Музафер Дзасохов - Осетинский долг
— Сюда веди. Под сарай.
Собака доверяла мне и пока, видимо, ничего не подозревала. Я привязал ее к столбику.
— Хуыбырш, Хуыбырш… Хороший пес! — ласково приговаривал Темиркан.
Собака нехотя виляет хвостом, вопросительно поглядывая на меня, словно ожидая подсказки относительно ее дальнейшего поведения.
— Ничего. Привыкнет, — сдавленно произнес я, стараясь больше обнадежить себя, чем ее будущего хозяина.
Хуыбырш рванулся следом за мной, но веревка отдернула его назад. Он жалобно заскулил, будто запричитал. Я еле сдерживал себя, чтобы не вернуться.
— Иди, иди, не дразни его больше, — подтолкнул меня Темиркан и вышел следом за мной в калитку.
— Когда едешь?
— У нас с Дунетхан через три дня начинаются занятия, но, видимо, мы не успеем собраться…
— Это почему же?
— Да вот не знаю, как с пшеницей, заработанной на целине, поступить?
— А что тут голову ломать! Получить, и все.
— А куда я ее дену?
— Соображай…
— Продать бы ее, да…
— А в Ардоне можно ее получить?
— Да.
— Хорошо бы смолоть, так выгоднее. Муку прямо в селе бы расхватали…
— Ясно…
— Тогда чего теряться? У меня дружок в Джермецыкке, попрошу у него машину, получим на элеваторе зерно и отвезем на мельницу — мельник добрый знакомый…
Через день-два Темиркан подъехал на машине. Даже в дом зайти отказался — времени, говорит, в обрез. Только тронулись, как я хлопнул себя по лбу:
— Вот балда!
— Что с тобой?
— Документы-то дома оставил! — распахнул дверцу и стремглав побежал в дом. Обернулся в один миг.
— Дурная примета, — качнул головой Темиркан.
— Ничего — все будет в наилучшем виде! — бодро возразил я. Во мне все ликовало, гордость распирала меня: ведь целый грузовик понадобился, чтобы отвезти заработанную мной пшеницу — не кем-то там, а именно мной заработанную!
На хлебоприемном пункте начальник, ознакомившись с документами, с хитринкой глянул на меня и спросил:
— Это из каких же Таучеловых ты будешь?
Я объяснил. Он удовлетворенно кивнул.
— Ты сын Байма? А меня-то помнишь? Ведь для вашей семьи я не посторонний человек!..
Он припомнил далекие события, когда мы с Дзыцца бывали у них дома, подробно описал дом, улицу. Но я ничего не мог вспомнить. Стоило ему сказать, что во дворе у них растет высоченная дикая груша, как я словно прозрел. Он пригласил нас домой, но Темиркан, поблагодарив за приглашение, отказался, объяснив, что долго задерживаться не может. Тогда начальник попросил рабочих, чтобы они помогли нам затарить зерно в мешки.
На мельнице работал мой старый знакомый. Лет девять прошло, как с соседским мальчонкой мы поймали усача и обменяли на муку у этого самого мельника. Где ему припомнить меня, а я вот сразу признал его. Левый пустой рукав его за поясом, а на багровом мясистом лице жизнерадостно поблескивают глазки.
Конечно, он меня не узнал, зато искренне обрадовался, завидев Темиркана. Трудно разговаривать под шумный грохот жерновов, и они вышли во двор.
— Каким ветром занесло? — спросил мельник.
— Добрым. Давненько тебя не встречал.
— Не темни, Темиркан, и не пудри мозги. Видишь, я и снаружи-то весь в пудре, — засмеялся мельник.
— Ну, и дело к тебе…
— Валяй.
— Вот паренек, — он махнул мне, чтобы я подошел ближе, — этот мой молодой друг нуждается в твоей поддержке.
— К вашим услугам!
— Он на целине заработал больше тонны пшеницы. Как бы поскорее ее смолоть?..
— Уж не завтра ли свадьба? — мельник улыбнулся.
— Нет. Он студент и торопится пока не на свадьбу, а в город, к началу учебы.
— А мы давайте договоримся так. Мука у меня найдется. Вы ее забираете прямо сейчас, а пшеницу… — Он дернул пустым рукавом.
— А еще бы лучше — по-другому, — Темиркан почесал нос и вкрадчиво продолжал. — Коли ты так добр, нашел бы нам и покупателя, а?.. Заберет он муку, а мы налегке по домам…
Мельник снова дернул рукавом:
— Вчера были желающие, да не было муки. Я сказал, чтобы заглянули сегодня. Вот если появятся…
Уж воистину, если повезет, так до конца. Через час-полтора подкатил грузовик, из кабины которого выбрались молодой водитель и крупный мужчина лет пятидесяти, по всей видимости — отец и сын.
— Ну как, чем обрадуешь? — спросил старший, обращаясь к мельнику.
