Тамми Юрваллайнен - Крутые повороты
В один из летних дней во дворе детдома появилась лошадь. Привел ее завхоз. При каких обстоятельствах она появилась здесь — никто толком не знал. Ясно было одно — это теперь наша лошадь. Поглядеть на нее было любо. Поджарый, высокий конь светло-коричневой масти натягивал поводья, все время семенил ногами, косил глазами в стороны и изредка вздрагивал, когда кто-нибудь к нему прикасался. Завхоз сказал, что это верховой конь. Его ранили в каком-то бою, затем списали и подарили детдому — может пригодится еще. Его кличка — Резвый. Он и впрямь соответствовал этой кличке.
Для лошади к бане пристроили конюшню. Сразу же нашлось много желающих взять на себя заботы по уходу за лошадью. Со временем завхоз закрепил уход только за одной группой ребят. Счастливчиками этой группы оказались Ивана, Пантюха, Звяга, Пелто Эдвард, Ванька Волов и Сергей. Конь постепенно стал привыкать к этим ребятам. Первое время было много хлопот по приучению лошади ходить в повозке, надевать на нее хомут. Первоначально старались ездить с ней на небольшие расстояния от поселка и с более легкими грузами. В любой поездке обязательно должны были участвовать двое ребят, и лишь завхоз мог один ездить на ней. Это неписаное правило строго соблюдалось. Летом и осенью пасли лошадь на окрестных пастбищах. На первую зиму колхоз выделил сено и немного овса, но предупредили, чтобы впредь детдом сам заготовлял сено.
Как-то в первое время Сергей вел лошадь на поводу с пастбища. На подходе к детдому его встретила группа ребят:
— Серега, дай покататься на лошади?
— Нельзя, — с важным видом произнес Сергей. — Еще упадете!
— Как же, он сам боится, потому и не ездит, — подзадоривали ребята.
— А вот и не боюсь, — хорохорился Сергей.
Он подвел лошадь к изгороди, вскарабкался на нее, а затем прыгнул на спину лошади. Сергей не успел еще перекинуть повод, как конь встал на дыбы. Он еле удержался на спине, схватившись за гриву коня. Но тут лошадь мгновенно опустилась на передние ноги. Сергей кубарем скатился под ноги лошади, больно ударившись коленом. Лошадь встала как вкопанная, еще бы шаг — и она наступила бы на Сергея. Кругом поднялся хохот:
— Вот так наездник!
Под смех ребят Сергей поднялся, взял повод и, хромая, повел лошадь. Она послушно последовала за ним. Конец этой сцены видел выходящий из конюшни завхоз:
— Я же предупреждал, что нельзя садиться на лошадь верхом. Ты же знал, что она ранена в спину и рана еще не совсем зажила.
Сергей, чувствуя себя виновным, понуро стоял и молчал. С этого случая уже никто из ребят верхом на коня не садился.
За зиму 1943–1944 года Резвый немного округлился, стал более спокойным и медлительным, набрался сил и уже без особых усилий мог везти полную поклажу груза на санях, а затем и на телеге. Эта же зима принесла некоторое облегчение в обеспечении детдома продуктами и разными вещами. В виде гуманитарной американской помощи в детдом периодически стали поступать лярд, яичный порошок, галеты, тушенка, одежда и обувь. Особенно забавно было смотреть на ребят в новом одеянии. Разодетые в пестрые брюки, рубашки, юбки, замысловатые башмаки и туфли, ребята выглядели артистами и клоунами. Смеху было вдоволь. Однако одежда для сельской местности и для детдомовских ребят была непрактична. Через два-три месяца от этой одежды ничего не осталось. Ребята вновь облачились пусть и в неказистую, но в более прочную нашу одежду.
Начало лета ознаменовалось еще одним важным для детдома событием — впервые двое ребят закончили выпускные классы: Региня Тюня — десятый, Сибуль Эрих — седьмой. Тюня уезжала поступать в медицинский институт куда-то в центр страны, Эрих — в авиационную школу в Архангельске. Ребята провожали их торжественно и с завистью.
Пока очень редко кто-либо из ребят дотягивал до седьмого класса: сказывались у многих перерывы в учебе, сложности с усвоением русского языка и математики, разлука с родными и близкими, переход от семейных условий к детдомовским, а подчас и просто лень. Обычно ребят после окончания четвертого, пятого или шестого класса направляли в школы ФЗО. Потребность в молодой рабочей силе, специалистах была большая. Большинство ребят трудно переносило детдомовскую жизнь и поэтому без сожаления покидало детдом, стремясь получить большую самостоятельность и специальность. Редко кто из них приезжал потом на побывку в детдом.
