Музафер Дзасохов - Осетинский долг
— Это почему же?
— Потому что в переводе на русский Рая — это «терпеливая, отходчивая».
А как не вспомнить стряпуху Настю! До самой ночи не смолкали ее песни.
Этой женщине дан чудесный голос. И видимо, с расчетом, чтобы не замечалась ее неброская внешность. Окажись рядом с ней вовремя ценитель незаурядного голоса — не заедала бы теперь ее век плита со сковородками и тарелками. Впрочем, хорошо, что жива в детстве осталась. Отец убит на войне. А когда они с матерью убегали от немцев из Черкасс, поезд бомбили и мать погибла.
Начались скитания из одного детского дома в другой, попала в Казахстан, там и осела на всю жизнь.
Поезд радиофицирован. Для Кылци нет больше нужды бегать по всему составу из вагона в вагон. Сообщения передаются по внутренней связи. Вот и сейчас вызывают кого-то в седьмой вагон — там штаб эшелона. Назвали и наши с Танчи фамилии.
— Пойдем? — предлагал Танчи.
— Обожди, еще послушаем.
Просьбу повторили.
«И зачем мы потребовались там?» — теряюсь в догадках.
— Не робейте, входите, — ободрил нас Кылци.
Кроме него, там еще несколько человек.
— Знаем, что вы написали новые стихи, — начал Кылци.
Интересно, откуда это известно? В свободную минуту мы с Танчи уединялись в степи. Брели куда глаза глядят, а возвращались с новыми стихотворными строчками. Отослали однажды стихи в Осетию, там их напечатали. В редакции догадались выслать на целину газету с нашими стихами. Вероятно, она побывала в руках у Кылци.
Мы с Танчи переглянулись. Ругать за стихи будут, или что другое нас ожидает?
— Мы просим вас участвовать в выпуске радиогазеты.
— Сначала певческая группа исполнит несколько песен, — вступил в разговор хорошо знакомый нам корреспондент, — а потом почитаете стихи.
Получилось несколько иначе. Наш руководитель сказал вступительное слово, мужская группа исполнила «Песню о Чермене», а девушки спели «Едем мы, друзья, в дальние края…» и еще две песни… Наступил и наш черед. Намеревались прочесть по одному стихотворению, но нас просили читать еще.
Пока находились в радиоузле, туда заглядывали парни и девушки. Им, видно, интересно посмотреть на живых сочинителей. Покидая «студию», не подозревали, что нас встретят в своем вагоне бурными аплодисментами. Ребятам понравилось, что в прозвучавших стихах отразилась их целинная одиссея.
На третий день — Оренбург. Мы ждали этой двухчасовой стоянки и готовились пойти в город. Перед самым отъездом нам выдали зарплату. Я получил тысячу восемьсот рублей — по тем временам сумма солидная. Кроме того, причиталось еще без малого полторы тонны пшеницы натурой (получить ее следовало уже дома).
Стоило поезду остановиться, как студенты группами устремились в город. В нашей — человек десять. Танчи, Земфира, Рая и я, как всегда, вместе. Похоже, что и другие группы далеко в город не особенно углублялись. Но стоило нам сойтись у какой-либо торговой точки, как расставшиеся несколько минут назад чуть ли не кидались в объятия друг друга, словно не виделись, по крайней мере, несколько недель.
Я намеревался приобрести костюм. Видел в магазинах разные костюмы, они нравились, но, с одной стороны, казалось, что дороговаты, а с другой — не терял надежды встретить не только подешевле, но и получше. Уже в третьем магазине попались костюмы понравившегося покроя. Но цена кусается: тысяча тридцать рублей. Обновы за такую цену у меня еще не было, и я вроде бы даже робел. Вдохновляли лишь слова Нана: «Встречают-то все-таки по одежде».
Из ребят нашей группы невзрачнее всех одет, пожалуй, я.
Вот бы еще костюм приличный — и не выглядел бы я бедным родственником среди друзей.
Я окликнул девушек и подвел их к костюмам — все-таки женский вкус утонченнее.
— Который вам нравится?
Они начали теребить костюмы, смотрели швы, выточки, подкладку, мяли и принюхивались, рассматривали на свету — как на старинном базаре.
— Первое слово за тобой! — Рая повернулась к Земфире.
— Нет, я потом!.. — улыбнулась та. Еще и еще раз обратив взор к костюмам, она приглядывалась ко мне, пытаясь представить, как бы я выглядел, если надеть тот или иной костюм. Прикидывала, какой из них лучше подходит.
— Нет-нет, выскажись, — настаивала Рая, — а я после тебя.
— Ну хорошо! — Земфира шагнула вперед и потянула один из костюмов за рукав. — Этот!
Наш выбор пал на костюм цвета кофе с молоком.