— Кажется, сегодня вам повезло.
— Ну да?
— Вот тут мой друг, — мельник украдкой моргнул Темиркану, — разжился на целине пшеничкой и сюда подбросил тонну…
Мужчина, остерегаясь какого-либо розыгрыша, переспросил:
— Ты всерьез или так, для забавы?
— Я что, похож на скомороха? Хлебом клянусь, так оно и есть.
— Но мне-то не пшеница нужна, а мука.
— Была бы пшеница, а мука будет. Да и готовая есть. Из Кабарды привезли две полные машины зерна. Одну я уже перемолол. Они явятся через неделю — успею и для них намолоть.
Просто не верилось, что все так ладно вышло. Я получил деньги, все еще не веря своему счастью.
— Спрячь, да поглубже, — подтолкнул меня Темиркан.
— Мельника бы… отблагодарить…
Темиркан пожал плечами, но посмотрел на меня, как мне показалось, уважительно. И крикнул мельнику:
— Мы в один миг, сейчас вернемся.
— Да сопутствует вам святой Уастырджи!
Возле магазина Темиркан остановил машину. Подойдя к дверям, мы прочли: «Учет». Вот тебе и на!
— Как же теперь быть? — Темиркан задумался.
Я растерялся. Нельзя же надуть мельника: ведь он отлично понял наш намек. Положим, обойдется он без бутылки, но как я потом себя буду чувствовать? И дома-то, черт возьми, ни капли этого добра.
— Не знаешь, ни у кого араки на продажу не найдется?
В ответ Темиркан заговорщицки улыбнулся, будто вспомнил что. Так оно и есть:
— Лет семь тому назад это произошло, — начал он рассказ. — Я пацаном был, прицепщиком в тракторной бригаде работал. И как-то у мужиков табак кончился. А ты знаешь, что это такое, когда у заядлых курильщиков кончается курево? Папиросочки-то магазинные тут не в счет — от них у трактористов такой кашель, что трактор трясется, плуг подпрыгивает… Последнюю рубаху отдать готовы за самосад «вырви глаз» нашего Дадочки. А тот его на керосин менял. Вот к нему меня и подослали. Он дал мне большой кисет с табачищем и десятилитровую посудину, наказав, чтобы вечером я приволок ее, наполненную керосином.
— Хорошо-хорошо! — и я ринулся в поле.
Как только меня не корили: и лишь за смертью меня только посылать, и долог-то я, как полярная ночь, и так далее и тому подобное. Но стоило им скрутить свои козьи ножки и затянуться, как мир преобразился в их глазах, жизнь похорошела, а я стал их избавителем. И у них вместе с дымом улетучилось из головы, что за табачок-то надо платить — отлить керосина. Беспамятство захлестнуло и меня. Только вечером, споткнувшись об эту пустую посудину, я вспомнил, почему она тут. Внутри у меня похолодело, в голове выкристаллизовалась мысль: и керосина без бригадира не достать, да если бы и достал, так не дотащить отсюда — ведь все уже уехали. У меня в одном месте была припрятана поллитровка с керосином. Я достал эту бутылку, прихватил посудину, пустую, конечно, и направился к лесу. Там наполнил большую посудину водой, а сверху залил керосином. Запах керосиновый есть — и концы в воду, сойдет!
Обрадовался этот Дадочка исполнительному мальчишке! А тому — подавай Бог ноги! И благодарности-то даже не дослушал. Но гроза разразилась в тот же вечер.
То не черная туча надвигалась на нашу улицу — это шел к нашему дому сам Дадочка. Увидев его, я незамедлительно исчез подальше от греха.
— Где твой щенок? — набросился он на мою мать.
Та окаменела.
— Где этот ублюдок, я тебя спрашиваю?
— На тебе же мужская шапка! Как позволяешь себе разговаривать с женщиной?! — возмутилась мать. — Скажи по-человечески, что случилось?
— Где твой сын, который работает прицепщиком?
— Дома.
— Позови его сюда немедленно!
Мать обыскала дом, долго звала меня, да куда там!
— Вот странно: только что был здесь и вдруг запропастился куда-то…
— Не выводок виноват, а волчица, ее и надо истребить! — потрясал он кулачищами над головой матери.
На его вопли сбежались соседи. Они и уняли громовержца. Вот с тех пор я обхожу его дом. Араку купить можно только в этом доме!
— Ничего себе предисловие! Сказал бы сразу…
— Ну как? Идешь к нему?
— Иду. Я же не взаймы прошу, а за наличные!
Взял четвертную бутыль и пошел к Дадочке. Из-за плетня рванулась собака ростом выше теленка.
Вышедший Дадочка утихомирил пса. Узнав, что мне нужно, попросил деньги вперед. Я без лишних слов вручил запрошенную сумму. Он дважды пересчитал их и осторожно опустил в бездонные галифе…