Музафер Дзасохов - Осетинский долг
Откуда такая неуемная радость? Да потому что из-за нас им выпало немало треволнений. Кылци имел уже список отставших — сорок три человека. Прибыли все. Как только он убедился в этом, высоко поднял кулачище и угрожающе потряс им:
— Вот погодите, я вам покажу!
Но угроза была показной. И в самом деле: чем и как мог он наказать? Отстали не умышленно, а главное же — вот они мы! Живы-здоровы. Дома, можно сказать. Дом — это поезд с надписью «Москва — Рига», только ради нас, быть может, и бегущий по неведомым ему доселе путям…
Осетия приветствовала по-летнему теплой погодой. Листва еще густо зеленела. Прибыли в одиннадцать утра. Нас ожидали встречающие. Ребята, конечно, не послушались доброго совета — вернулись бородачами. Выглядеть старались заправскими абреками. Но вправе ли мы судить их строго? Молодость. Не убедились еще, что борода уму не замена…
Меня встречали Шаламджери и Дунетхан. Разглядел родные их лица в толпе, и ком подступил к горлу, глаза застлала пелена, вот-вот выкатится предательская слеза. Отвлекаю себя посторонними мыслями. Ищу, чем бы одолеть слабость, недостойную мужчины.
Кажется, Дунетхан сильно изменилась. Повзрослела, выросла.
Шаламджери стиснул в объятиях. Дунетхан повисла на мне. Ясно, еще немного — и расплачется. Пытался отодвинуть за плечи, поглядеть в лицо, но будто приросла, не оторвать. И только плотнее уткнулась в мое плечо. Шаламджери, поняв ее состояние, улыбается:
— Радоваться бы нужно благополучному возвращению брата, а ты!..
Она украдкой смахнула слезы и смущенно улыбнулась.
— Это уже другое дело! — похвалил Шаламджери. — Казбек, как попутешествовал? И коня сберег, и сам живой?
— Так точно, хорошо!
— Слава Богу. Но в гостях хорошо, а дома лучше?
Мы с Дунетхан уехали в село.
— Вот видишь: не думали не гадали, а я уже студентка!
Ее привычные словечки «думали-гадали» и «видишь» обычно свидетельствовали о добром расположении духа. Она сейчас как раз в таком состоянии.
Однажды, в селе еще, был такой случай. В комнате висел рядом с окном пучок липового цвета. Мы любили липовый чай-. Подул ветер, усилившийся к ночи. Веточки липы шуршали от сквозняка, будто мыши скребли. Дунетхан проснулась и выкинула всю связку в форточку. А утром, когда все проснулись, похвалилась:
— Думайте-гадайте: ночью что-то ш-ш-ш-ш, а я взяла, да это ш-ш-ш-ш и выш-ш-швырнула!..
Посмеялись тогда.
— Казбек, мы не сообщили тебе: Дзаттен умерла, — слова Дунетхан пробудили меня от воспоминаний.
Я оторопел.
— Когда?
— Через неделю после твоего отъезда.
— Царство ей небесное! Через неделю, говоришь? — до меня дошел наконец смысл сказанного Дунетхан. — Почему же не написала?
— Шаламджери не позволил. Приехать ты бы не смог, а так, говорит, чего зря беспокоить… травмировать…
— А как Нана?
— Алмахшит давно ее увез. Как только похоронили Дзаттен…
На меня разом навалились семейные печали и заботы. С одной еще не покончено, а тут вот другая. Нельзя Бади одну оставлять. Когда в доме никого не останется, и со скотиной распрощаться придется. Из четвероногих остаются корова, овца да еще коза. И гусей с курами со двора вон. Коли дом на замок, то и ясли на запор…
Все крохи, что Дзыцца горбом наживала, мы порастеряли. А теперь очередь и до живности дошла.
— Алмахшит просил, чтобы по приезде ты в горах у него побывал.
…Мы отдыхаем, пока наши студенты-нецелинники работают в колхозах. Возможность побывать в Цуалы, у Алмахшита, появилась. Занятия начнутся с понедельника, а это еще целых пять дней.
— Значит, дом Дзаттен пустует?
— Сын приезжает.
Возвратясь с войны, сын Дзаттен стал работать шофером. Еще при жизни матери он вознамерился переселиться сюда, но все не получалось.
— Кукуруза не поспела еще?
— Переспела даже.
— Правда?
— Мы с Бади поклялись, что справимся с ней до твоего приезда. Вчера обломали, но засыпать в хранилище не успели.
— Да и рано еще.
— Почему же?
— Надо перебрать. Да и подсушить тоже.
