Вильям Александров - Странный гость
К ним присоединились другие голоса, из зала, затем песню подхватили, теперь уже пели все — и те, кто лежал в кроватях, и те, кто стоял у стен, и сам Николаи Петрович на своем возвышении, все пели:
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса…
Пели всю песню от начала до конца — таков был обычай, ритуал клуба, который зародился давно, почти пятнадцать лет назад, когда Светланов приехал сюда и организовал этот клуб, и никого из этих ребят здесь не было, были другие, похожие на них, с такими же славными, вопрошающими, грустными глазами, загоравшимися здесь, в этом зале, наполняясь мечтой о легендарной бригантине, о дальних путешествиях, о великих открытиях… И тогда уходила их грусть, они становились такими же, как их сверстники, забывали о своей болезни. Потом они выздоравливали, выходили в мир, а на их место, к сожалению, приходили другие. Они не знали друг друга, но песня оставалась, она связывала их, и когда ее пели, у Николая Петровича всегда стоял ком в горле, но он, превозмогая себя, пел вместе со всеми и лица, лица, лица проходили перед ним. Почему-то вставали всегда лица тех, кто болел особенно тяжело, долго лежал — иногда по два, по три года. Такие становились родными, это были его дети, он знал о них все, они поверяли ему самое сокровенное, такое, что отцу с матерью не всегда скажут — и тогда, когда лежали здесь, и потом — в своих письмах. О каждом из них он мог почти безошибочно сказать, как поступит, по какой дороге пойдет, к чему будет стремиться. И только душа его собственного сына оставалась для него закрытой, он не мог прикоснуться к ней, и от этого было мучительно больно.
Все эти дни он думал о нем, о себе, о Люде. Думал, в чем его, Светланова, вина перед этим существом, и находил только один ответ: в том, что его не было рядом, когда он, видимо, был очень нужен. А сейчас, возможно, уже и поздно. И неизвестно, что даст эта встреча…
Кончилась песня. Николай Петрович достал из кармана конверт и сказал:
— Сегодняшнее наше собрание посвящено одной теме: «Мечта». И начать его мне хотелось бы с одного письма, которое пришло несколько дней назад. Вот это письмо: «Дорогой Николай Петрович! Мне хочется поделиться с вами и со всеми, кто меня еще помнит в санатории, своей радостью: на днях мне была присвоена ученая степень доктора физико-математических наук за теоретическое обоснование и затем доказательство существования особого рода туманностей, которые названы мной «бризантами», в память о нашем незабываемом клубе «Бригантина». Вы можете удивиться, без малого четырнадцать лет прошло с того дня, как я покинул санаторий и поступил на отделение астрофизики физмата. Чего это вдруг, через столько лет, я вспомнил наш клуб, его романтическое название и решил увековечить его в науке о дальних туманностях, отделенных от нас расстоянием в сотни миллионов световых лет? Я скажу вам, дорогой Николай Петрович, и прошу передать это тем ребятам, которые лечатся у вас сейчас. Когда я задумался о том, как началось мое увлечение астрономией, я вспомнил то собрание нашего клуба, которое называлось «Вселенная — далекие и близкие миры». Я вспомнил, как вы принесли в зал самодельный диаскоп и показывали на стенке звездное небо, созвездия, говорили о красных гигантах и белых карликах, об Антаресе, Сириусе, звезде Бетельгейзе, о туманностях Ориона и Андромеды. А потом мы все прочли повесть Ефремова «Туманность Андромеды» и обсуждали ее на собрании, посвященном человеческой мечте. И не только это. Я вспомнил, как вы поручили мне доклад о творчестве Александра Грина, как мы совершали воображаемое путешествие на плоту через Тихий океан и каждый из нас должен был придумать, как выйти из сложного положения, в которое то и дело попадал наш плот. Вспомнил, как мы читали стихи и спорили о том, что такое красота… И понял главное: в клубе «Бригантина» мы научились мечтать. Не бесплодно, о чем-то несбыточном, а конкретно — о великих открытиях, о подвигах во имя людей, о прекрасных творениях искусства. Это подтверждается тем, что я знаю о своих братьях и сестрах по санаторию — ведь мы за два-три года становились братьями. Толик Снегов стал художником, среди его полотен есть одно удивительное, глядя на него дух захватывает, называется оно «Бригантина поднимает паруса», Володя Клаус — поэт, я читаю его стихи в журналах, Галочка Митрошина — преподаватель эстетики, Вадик Орлов — авиаконструктор, Леша Кудрявцев — палеонтолог… Обратите внимание — какие профессии, какая устремленность в неизведанное, какое желание постичь тайны природы, искусства, науки, какое стремление создавать новое, открывать красоту! И все это, я уверен, сделала наша «Бригантина»! Вот почему я считаю себя и всех нас обязанными нашему клубу всем лучшим, что есть во мне и в моих товарищах. Пусть же не останавливается «Бригантина», пусть она всегда стремится вперед к неизведанному, пусть никогда не опустятся ее паруса! Попутного ветра ей и всему ее экипажу!
