебя.
Мне понравилась Шурка. Может быть, я завидовала ее успеху у мальчиков? Но и самой себе я не признавалась в этом. Просто невзлюбила Шурку, и все. Наде она тоже не нравилась. Надя сказала:
— Перестань по партам бегать и драться. Тогда мальчики тебе тоже захотят написать, как этой противной Шурке пишут.
— Правда?
— Уверяю тебя.
Я оглядела класс. Была перемена. У доски шел бой «алых» и «белых». Вернее, он продолжался после урока географии. Сашка скакала по партам — уносила галстук на свою «землю», в конец класса. Ее по партам догонял «враг». Я дико вскрикнула, прыгнула наперерез, толкнула «врага», он откатился, другой «враг» хлопнул меня с силой по голове. Зато Сашка донесла галстук. Я встала. Рябило в глазах. Надя сказала:
— А еще хочешь, чтобы тебе писали в альбом.
На другой день прихожу в школу, говорят:
— Товарищ Рая сказала, чтобы ты явилась после уроков в пионерскую комнату.