Тамми Юрваллайнен - Крутые повороты
В начале января умерла мать Аркашки. Ее похоронили на сельском кладбище. На следующий день после похорон отец Сергея отвел Аркашку на станцию и со знакомой проводницей отправил его в детский приемник на станцию Няндома. Опустевшую комнату в доме хозяйки никто не занимал. Оставили все как было.
Отец Сергея стал болеть все чаще и чаще. Все тяготы, связанные с болезнью отца, голоданием, домашней неухоженностью, безучастным отношением хозяев, Митя и Сергей переносили безропотно. Одно удивляло Сергея — при относительном обилии еды у хозяев они ни разу не предложили постояльцам, даже детям и больным, ни крошки хлеба, ни капли молока, ни одной картошины, ни чашки воды. Однажды в школе Сергей рассказал об этом своему товарищу, который с удивлением отметил:
— Что ты хочешь? Разве не знаешь, что они закоренелые староверы?
Сергей так и не понял — причем здесь староверы? Забот у хозяйки было много: рано затопить печь, приготовить еду для себя и скотины, накормить сына и корову, вовремя подоить корову, сдать молоко, постирать, выполнить какие-то работы в колхозе. Все это она делала деловито, спокойно, молча. Сын тоже работал как вол: работы для мужчин в колхозе было невпроворот, да по домашним делам забот хватало. Обычно в обед он приходил домой. Мать доставала из печи чугун с борщом, наливала сыну полную тарелку, подавала хлеб, крынку молока. После обеда сын отдыхал полчаса и опять уходил на работу. Приходил уже поздно вечером, съедал полную сковороду жареной картошки с салом, выпивал сразу две крынки молока или простокваши. Немного беседовали шепотом о своих делах, и сын ложился спать. Быстро засыпал, только храп по комнате раздавался. Утром пили чай и все о чем-то шептались.
В начале февраля отец так тяжело заболел, что даже не смог выйти на работу. Уже два дня лежал на печи, не вставая. Митя неотлучно находился около отца, ухаживал за ним. Стоны, а иногда и громкий крик отца ночью пугали детей.
На третий день болезни отца в школе после большой перемены к парте Сергея подошла учительница, погладила его по голове, тихо сказала:
— Сережа! Тебе надо идти домой!
Сергей медленно собрал свои принадлежности и молча вышел из класса. Дети сразу зашумели, захлопали крышками парт, стали перешептываться. Учительница подошла к своему столу, повернулась к классу:
— Дети! У Сережи умер отец. Помолчим минутку… А теперь я вам прочитаю последнюю сводку Совинформбюро.
Сергей медленно брел домой, чувствуя непоправимую беду. Он не замечал людей, не ощущал сильного мороза. Встречные с сочувствием смотрели на понуро шедшего парнишку, украдкой смахивали слезу. Около дома стояла небольшая кучка людей, лошадь, запряженная в сани. Одна из женщин обняла Сергея за плечи и ввела его в дом. В комнате на двух сдвинутых лавках лежал отец, до подбородка накрытый белой простыней. Рядом стояли Митя и несколько женщин. Сергей подошел к Мите и прижался к его плечу. Так и стояли они, глядя на отца. Слез не было. Им казалось, что это они уже давно пережили. К ним подошел мужчина, сказал:
— Дети! Прощайтесь с отцом. Его похоронят на станционном кладбище. Вас брать при сильном морозе мы не можем. Митя и Сергей подошли ближе к отцу, постояли, как бы запоминая, погладили его бледное лицо, отошли в сторону. Тело отца вынесли на улицу, уложили в сани. Двое мужчин — один спереди, другой сзади — устроились на санях, и лошадь тронулась. Митя и Сергей стояли с непокрытыми головами и взглядом провожали в последний путь отца.
* * *Ранним морозным утром по заснеженной дороге, взявшись за руки, шли два маленьких человечка. На одном из них ушанка, рваное пальтишко и стоптанные ботинки, на другом — большая, не по размеру шапка, длинное до пят девичье пальто, ватные бурки. Утопая в снегу, поддерживая друг друга, они шли на станцию. У них не было никого и ничего: ни отца и матери, ни родных и знакомых, ни дома и жилья, ни еды и вещей, ни денег и документов. Никого и ничего! Была только надежда, что добрые люди и такая большая страна не оставят их в беде, помогут! И была вера в свои силы!
ОПЯТЬ ДЕТДОМ
Митя и Сергей зашли к начальнику станции. Он прихрамывая встал из-за стола, обнял детей и сказал:
— Ох, вы мои горемычные! Беда у вас большая. Трудно вам. У вашего отца была запущенная болезнь печени. Мы ничем не смогли ему помочь. Похоронили мы его достойно, справили поминки.
Затем начальник станции достал среди бумаг две ведомости, попросил Митю расписаться в них и выдал ему сколько-то денег:
— Это зарплата отца и материальная помощь. Я посажу вас на поезд, и вы доедете до Няндомы. Там зайдите в детский приемник. А пока идите в столовую, вас там накормят.