Бывший «бригантинец», доктор физико-математических наук Павел Решетников».
Последние слова Николай Петрович произнес, может быть, слишком торжественно, однако получилось это непроизвольно — уж слишком велика была его радость, да и лицо Павлика, открытое, славное, с близорукими, но внимательными, жадно впитывающими все вокруг глазами, стояло перед ним, пока он читал письмо. И когда он дошел до подписи, голос его против волн восторженно зазвенел, и не успел он договорить, как вокруг бешено зааплодировали, так дружно и единодушно, как это могут только дети.
Николай Петрович поднял письмо над головой и, когда аплодисменты стихли, сказал:
— Теперь вы поняли, почему я прочитал это письмо прежде, чем мы начнем разговор о мечте?
— Поняли, — хором ответили ему.
Хорошо. Тогда еще несколько слов от себя. Человек мечтал с самых незапамятных времен. На стенах доисторических пещер ученые обнаружили изображения всадников с крыльями. Легенды и мифы глубокой древности донесли до нас мечту о перелетах на волшебных конях, о путешествиях в подводное царство, о чудо-зеркале, в котором можно увидеть то, что происходит в другом конце света, о живой воде, исцеляющей раны. Способность мечтать, то есть воочию представлять себе то, чего нет в окружающем мире, это удивительная способность, свойственная, по-видимому, только человеку, единственному из всех живых существ на земле. Но человек по природе своей деятельное создание. Мечта, зародившись в его сознании, зовет его к действию, вызывает стремление воплотить ее в реальность. И вот крепостной крестьянин делает крылья, прыгает с колокольни и разбивается, русский ученый Ленц запускает змея в грозовое облако и гибнет, прикоснувшись к молнии… Сколько их — известных и забытых, отдало свои жизни, пытаясь оторваться от земли, овладеть силой электричества, заставить крутиться колеса машин! Но мечта сильное смерти. Одни гибли, другие приходили им на смену. И вот уже братья Райт взлетают из аэроплане, Стефенсон ставит паровую машину на рельсы, Попов передает первые сигналы без проводов, а Менделеев составляет свою гениальную таблицу, по которой предсказывает свойства еще не открытых элементов…
Николай Петрович перевел дух, посмотрел по сторонам: ни одного скучающего или безразличного взгляда, ни одного движения или шороха вокруг. Казалось, ребята замерли или уснули в своих кроватях, в своих одинаковых байковых пижамах. Но глаза — полные мысли, огня, волнения, устремлены со всех сторон на него, ловят каждое его слово.
Он посмотрел в конец зала, туда, где стояли стулья и скамьи — и там увидел то же самое: застывшие в напряженном внимании лица. Он поискал глазами Валерия, не нашел его и все же подумал: может быть, и он вот так же сидит сейчас и смотрит, подавшись вперед… Это придало сил, и Светланов продолжал, теперь уже обращаясь не только к ним, но и к сыну.
— Однако человеку свойственно мечтать не только о покорении сил природы. Человеку свойственно мечтать и о себе. Хилый, физически слабый мальчик с детства мечтал стать полярным исследователем. Над ним смеялись, а он закалял себя, спал зимой с открытым окном, тренировал свою волю и тело, изучал книги по навигации, географии, астрономии. И впоследствии весь мир был поражен мужеством этого человека, на оленьих нартах поднявшегося в самые высокие широты, куда еще нога человеческая не ступала. Заметьте, чаще всего мечта овладевает человеком в детстве, в юности. Пока это еще неосознанное влечение, оно еще не подкреплено ни знанием, ни опытом. Но это тот свет в душе, который впоследствии может озарить всю жизнь человека, даже если ему не придется увидеть свою мечту воплощённой, Незаметный учитель математики Калужской гимназии Константин Эдуардович Циолковский всю жизнь мечтал о выходе человека за пределы земного притяжения. Глухими ночами, при керосиновой лампе, он сидел за своим столом, делал расчеты и слышал гром ракеты, уносящейся в космос. Он первым теоретически доказал, что это возможно, что корабль, построенный но принципу ракеты и развивший скорость одиннадцать километров в секунду, вырвется из земного притяжении и уйдет в просторы вселенной. Он даже предсказал многоступенчатую конструкцию корабля, высчитал его вес и показал, в каком случае он станет спутником Земли, а в каком — уйдет за ее пределы.
