KnigaRead.com/

Василий Афонин - Вечера

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Василий Афонин, "Вечера" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Щеглы и снегири улетели в лес, улетели и вороны, зиму они держались в роще, поближе к жилью человека, высматривая, чем бы подкормиться, но пришла пора вить гнезда — и они улетели, потому как гнезда вороны вьют в лесу, на высоких, как правило голоствольных, березах, подальше от селений. А сороки остались, две-три пары на всю рощу. Здесь их дом, они давно уже, с началом теплых дней, облюбовали в разных местах скрытые от глаза таловые кусты, свили круглые, с узким лазом гнезда и теперь обживали их, готовясь отложить на выстланное сухими травинками дно крапленые продолговатые яички.

Кроме сорок и мелких птичек, порхающих в чащобе, летом в роще станут жить скворцы. Они прилетят во второй половине апреля, стаями, несколько дней будут кормиться в роще, отдыхая после далекого перелета, а потом разлетятся по городу к памятным скворешням и в поисках новых, расселятся в городском саду, в скверах, в палисадниках частных домов. А несколько пар останутся в роще, совьют гнезда в дуплах старых деревьев.

Придешь в рощу стылым, на восходе солнца, утром, присядешь на пенек под раскидистую, с потрескавшейся до первых нижних сучьев корой березу, а над тобой, на гибкой от переполнившего ее сока ветке, остроносый, черный, с отливающей темно-зеленым грудкой сидит скворец, скворушка, как называли мы их в детстве, и поет взахлеб, «играя» горлом. Из птиц, что селятся рядом с человеком, так же вот взахлеб, поет еще ласточка, но ласточек в Михайловской роще я не видел. Ласточки вьют гнезда под крышами скотных дворов, амбаров, сараев, но ничего подобного здесь для них не было.

А уже расцвела и желтеет сережками верба, набухают, лопаются почки берез и тополей. Не побываешь несколько дней в роще, придешь, глядь — и роща вся, и пойма речки Ушайки в легком зеленом дыму. Неделю, другую стоят пасмурные, серые, томительные дни, а потом прилетит из-за Томи, из-за сумрачных кедрачей ветер, очищая небо, разорвет, угонит за окраину города белесую пелену, принесет небольшую, не застящую солнца тучку — и ударит внезапно, с многоколенными громовыми перекатами, косой, сверкающий, сильный дождь, первый весенний дождь; земля запарит, установится теплынь, и пойдет с этого дня все стремительно в рост. Пробилась, проросла, зеленеет всюду трава, на четверть поднялась крапива, медуница встречается на пути, куриная слепота желтеет в сырых низких местах…

А в середине мая, чуть раньше, чуть позже, расцветает в Михайловской роще черемуха. Черемухи в городе много, растет она в палисадниках, просто во дворах или под окнами, считается вроде бы собственностью, и цветущую ее никто не трогает. В Михайловской роще черемуха страдает больше других деревьев. В роще она ничья, и обламывает ее всякий, кто заходит сюда. Смотришь, показываются под вечер из рощи пары, в руках букеты черемуховых веточек. Иногда мне удавалось захватить куст нетронутым, и тогда я подолгу сидел возле него или прогуливался рядом, любуясь. Придешь на второй день — куст обезображен. Ветки обломаны не только внизу: влезают на дерево, обламывают верхние, а если лезть неохота, начинают пригибать ствол, подтягивая за ветки, переломят ствол, обломают вершину и уйдут, унося цветущие веточки, чтобы, подержав на столе в банке с водой день-два, выбросить на помойку и забыть до новой весны…

После майских высоких гроз, после теплых, коротких, стремительных дождей бушуют, цветут, вызревают в роще травы. Первые июньские дни; трава молодая, стебли сочные, гибкие, сильные, трава волнуется под ветром, ветер пока не в силах положить ее, трава не примята, не прикатана отдыхающими. И это потому лишь, что земля еще не подсохла как следует, не прогрелась даже на буграх, а вот скоро лето разгорится по-настоящему, пойдут жаркие безоблачные дни, тогда… Тогда нет никакой охоты бывать в роще. Не только по субботам-воскресеньям, но и в будние дни парами, группами, семьями с ближайших улиц, что за проезжей дорогой, из-за Ушайки сюда приходят люди. Расстилают под деревьями кто что захватил, раздеваются, раскрывают сумки и начинают есть, как будто нельзя было перед этим поесть дома. Едят и два, и три раза, в зависимости от того, отдыхают целый день или несколько часов. Спят, загорают, рвут по полянам цветы, опять спят, а под вечер собираются домой. Иные завернут остатки еды, банки, бутылки в газету и сунут сверток в траву под куст, иные оставляют все, как было, — в следующий раз они расположатся на другом месте. Если день субботний, да хоть и не субботний, тот, кто живет в своем доме и имеет баню, наломает березовых веток на пару веников, один на сегодня, другой — про запас. Старые березы — на веники идут ветки только старых берез — понизу сплошь обломаны любителями париться…

