Пханишварнатх Рену - Заведение
— Хватит, хватит с тебя! — машет рукою Бэла. — Такому и кувшина мало… А ты вот что, Бульбуль: поджарь зёрен арековой пальмы, натолки и давай ему каждый день. А то видишь, как животик‑то у него отвис…
После того как молоко роздано, Бэла Гупта в сопровождении фельдшерицы делает обход. Увидев беременную, фельдшерица непременно побеседует с ней — поздравит, а иной раз и пожурит, посочувствует, деликатно объяснит, если нужно что. Расскажет, какую помощь роженице может оказать акушерка, которая находится в «Центре материнства». Бывает, правда, и по–другому: грязные, в замызганных сари женщины из квартала чамаров[37] обложат её последними словами:
— Шляются тут всякие! Учат все, учат! «Детей, — говорят, — меньше рожать надо!» Сами‑то хоть по одному бы родили! А ещё учить берутся! Чтоб вам повылазило!
Но в присутствии Бэлы они предпочитают помалкивать.
Иногда Бэла навещает семьи ребятишек, которые получают у неё молоко, Если ребенок болен, она объясняет матери, что в ближайшее воскресенье нужно прийти к врачу: с августа детский врач, мадам Чако, принимает малышей в центре один раз в неделю по воскресным дням. Если Ребенок здоров, Бэла приглашает его мать на курсы кройки и шитья, открытые в «Центре рукоделия и ремесел»: обучение там бесплатное.
…Наконец к полудню обход закончен, и Бэла Гупта может часок спокойно передохнуть. Сегодня, однако, отдых не получился.
— Рамрати! Там кто‑то пришел?
— Муж Рукмини… С вами хочет поговорить.
Войдя в канцелярию, муж Рукмини почтительно складывает ладони лодочкой:
— У жены сегодня небольшой праздник. Она хотела бы пригласить своих подруг: Кунти Дэви, Джанки Дэви и Гаури Дэви.
— Видите ли, разрешение покинуть территорию общежития зависит совсем не от меня, — вежливо объясняет Бэла. — За разрешением вам следует обратиться к доктору, мадам Чако.
— А зачем мне доктор Чако? Вы и сами…
— Нет, к сожалению, не могу, — твердо говорит Бэла. — Мадам Чако просила без её разрешения никого не отпускать. Вам следует обратиться к ней.
Муж Рукмини хочет ещё что‑то возразить ей, но Бэла Гупта уже проходит в свою комнату. Следом за нею на пороге вырастает Рамратия.
— Человек какой‑то там… К Шарде Кумари.
— Кто он ей? Родственник?
— Она говорит, дядя… Наверно, и в самом деле дядя. На вид совсем деревенский. На плечах накидка, в руках лота[38].
— Пришли ко мне Шарду.
Из‑за спины Рамратии выглядывает Шарда.
— К ногам вашим припадаю, сестрица.
— Что это ты, Шарда, трясешься как в лихорадке?
— А как же тут не трястись, сестрица? Дядя все‑таки приехал. Прямо из деревни, с подарками… В этой самой штуке. Вот ведь какая штуковина…
— Опять у тебя «штуки» да «штуковины»? Что там такое, объясни по–человечески. И почему ты дрожишь?
— Дядя все‑таки! На суд он приехал… Тут… как его… в Верховном суде дело дядино разбираться будет.
— Проведи его в гостиную. Усади как положено…
Проводив Шарду, Бэла накрывает на стол. Но не успевает она расставить принесенные поваром тарелки: варёный рис, картошка с приправами, — как опять является Рамратия с сообщением: пришли какие‑то три господина, с виду христиане, с цветами. Для девушки, говорят, телефонистки, что проживает здесь.
— Почему ты не объяснила им — Дороти в отпуске и свадьбу они сыграли не здесь, а в Гая?
— Я им так и сказала, а они в ответ: не тащить же корзину с цветами назад. Если невесты нет, вручите вашему начальству… С виду нездешние. Черные, почти как негры. Из Ранчи, наверно. Пьяные все.
— Закрой ворота и никого не впускай… Поздравлять, говоришь, явились?
— Там ещё водитель за молоком приехал. Из центра, что в Канкарбаге.
— И накладная есть?.. Хорошо. Открывай склад, сейчас приду.
X
Ютхика прекрасно устроилась: работает в туберкулезном санатории, принадлежащем миссии Рамакришны[39], что в Джамшедпуре.
С Ютхикой они вместе учились. Со второго курса, но их пути разошлись: Ютхика закончила училище, а Бэле пришлось оставить и училище, и общежитие.
