Вильям Александров - Странный гость
Обыватели потешались над ним, считали его сумасшедшим, а он в своем воображении видел первых люден в скафандрах, которые ходят по Луне. Он не дожил до осуществления своей мечты, не увидел первого спутника, не услышал голоса Гагарина из космоса. Но сила его мечты была так велика, что она вдохновила последующие поколения энтузиастов, заставила их искать, пробовать, конструировать, и вот через двадцать с лишним лет после его смерти весь мир облетела поразительная весть: в Советском Союзе был выведен на орбиту первый искусственный спутник Земли! Вот что такое мечта, вот какой силой она обладает!
Можно спросить, ну а как же сам Циолковский? Он же не увидел всего этого, не дожил, не узнал, правильно ли все, что ему представлялось. Значит, он был несчастен? Так стоит ли мечтать? И жизнь отвечает: стоит! Стоит, даже если ты знаешь, что твоя мечта вряд ли осуществится при твоей жизни. Ведь если бы Циолковский решил — какой смысл тратить силы, умственную энергию на то, что я сам не увижу, если бы у него опустились руки и он занялся бы другим делом, то, может быть, человечество и по сегодняшний день смотрело бы мечтательно в небо, на Луну, на другие планеты и думало бы — а что там, в этой недосягаемой дали?
Был ли счастлив Циолковский? Утверждаю — был. Почему? Да потому, что человек, живущий с мечтой, уже счастливый человек. У него есть высокая цель, она наполняет его жизнь смыслом, она ведет сквозь трудности и невзгоды, она делает его нравственно чище, богаче, выше. Мечта может быть великой или более скромной, она может иметь отношение к судьбам многих людей или к судьбе одного человека, скажем, к самому себе, к своей профессии, к тому, чтобы достичь совершенства в своем деле, но она обязательно должна быть — без нее жизнь пуста и неинтересна, человек без мечты — все равно что птица без крыльев: она может ходить по земле, есть, пить, выводить птенцов, но взлететь она не может…
Николай Петрович умолк, огляделся, словно бы удивленный чем-то, и вдруг засмеялся:
— Я, кажется, целую лекцию вам прочел, а вы все молчите! Остановить бы меня давно надо!
— Не надо!
— Говорите еще!
— Говорите!
— Ну уж нет, хватит. Теперь я вас хочу послушать. Кто о чем мечтает, как представляет свою будущую жизнь, свое главное дело, каких героев в жизни и литературе считает своим идеалом. Так ведь мы уговаривались? Да? Ну, кто первый?
— А можно спросить? — голос послышался откуда-то от самой двери, но Светланову показалось, что он узнал этот голос.
— Да, конечно.
— У вас есть мечта?
— Да! — почти крикнул Николаи Петрович, — самая горячая, самая большая и главная. Я мечтаю о том, чтобы каждый из вас стал настоящим человеком — честным, справедливым и добрым, духовно богатым человеком, который мог бы дарить счастье другим и был счастлив сам. Вот о чем я мечтаю, вот для чего живу и работаю!
ВАЛЕРИЙЗашел я в корпус, увидел, как по коридору везут в зал кровати (они все на колесиках), а в каждой кровати парень или девчонка, на спине лежат, лица у всех белые — жутко мне стало, вот так бы сбежал отсюда. А потом вижу: их везут, а они переговариваются между собой, смеются, и с тем, кто везет, перешучиваются. Каждую кровать толкает перед собой кто-нибудь из взрослых — доктора, нянечки, учителя, а им помогают ребята, которые ходят. И тут я заметил Таню, она везла какого-то вертлявого шпингалета, он все вертел своей стриженой головой, все время что-то спрашивал и норовил приподняться.
— Лежи спокойно! — кричала на него Таня, потом остановилась, опустила руки и сказала: — Будешь вертеться — не повезу.
— Повезешь, повезешь! Все равно повезешь, тебе твой папа велел!
— Вот я тебя сейчас обратно в палату повезу! — она сделала вид, что разворачивает кровать, и тот заорал во все горло: «Не буду! Но буду»!
Таня огляделась, увидела меня.
— Лера, помоги мне, ты вези, а я держать его буду.
Пришлось мне толкать перед собой эту телегу, а Таня шла рядом и придерживала его рукой.
Мы привезли его в зал, а там уже этих кроватей штук сорок наставлено вокруг какого-то помоста. Мы нашли свободное место, поставили кровать, а Тани сказала ему:
— Если увижу, что поднимаешься, тут же увезу, так и знай. — А потом мне: — Я пойду, еще помогу, а ты место займи, там где стулья.
Пошел я в самый конец зала, но все стулья были заняты. Я пробрался к стене и там пристроился возле двери, чтобы улизнуть удобней было.