Большую часть огорода всегда занимала кукуруза. И еще картофель. Между ними умудряемся сажать фасоль И тыкву. В урожайные годы наше зернохранилище переполнено через край. А что туда не умещается, ссыпаем в большой деревянный ларь. Стебли связываем в снопы, составляя в суслоны на огороде. Вряд ли это потребуется нынче: если продадим Чернушку, освободимся от овцы и козы, к чему такие запасы?..
А куда вот деть Хуыбырша? Это верный друг горестных дней наших, как же бросить его на произвол судьбы теперь?
Бади дома не оказалось. Всю жизнь наш дом никогда не запирался, а сейчас на всех дверях замки. Дунетхан нащупала под нижней ступенькой крыльца ключи.
Что гонец с доброй вестью о нашем приезде оказался расторопным, мы поняли по тому, что Бади явилась незамедлительно. Будто споткнувшись, бросилась в мои объятия. Но вместо приветствия ласково упрекнула:
— Почему долго не возвращался?
— Неужели долго?
— А ты думал? Знал бы, как я ждала!
Я принялся распаковывать багаж.
— Бади, ты что любишь больше — конфеты или печенье?
Научилась быть скромницей — молчит, застеснявшись.
— Если разучилась говорить, вот тебе и конфеты, и печенье.
Обеим сестрам я привез по одинаковому отрезу на платье.
— И знаете, где купил? В Оренбурге.
— О! — воскликнула Бади. — И далеко этот Оренбург?
— Так-то вы изучаете географию? Очень далеко. А где Урал, знаешь?
— Да…
— Так вот — он рядом.
XVI
Невозможно было не отправиться в горы. Без поддержки Алмахшита я не в состоянии принять столько решений, сколько свалилось на мою голову. Да и просто не имел права принимать их без него, самого близкого нам человека.
Вся многочисленная семья оказалась на месте, кроме самого Алмахшита. Когда я увидел здесь и Нана, почувствовал что-то вроде ревности. Словно она, охладев сердцем, изменила нашей семье.
— Смелей, не стой у порога, как незваный гость! — с мягкой улыбкой сказала она.
Я приблизился к ее постели, бережно взял протянутую ладошку.
— Слава тебе Господи, что вернулся живым и невредимым. А как девочки?
— В здравии.
Она так подробно, в деталях, расспрашивала о моей поездке, что я диву давался. Что только ее не интересовало: живут ли там осетины, какова степная земля, что может на ней уродиться? И больше всего изумилась, узнав, что там не было гор.
— Как хорошо, что у Дунетхан все вышло без сучка и задоринки… Вот как Бади одна будет жить, ума не приложу… С минуты на минуту и Гаги должен появиться.
На веранде скрипнули половицы.
— Кажется, он…
В двери показался Алмахшит.
— О! Какой у нас гость!
Я поспешил навстречу. Обменялись крепкими рукопожатиями.
— Давай рассказывай, выкладывай новости. Ну как — покорил целину? Все залежи перепахал?
— Знал бы, какое раздолье там, сколько плодородной земли!
— И до сих пор ни у кого руки не доходили до нее?
— Веками степь лежала нераспаханная.
Когда перешли к делам собственным, разговор сбился.
— Бади говорит, что не побоится и одной оставаться, — сказал я.
— У-у-ух! — глубоко выдохнул Алмахшит. — Нет, нельзя допустить, чтобы девчушка оставалась одна.
— Да и я так думаю.
— За такую девочку всегда беспокойства хватает, а тут одна… Как можно допустить такое!
— Хоть бы сюда перебралась, что ли, — вставила Нана. — Дом дяди не чужой для нее.
Но у Алмахшита семья — рота целая: четыре дочки и четыре сына. Да еще жена и мать его, Нана. Боюсь, не будет здесь Бади спокойнее. Ясно это и Алмахшиту, а то не прикинулся бы глухим в ответ на слова Нана.
— А чем худо было бы ей в интернате? — спросил Алмахшит таким тоном, словно и сам не верил, что там может быть хорошо. — Живут же там и такие, у кого есть мать… и отец… И Бади сможет…
— Это о каком интернате идет речь? — поинтересовался я.
— В Цуалы — рядышком. Вон под той горой, внизу. И к нам бы прибегала. Мы и присмотрели бы за ней…
В тот же вечер я вернулся домой, так и не договорившись ни о чем определенном. Да и трудно было решить без самой Бади. Когда я отправлялся в горы, об интернате и не заикались. Сам-то я подумывал о подобном варианте, но при этом имел в виду интернат в городе, чтобы мы трое были в одном месте. И потом один Бог знает, найдется ли там место для нее. А без желания самой Бади вообще ничего не предпримешь. Хотя меня она слушается, и больше того — готова по первому моему слову в огонь и воду, но я-то не могу самолично, не считаясь с ее желанием, решать ее судьбу. Сама из родного дома она не собирается уходить. Так смогу ли я выдворить ее насильно или хотя бы вынуждать к этому?
