Музафер Дзасохов - Осетинский долг
Оказалось, что очень я похожа на дочку этой женщины. А дочка-то третий год с мужем в заграничной командировке находится. Поэтому увидела она меня — и глазам собственным не поверила. Сначала молча дивилась, потом решилась подойти и заговорить. Короче, домой пригласила. Благодаря тебе, говорит, словно бы дочь свою повидала. Живет она неподалеку от магазина. Мы поддались ее настойчивости и согласились. В один миг она и стол накрыла.
— А косынка эта — не ее ли подарок? — Земфира кивком указала на голову Раи.
— Бесполезно было с ней спорить — силой повязала. Это подарок от дочери. Она матери две таких прислала.
— В общем, впечатлений на целый год, — посмеялась Земфира. — Ладно, пора и бай-бай.
XV
Снова беспокойство о доме. Неизвестно, когда Дунетхан приступит к занятиям. Не знаю ничего и о здоровье Нана. Может, ей хуже? А выздоровеет, так и уезжать ей пора. Как же тогда Бади? Когда с ними Дунетхан, я беспокоился меньше. Теперь же куда ни кинь — всюду клин. Не соображу, что и предпринять… Посоветоваться бы с кем? Но если сам бессилен разобраться, кто тебе сумеет помочь?
Напрасно жду письма. Не напишут уже. Нам давно пора бы и выехать. Ведь последний срок отъезда намечался на середину октября. Но вот и октябрь скатился под горку. Мороз не сдается. Хорошо, что снегопадов еще нет. Временами ветер кружит отдельные снежинки, но снежной зимы они все же не делают.
Убирать остается немного. Вчера наведывался Кылци.
Порадовался нашим темпам, но сказал, что надо опередить остальных.
Хотя мы, как говорится, и сидим на чемоданах, но ни у кого руки не опустились. Теперь всех перевели на тока. Ни шатко ни валко зерно все еще перевозят на элеваторы. Жаль, до боли жаль, что мало транспорта, что разбиты дороги. Не успевают вывозить. Говорят, на помощь направят военнослужащих. Они и займут наше место.
А нас сегодня отвезут в райцентр. С вещами. Сядем в поезд, застучат колеса: так-так, так-так! Запоет душа: домой, домой!
К общежитию подкатила машина местного руководителя, который в день приезда выступал на митинге. Вместе с ним — еще трое, четвертый — Кылци.
Он первым зашел в общежитие и гаркнул:
— Встречайте гостей!
— Добрый день, чудо-богатыри! — приветствовал всех председатель исполкома.
Обрадовались, как доброму знакомому. Большинство ребят так обросли, что и родители не узнали бы!
— Кажется, никого из вас тут уже и нет?
— А где же мы? — послышалось со всех сторон.
— В горах Кавказа, а точнее — в милой вашей душе Осетии.
— Все собрались, — доложил ему Кылци, приблизившись.
Председатель снял шапку. Пригладив иссиня-черные волосы, заговорил:
— Дорогие мои! Настал час прощанья. Два с небольшим месяца назад вы вступили впервые на эту землю и с тех пор не жалели для нее трудов своих. Что можно сказать о вашей работе! Только похвальное. Весь урожай, считай, подчистую доставлен в закрома. Теперь и без вас довершим то, что вы не успели. И девушки и юноши потрудились героически. Ваш трудовой подвиг мы не забудем. Это достойный пример для молодежи. От имени руководства района, от всех трудящихся благодарю вас. Счастливого вам пути!
Потом от имени Президиума Верховного Совета СССР вручали медали за освоение целины. Но это — особо отличившимся. Почетные грамоты вручались всем без исключения.
Выступил Кылци-. Поблагодарил хозяев за высокую оценку нашего скромного труда, заверил, что молодежь Осетии и впредь будет трудиться не покладая рук, просил ждать и в следующем году.
Когда садились в машины, к нашим бородачам подошел председатель и полушутя сказал:
— Приедете в райцентр, сбрейте бороды. Не то дома подумают, что вы с необитаемого острова.
— Мужчина должен быть небритым и свирепым! — выкрикнул Танчи и уже тише добавил, будто оправдываясь: — Так говорят испанцы.
— Но вы же не испанцы, — улыбнулся председатель.
— Мы осетины и не уступим им ни в чем.
Бородачи одобрительно загоготали. Некоторые поглаживали бороды. Сколько же споров было — у кого они лучше.
— Извините, но и у нашего козла есть борода, однако он далеко еще не герой, — парировал председатель.
Грянул смех, ведь такое присловье в ходу и у осетин.
Шутки, смех, песни не прекращались до самого райцентра. А здесь было великое столпотворение.