Летом в Михайловскую рощу приходят выпивать. Забредают компании с бутылками, с гитарой, согнав ножами бересту, разложат костер, рассядутся, подопьют, начнут бренчать, вопить под гитару, а потом станут швырять пустые бутылки в цель, в стволы деревьев — кто попадет. После них остаются черные кострища, пораненные ножами и бутылками деревья, осколки стекла. Взрослые бутылки о деревья не бьют, они их бросают в траве тут же, где выпивали. Бутылки потом, хотя и не все, подберут, есть такие люди, которые подбирают бутылки, а консервные банки так и остаются в роще, ржавые жестяные банки с отогнутой рваной крышкой, наполненные дождевой водой. Признаться, мне больше по душе, когда лето в городе ненастное — с туманами, низкими, рыхлыми, по всему небу, тучами, они не несут дождя, но и не пропускают солнца. А то и дождь потянет — тоже хорошо…

В сухое жаркое лето я редко бывал в роще. Куда ни повернешься — всюду лежат. Лежат днем, лежат вечером, но уже другие. Велосипедисты, из заводской, видно, секции, тренировки здесь проводят, трассы проложили наперехлест.

А на берегах Ушайки галдеж — там загорают. В воду никто не решается лезть. Чтобы выкупаться в чистой воде, надобно подыматься в верховье речки, выбираться за город, это далеко, не с руки, да и речка там мелкая совсем, она и тут-то, при впадении в Томь, не шибко глубока — по пояс, по плечи в иных местах, а то и до колен.

Придешь в конце лета или в сентябре уже, в первых днях, — вид у рощи больной, измученный. Там, где отдыхали и загорали, трава прикатана, будто катались по ней конские табуны, где проходили тренировки — трава выбита дотла. Обломаны нижние ветки берез — на веники, сломлены молодые деревца — просто так, черемуховые кусты не смогли оправиться за лето, хотя и пустили новые побеги, малиннички на полянах, где когда-то стояли избы, вытолчены, примяты кусты смородины. Мне думалось тогда, что вот если взять скребок, уж не знаю каких размеров, и проскрести-продрать рощу, каждую четверть земли ее, то сколько наберется окурков, пустых папиросных и сигаретных пачек, стеклянных и жестяных банок, скомканных газет, бутылок, костей; что-то до следующего лета сгниет, что может гнить, а если не может — останется, летом к этому добавят еще…

К началу сентября почти все деревья стоят желтые, во второй половине, в конце, роняют первые листья, начинается листопад — самая грустная пора осени, будто с листьями отрывается от тебя что-то живое, часть твоей недавней жизни. Листопад длится несколько дней. Придешь в рощу, заберешься в глухое место, сядешь под высокими деревьями, закроешь глаза — и только шорох падающих листьев, только шорох. А если день ветреный, лучше всего сесть на бугре, что круто обрывается вниз, выравнивается, переходит в большую поляну — она тянется до самых пребрежных тальников, за ними — Ушайка. Когда дует северный ветер, листья, сорванные с деревьев, долго летят над поляной, взлетают высоко, падают в тальники. День-два, и деревья стоят голые. Только редкие, одиночные листья держатся еще, трепещут на ветру. Кончилось лето, прошел первый месяц осени. В конце сентября, в октябре начнутся затяжные, мелкие, холодные дожди, потом заморозки…

До того, как попасть в Михайловскую рощу, услышал я несколько историй, связанных с ее прошлым. Истории одна другой занятнее, но самая любопытная из них, это — откуда пошло название рощи и где все-таки зарыт клад. А то, что он зарыт, — никто в этом и не сомневался. Клад есть, только как и где разыскать его?

Название свое роща получила от фамилии владельца, а владел рощей некогда купец Михайлов, человек богатый, интересный, человек, которого по сей день вспоминают городские искатели кладов. Посреди рощи, на самой красивой поляне, стоял на кирпичном фундаменте бревенчатый, с кружевами по карнизам и наличниками, крытый железом просторный купеческий дом, стоял флигель для прислуги, потому что у купца, да еще богатого, прислуга непременно должна быть, стояла конюшня и амбары, находилась поодаль баня, колодец и всякие другие постройки, совершенно необходимые купцу Михайлову для жизни. Вокруг дома разбиты были сад и огород, в огороде росли овощи, а в саду — ягоды: клубника и земляника, малина и смородина, калина и рябина, черемуха и шиповник и всякая другая ягода, которая растет в этих краях. Купец Михайлов, как я понимаю, был любителем природы, уединения и, следовательно, думающим человеком. Иначе зачем ему было селиться на самой окраине (тогда здесь была окраина) города, в то время когда остальные купцы и прочий чиновный люд жили в особняках на центральной улице — Миллионной…

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*