И тут началось. Сначала задудел пионерский горн, и все они стали петь песню «Бригантина поднимает паруса». Песенка, в общем, ничего, только петь ее надо в хорошей компашке, под гитару, тогда она зацепит, а они горланили се хором, какой-то походный марш у них получился. Ну, это вроде гимна их клуба, что ли. Все поют — и те, которые в кроватях лежат, и те, которые по стенам на стульях — и учителя, и медсестры, их сюда тоже набилось бог знает сколько, все поприходили. И рядом со мной все поют, да еще выкладываются на полную катушку, глаза блестят, раскраснелись… Ну, чистый детский сад!
А потом, когда спели, он стал читать с помоста письмо от их бывшего воспитанника, астронома. Тот какую-то туманность открыл и назвал ее «Бригантина», так они прямо вопили от восторга. В своём письме тот еще про мечту писал, что его, дескать, научили мечтать, и не только его, но и других тоже, и все они стали кто художником, кто писателем, а он вот — астрономом. И выходит так, что все они, которые лежат здесь по три-четыре года на спине, становятся знаменитостями… Я думаю, чепуха все это. Во-первых, назвал он всего несколько фамилий, а их тут за это время сотни перебывали. Интересно бы узнать, куда те, остальные, подевались, небось счетоводами, секретаршами да обыкновенными работягами сделались. А во-вторых, если три года на спине лежать, никуда не ходить, только книги читать и всякие лекции слушать, то, конечно, остается только мечтать, стихи сочинять и про всякие звезды и туманности думать. Но, ей-богу, я чихать хотел на такое дело! У нас в соседнем подъезде живет один композитор, так на него глядеть смешно — вечно какой-то лохматый, волосы дыбом, по улице идет — ничего вокруг не видит, щеки все время раздувает и свистит, люди от него шарахаются раз его из-под троллейбуса вытаскивали, чудом жив остался, а другой раз водитель такси вломил ему все-таки по шее, чтоб глядел по сторонам, когда улицу переходит… Довелось мне как-то зайти к нему домой — Люду попросили в театре занести ему ноты, она меня послала. Я подошел к двери, нажимал кнопку звонка, нажимал, никто не открывает, а я слышу, поет там кто-то. Тронул дверь, она открылась, зашел, заглянул в комнату и вижу: стоит посредине огромный рояль, а в комнате больше ничего нет, ей-богу. Сам он стоит у рояля, рукой по нему стучит, свистит, поет. Я ему говорю: «Здравствуйте-, вам из театра ноты прислали», а он меня не слышит, ничего не видит, глаза куда-то сквозь стенку смотрят, правая рука по бумаге бегает, а левая стукает по роялю… Я тогда перепугался до смерти, ноты на стул положил и деру оттуда! Матери рассказал, а она смеется, говорит — это у него творческий момент был, он, говорит, очень талантливый, никто так не может музыку к спектаклям сочинять, только немножко блаженный, не от мира сего, одной музыкой живет… Ну, думаю, пропади она пропадом такая музыка. У пас на третьем этаже таксист живет, дядя Вася, так вот этот живет! Одет всегда с иголочки, куртка замшевая японская, рубашка — батник, на кнопках. В доме чешская мебель, ковры, люстра хрустальная. возле дома — гараж с подвалом, своя «Волга», по выходным на рыбалку собирается — в багажник грузит ящик пива, штуки три «Экстры», спальник пуховый, снасти: за руль жена садится — молоденькая, шустрая, с шальными глазами, на ней брючки, свитер в обтяжечку, туфельки на платформе — вот это жизнь!
Он там про мечту говорил, про Циолковского, про Менделеева, про Икара, что ли, а я дядю Васю вспоминал и посмеивался.
В зале потом говорили — каждый про себя, кто о чем мечтает. Один говорит с кровати: математиком хочу стать, кибернетиком, такую, говорит, электронную машину сделать хочу, чтоб она самые сложные тайны разгадывала: другой говорит: радиофизиком буду, дальние миры хочу открывать: а третий говорит: биология меня интересует, хочу все болезни победить, чтоб не было на земле больных, и главное — рак уничтожить и костный туберкулез.
А девчонка одна стихи прочитала Блока, прочитала, правда, хорошо, и говорит: актрисой хочу стать. Ну, думаю, плохо же ты знаешь, что такое актриса, думаешь — только цветы, аплодисменты, стихи… А это труд собачин, ни дня, ни ночи, и сплошная война — с режиссером, с помрежем, с завпостом, с соперницами… Знала бы, что я знаю, ни в жисть не мечтала об этом! А потом та самая Аленка, что давно лежит и неизвестно когда встанет, свои стихи читала. Они все бешено хлопали, а когда Николай Петрович газету им показал, так они чуть весь зал не разнесли, подняли ее кровать на помост, заставили еще читать, цветов накидали…