— Посмотри, экспресс подали! — Танчи по привычке толкнул меня в бок. — Целый пассажирский состав дальнего следования. А сюда-то тащились в «телятниках»…
— Нам, что ли? Держи карман шире. — Я пригляделся к табличкам на вагонах. — Читай, если не разучился на целине: «Москва — Рига»!
— Для нас, для нас, — выкрикнул на ходу, как всегда спешивший Кылци.
Снова митинг. Пришли представители ЦК Казахстана, обкома партии и комсомола. Добрым пожеланиям не было конца. И вот наконец:
— До свидания!
— Счастливого пути!
Дан гудок, поезд двинулся, медленно-медленно набирая скорость. Пока различимы были люди на станции, мы смотрели назад, высунувшись из окон, махали руками.
С Танчи мы в одном купе. Это он расстарался, выбирая билеты у Кылци…
Удивительна наша страна — всюду свои, куда ни поедешь. Доброжелательность — вот, по-моему, определяющая черта характера наших народов. Сколько добрых людей встречено на земле Казахстана — не перечесть! И никого не забыть. Старик ленинградец… Да какой это старик — всего пятьдесят. Но перевидал столько, на три жизни хватит! Ранен под Ленинградом. Всю блокаду там был. Мукам ада далеко до испытаний, выпавших мужественному городу. Не время сделало стариком этого человека, а пережитое.
Первые недели одиннадцать наших ребят работали на силосе. Упрашивали шоферов доверять руль. Дороги гладко накатаны, степь кругом, движение не то что на улицах. И доверяли нам. Гордишься, бывало, что махина послушна малейшему движению твоих рук! Среди шоферов был один казах — Толя, смешной мужичок. Худенький, юркий, любил ругнуться замысловато. По-русски, конечно. Интересовался и нашими ругательствами. Грешны, переводили ему, а он закатывался от восторга. Волосы носил длинные, и вечно в них женская гребенка полудугой — вот смеху-то! Но он не смущался — раз кому-то смешно, обязательно носить будет.
Так вот этот Толя получил новенький ГАЗ-51. Холил машину, точно горец скакуна выхаживал. Напрасно было просить у Толи руль — самому Господу не передоверил бы! Это нельзя вспомнить без улыбки. Ну просто эталон сверхосторожности. И вот ехали как-то по степи. По той самой, бескрайней, где одни суслики. У какой-то лужицы Толя затормозил — Боже упаси машину забрызгать. И мне говорит:
— Казбек, выдь — нет ли сзади машины кого.
Я вытаращился было на него.
— Выдь, выдь, Казбек, несчастье само везде выскочит.
Несмотря на абсурдность просьбы, я все же вышел. Конечно, кроме голой степи — никого.
— Подожди, не сдавай назад! — кричу я, осерчав на него.
— Что там? А, Казбек?
— Муравей через дорогу ползет!
Ну и «выражался» Толя тогда: по-казахски, по-русски, по-немецки, по-белорусски, по-корейски, по-осетински. И весело хохотал.
После этого случая, встречая по утрам, не позволял мне сесть в другую машину. Можно ли забыть этакого чудилу?
А карачаевец Наби! А бригадир Нестеренко! А казах-звеньевой Накладай! Это мы так прозвали его. Настоящее имя-то никто и не помнит. Сколько машину, бывало, ни грузи, он все свое: «Накладай, накладай!»
Не забыть и тот безымянный (для меня) полевой невзрачный цветок, который сорвал мимоходом. Понюхал и не мог оторваться: аромат розы, ландыша, сирени. Все было в этом запахе. Умилялся и удивлялся.
А сурки смешные?! А огурцы среди пшеницы — и на них набрел однажды в жару! Закаты, живительнейший воздух, и костры наши вечерами, отпугивавшие комаров, а песни, да и сама жатва…
Как-то Рая и Бечирби поспорили. Прямо-таки Слон и Моська. Пусть сравнение не обидит Раю: неверно думать, что Моська всегда не права. Когда же не прав бывает слон, габариты не придают веса его аргументам. Авторитет Бечирби до предела низко пал тогда в глазах свидетелей. А маленькая Рая смотрела будто поверх его головы.
— Раей назвали тебя по недоразумению, — сказал ей Нестеренко, когда она поставила Бечирби на место в том споре.
— Это почему же?
— Потому что в переводе на русский Рая — это «терпеливая, отходчивая».
А как не вспомнить стряпуху Настю! До самой ночи не смолкали ее песни.
Этой женщине дан чудесный голос. И видимо, с расчетом, чтобы не замечалась ее неброская внешность. Окажись рядом с ней вовремя ценитель незаурядного голоса — не заедала бы теперь ее век плита со сковородками и тарелками. Впрочем, хорошо, что жива в детстве осталась. Отец убит на войне. А когда они с матерью убегали от немцев из Черкасс, поезд бомбили и мать погибла.