Я внутренне торжествовал, что и сам смог выделить среди хорошего лучшее. Но особенно радовало, что наши оценки совпадали.
— И я его приметила! — живо воскликнула Рая. В голосе ее улавливалась досада.
— Ну, раз мнения совпали, остается только отсчитать соответствующую сумму! — решительно выпалил я и приступил к делу, внутренне содрогаясь при шелесте каждой сотенной бумажки и почти физически ощущая, как скудеет при этом моя мошна.
Потом просто ходили по улицам. Глянули на часы — в нашем распоряжении около часа. Опять встретили своих. По их виду не скажешь, что следовало бы поторапливаться.
— Чего так безмятежно прохлаждаетесь? — поинтересовался Танчи.
— А куда спешить-то? До отправления поезда целых два часа, — беззаботно ответил кто-то из ребят.
— Откуда два? Ведь сказано — ровно в четыре быть на месте…
— Это для острастки, чтобы никто не опоздал. У начальника станции уточняли: не раньше пяти зеленый свет дадут.
Повстречались и другие группы. О времени отъезда все повторяли одно и то же — слово в слово. Мы слегка растерялись: кому же верить? Одним действительно требовались покупки, других просто тянуло поболтаться в магазинах. Рая была непреклонна: если велено на вокзал в четыре, так тому и быть. Мы засуетились и… заблудились. Когда добрались до вокзала (а было еще только двадцать минут пятого), увы, нашего поезда и след простыл. Метнулись к дежурному по станции.
— Ваш поезд ушел пятнадцать минут назад, — был ответ.
— Как же так?
— Об этом следовало подумать раньше.
Требовательно звонил телефон. Дежурный снял трубку, ответил и только тогда поднял глаза:
— Ждете чего-то?
Что могли мы ответить? В такой ситуации оказались впервые; ожидать дельного совета от своих не приходилось. Дежурный — человек бывалый, ротозеев таких видит не в первый и, вероятно, не в последний раз. Как же не воззвать к его опыту?
— Ничем помочь не могу, идите к начальнику!
Разве трудно было сказать это раньше? Ведь поезд с каждой минутой удалялся все дальше. Чем дальше от нас, тем ближе и ближе к родным местам — кольнула мысль. А дежурному — хоть бы хны — бездушен, как кусок рельса!
Пришлось здорово попотеть в поисках начальника вокзала. В кабинете его не было, зато в приемной — добрый десяток товарищей по несчастью. Когда секретарша и нас увидела, то сама ринулась на поиски. К ее возвращению в отставшем полку еще прибыло — всего набралось нас человек сорок.
Она примчалась, запыхавшись:
— Что же это, батюшки, неужели все отставшие? Начальник идет. Ждите.
Ждали недолго. Он всех зазвал в кабинет. Принялся изучать расписание. Потом названивал разным абонентам. О характере ответов можно было угадывать по выражению его лица. И довольно долго мы не могли прочесть ничего обнадеживающего. Вот наконец лицо начальника засветилось, но мгновение — и опять оно сумрачно. Если со стороны понаблюдать за нашими лицами, наверное, можно было заметить, как чутко мы реагировали на любые изменения в силе звучания, в тембре его голоса.
Наконец-то облегченно вздохнули: кого-то он благодарит. Положив трубку, повернулся к нам:
— Скажите, как бороться с вами? На языке мозоли уже — долбили, то бишь объявляли по радио, чтобы каждый в четыре часа был как штык в вагоне!
Если он даже поносил бы нас на чем свет стоит, мы и тогда не возразили бы ни единым словом. То была бы заслуженная кара.
— Через два часа проходит скорый. Сядете в него. Только разделитесь на пять групп — всем в одном вагоне не разместиться. Теперь-то, надеюсь, не опаздаете, а?
Мы оживились, задвигались, даже раздались смешки.
— Догоните своих в Орске. Я позвоню, вас там подождут…
Скорый не кланяется каждому столбу. Летит мимо разъездов и маленьких станций, не то что наш «Москва — Рига». Кажется, даже колеса подбадривают: «Нагоним! На-го-ним! На-го-ним!» А как там, наверное, переволновались за нас? Быстрее бы дозвонился в Орск начальник. Ну и влипли же! Ведь за всю целинную эпопею не заслужили ни единого упрека, а теперь вон как обмишурились! Сели в лужу. Пропесочат нас против шерсти! И поделом.
…К Орску приближались в полночь. Бодрствовал весь состав «Москва — Рига» — нас ждали. Мы же собрались в тамбурах, готовые выпрыгивать хоть на ходу. Упреждая окончательную остановку поезда, вываливались из вагонов, будто рвались из неволи. Встречали нас, словно римских легионеров. Особенно восторженно вели себя девушки, обнимали нас, целовали. Вроде бы и не зеваки незадачливые приехали.