Именно в это лето Сергей впервые серьезно задумался о своей судьбе. Его охватило двойственное чувство. С одной стороны, он с раннего детства находился в детдоме и не представлял себе других условий. Он свыкся с мыслью, что жить в детдоме — это его участь. Для него детдом как бы стал единственным родным домом, и жизнь в нем не тяготила его. С годами он усвоил особенности, правила, нравы общения с ребятами и воспитателями, спокойно переносил все радости и тяготы такой жизни. С другой стороны, Сергея охватило желание вырваться из этого привычного образа жизни, познать новую, пусть даже с лишениями, судьбу. Не век же ему находиться в детдоме. Когда-нибудь придется покидать его, и, может, чем раньше, тем лучше. Особенно остро он почувствовал это в связи с отъездом своего друга Эриха. Провожая его, Сергей твердо решил тоже уехать. Две недели Сергей не находил себе места, метался. Уехать? Но куда? В какую школу ФЗО? Какая специальность его влечет? Как сказать об этом Евгении Ивановне? Но ждать долго не пришлось. Евгения Ивановна, заметив странное поведение Сергея, расспросив ребят о причинах, как-то вечером сама попросила Сергея зайти в ее кабинет, спросила:
— Что с тобой, Сережа?
— Направьте меня в любую школу ФЗО.
— Вот видишь — в любую. Ты сам пока не знаешь, чего ты хочешь. Я не отпущу тебя в таком состоянии. Пойми, Сережа, тебе нужно учиться в школе и закончить десятый класс. У тебя есть хорошие способности к учебе. Так говорят учителя, и я с ними вполне согласна. Ты в дальнейшем будешь жалеть, если не воспользуешься этой возможностью. Тебе привычна жизнь в детдоме, к тебе с уважением относятся ребята и воспитатели. Ты служишь примером для многих ребят. Да и в нашей хозяйственной обстановке нужны повзрослевшие, полные сил и энергии помощники. Прошу тебя, Сережа, подумай еще хорошенько, не принимай скоропалительных решений.
Еще долго Евгения Ивановна и Сергей беседовали о жизни в детдоме, его нуждах, перспективах. Вышел Сергей озадаченный и немного успокоившийся. Через неделю он заявил Евгении Ивановне, что решил остаться в детдоме и продолжать учебу. Его назначили старостой спальни вместо уехавшего Эриха. Жизнь Сергея вошла в нормальное русло.
Пожалуй, с этого памятного разговора Сергей как бы повзрослел, стремился более обдуманно относиться к свои поступкам, поведению. Большинство ребят и взрослых относились к Сергею с каким-то особым доверием. По натуре Сергей был очень любознательным, много читал, всегда что-нибудь придумывал; старался быть честным, добрым к окружающим; стремился бескорыстно помогать другим, избегать подвохов, каверз; не кичился перед ребятами, спокойно переносил все тяготы и радости детдомовской жизни. В ранние годы многие питали к нему жалость, связанную с сиротством и долгой жизнью в детдоме. В дальнейшем жалость сменилась уважением и доверием. Иногда даже Сергей злоупотреблял этим доверием, но чаще стремился его оправдать.
Следующим событием в это лето стал сенокос. Председатель колхоза как-то сказал Евгении Ивановне, что пора самим побеспокоиться о корме для лошади. Примерно в двух километрах от поселка выделили в лесу большую поляну под покос и шустрого старичка для подмоги. Когда об этом известили ребят, многие согласились принять участие в сенокосе. Отобрали около двенадцати более взрослых парнишек и девчонок. Первое, что предпринял старичок, — смастерил небольшие двуручные косы, очень удобные для косьбы. А второе — сплел всем лапоточки. Ребята впервые стали обладателями такой своеобразной обуви. Лапоточки были очень удобными в работе: легкие, свободно пропускали воду, но зато и быстро высыхали на ногах, а главное — сучки и трава не кололи ступни. Обычно до покоса ребята шли босиком, а затем на поляне надевали лапти, предварительно обмотав ноги по щиколотку портянками и обвязав их. Правда, сначала лапти были жесткими и мозолили ноги, но затем разнашивались и становились мягкими и удобными.
Первое время с косьбой была одна маята. Косить ребята не умели. У них то коса затыкалась носком в землю, то скашивалась трава только по верхушкам или затаптывалась, замах был слишком маленьким. Но со временем ребята приноровились и косили, как взрослые мужики.
На покос шли ранним утром, наскоро позавтракав и прихватив с собой немного еды. На покосе как всегда их уже поджидал старичок. Он был для ребят постоянным помощником и учителем: показывал, как нужно держать косу и грабли, пользоваться ими, ворошить сено, ставить копны, метать стог, ставить и укреплять стожары. Обычно он сам точил косы, но правили их оселком ребята сами. Парнишки на покосе были заняты косьбой, подносили копны к стогу, подавали сено на стог. Девчонки ворошили сено, сгребали его в копны, метали сверху стог, в полдень готовили на костре неприхотливый обед, кипятили чай. В полдень ребята отдыхали, собирали поблизости ягоды, спали. А затем снова за работу. Возвращались домой под вечер усталыми, но довольными. Лето было жарким, и с покосом справились быстро. На поляне стояло несколько небольших стогов, вполне устойчивых и приличных с виду.