Повариха встретила детей с участием, сытно накормила и все выговаривала разные напутствия. Начальник станции посадил детей на ближайший поезд и наказал проводнице вагона высадить детей в Няндоме, затем тепло попрощался с детьми. Поезд тронулся.
В Няндоме Митя и Сергей довольно быстро нашли помещение детского приемника. Заведующая провела детей в кабинет, усадила их на диван, а сама стала читать сопроводительную бумагу начальника станции. Затем подробно расспросила ребят об их жизни в Карелии, эвакуации, последних днях жизни в деревне. Позвала воспитательницу, которая отвела детей в спальню, где уже находилось двое мальчиков. На следующее утро заведующая позвала Митю к себе, и они долго о чем-то разговаривали. Затем Митя дал немного денег Сергею и попросил:
— Ты пока походи недалеко от станции по магазинам, купи себе чего-нибудь, но только не еду. А я пока пойду по делам.
Сергей с любопытством рассматривал небольшой город. Был на базаре и у открытых прилавков около вокзала, где продавали продукты. Но товаров было слишком мало, а цены столь высоки, что о покупках и думать не приходилось. В хозяйственных магазинах продавалось много всякой мелочевки. Здесь Сергей купил простую холщевую сумку, пенал, ручку, карандаши, небольшой блокнот, рукавички. На большее денег не осталось. Ближе к вечеру вернулся Митя и опять зашел к заведующей. Весь вечер он ходил хмурый, ничего не говорил, но покупки Сергея одобрил. Утром после завтрака Митя отвел Сергея в сторону, обнял его, стал гладить плечи, руки, голову. Глаза Мити были полны слез. Еле сдерживая рыдания, он промолвил:
— Сережа! Тебя направят опять в детдом, куда — я пока не знаю. А я уезжаю. Меня устроили на работу на станцию Обозерская. Обо мне не беспокойся. Я не пропаду. А тебя я обязательно найду. Не огорчайся — расстаемся ненадолго. Мой поезд отходит через полчаса.
Сергей предчувствовал примерно такой ход событий, но был огорошен таким резким оборотом, что не мог выговорить ни слова. Машинально он вышел с Митей на перрон, смотрел, как пришел поезд, как Митя зашел в вагон и махал ему рукой на прощание. И вот опять Сергей один на перроне, а в памяти всплыла такая же сцена прощания с Веней в Петрозаводске.
Через два дня Сергея и еще двух парнишек воспитательница отвезла на станцию Коноша и привела к зданию роно. У здания их поджидала упряжка с парнишкой-извозчиком. Оформив документы, воспитательница попрощалась с ребятами, пожелав им доброго пути. Сани тронулись. Примерно через час показались тусклые огоньки поселка Коношеозерский. Сергей с грустью подумал: «Опять детдом!»
Поселок в том виде, в каком предстал перед ребятами, был построен в 30-е годы высланными, в основном белорусами. Он имел Т-образную форму и располагался вдоль небольшого озера. Почти все дома были однообразны, стандарты, на одну-две семьи. В одном конце поселка, рядом с озером, уже давно находился первый детдом. Дети жили в таких же, как и у жителей поселка, домах. В начале войны в спешном порядке в другом конце поселка был создан второй детдом для эвакуированных детей из Прибалтики, Ленинграда, Карелии. Построили два дощатых дома барачного типа, баньку-прачечную. Вырыли колодец-журавль. Рядом с поселком пролегала одноколейная железная дорога Коноша — Воркута. Поезда у поселка не останавливались. В поселке имелись семилетняя школа, магазин, клуб, больница. Большинство жителей работало в колхозе, немногие — в Коноше.
Приехавших ребят поместили в изоляторе, затем повели в баню. Здесь их постригли наголо, всю одежду сожгли. Ребята хорошо помылись и получили новую одежду, пальто, шапки и валенки. В столовой ребят покормили и отвели на ночь опять в изолятор. На следующее утро директор детдома вызывала каждого к себе в кабинет, расспрашивала ребят о семье, где жили, как попали сюда, какие имеются документы — все, что ее интересовало. Рассказала ребятам о детдоме, школе, установленных порядках.
Директором детдома была Евгения Ивановна Белорукова. Низенькая женщина, довольно плотного телосложения, но очень шустрая и энергичная. Она была строгой, подчас очень строгой к порядкам, поведению ребят, к обслуживающему персоналу. Ребята побаивались лишний раз попадаться ей на глаза, а про ответственность за проступки и говорить нечего. Однако ее уважали и часто искали у нее защиты, старались беседовать по наболевшим вопросам. В душе Евгения Ивановна была очень добрым и отзывчивым человеком, и ребята это чувствовали. У нее был семилетний сын Юра. Жила без мужа. Где он есть и есть ли вообще — ребята не знали, да и не интересовались. Юра почти все свободное от школы время находился среди ребят в детдоме. Здесь ему было весело и интересно. Иногда он засиживался с ребятами до позднего вечера и ночевал в детдоме. Обычно матери с трудом удавалось увести сына домой.