…Прежняя жизнь Бэлы напоминает старенькое одеяло, сшитое из разноцветных клиньев, с одной только разницей: обтрепавшийся край не вырежешь и не выбросишь. Не такое это одеяло, чтоб можно было хоть что‑то вырезать и выбросить… Жизнь не кинолента, и ни одного эпизода не могут вырезать из неё ножницы самого искусного режиссера!..
…Вместе с Бэлой в ту ночь общежитие покинули ещё четыре девушки. Они сделали это в знак солидарности с нею. Произошло это в ночь на 13 сентября 1943 года.
Девушки эти были Ютхика, Фатима, Сарасвати Дэви и Айша.
Кто были они, те, что пошли за Бэлой?
Ютхика — капризная дочка преподавателя одного из колледжей в Дханбаде.
Фатима — дочь националистически настроенного правоверного мусульманина из Сонапура: вопреки обычаям предков, Фатима сбросила чадру и, вызвав своим бунтом гнев единоверцев, навсегда ушла из дому.
Сарасвати Дэви — с детских лет оставшаяся вдовою[40] девушка из индуистской семьи, проживавшей в Бхагальпуре.
Айша родилась в Пенджабе, воспитывалась в Бенгалии. Пенджабка по рождению, она свободно читала и говорила по–бенгальски и прибыла сюда из Дакки[41].
А Бэла Гупта? Что сказать о ней?
…Когда Бэла порвала с Банкебихари и кучкой его дружков, торжественно именовавших себя «Бихар крантикари парти», её завертело и понесло, точно щепку в стремительном водовороте. С трудом вырвавшись из цепких объятий Бенареса — его бесчисленных переулков, храмов, полутемных клетушек странноприимных домов — и очистив душу и тело от скверны омовением в священных водах Ганги, она без сожаления рассталась с этим городом, и вслед за течением Ганги жизнь понесла её дальше, на восток, где под конец попала она в тихую заводь, именовавшуюся «Союзом содействия материнству». Увы, тихая заводь оказалась трясиной. Но и оттуда вырвалась Бэла и в 1940 году вместе с Ютхикой отправилась на учебу в Банкипурский медицинский колледж.
За те два года, что трудилась Бэла в Банкипурской больнице, добрая слава прочно утвердилась за нею. Их дружная пятерка выделялась среди трехсот пятидесяти воспитанниц колледжа. Больные и санитарки души в них не чаяли, врачи сдержанно хвалили, посетители выражали искреннее восхищение. Увидеть одну из них в своей палате пациенты почитали за счастье…
И Бэла обрела вновь молодость, красоту и силу.
Выбросив из памяти все, что довелось перенести ей, она начала новую жизнь. К ней вновь вернулась вера в людей — снова зазеленел взращённый любовью росток в выжженном зноем саду.
Эти два года были лучшими в её жизни.
А в 1943 году её вновь захлестнул водоворот. Это было какое‑то наваждение, но ей совсем не хотелось освобождаться от чар.
Тюрьмы были переполнены: битком набиты не только камеры, но и карцеры, изоляторы, комнаты для свиданий. Здесь вперемешку сидели все — здоровые и больные, уголовники и политические, представители правого крыла и левых сил, террористы, авантюристы, любители острых ощущений.
Среди них оказался и заключённый по имени Рамакант. Он был как все — один из многих, но почему же тогда Бэла тайком вздыхала о нем ночи напролёт, ворочаясь без сна на жёстких нарах?
Партия Банкебихари оказалась пустышкой, а сам Банкебихари — дешёвым фигляром, болтуном и позером; в нем не было ничего даже отдаленно похожего на истинного крантикари. С Банкебихари все ясно, а вот как быть с Рамакантом?
Кто больше по душе Бэле — партия, к которой принадлежал Рамакант, или сам Рамакант?
С Банкебихари она постоянно боролась, как могла, а узнав о его смерти, твердо сказала: «Одним подлецом на земле стало меньше». Но что так влечёт её к Рамаканту, заставляя радостно колотиться сердце? Каждое его слово звучит для неё как откровение!
После выяснилось, что Рамакант давно уже готовил побег из тюрьмы.
Нет, нет! О планах Рамаканта она ничего не знала, а если б случайно узнала, то всеми силами постаралась бы удержать его от побега. Какой тут побег, когда у него открытая форма туберкулеза: оба лёгких поражены. Ему бы месяцев пять отдохнуть, подлечиться в хорошем санатории.
Нет, нет! Откуда ей было знать, что план побега был спрятан в корешке той самой «Рамаяны», которую, отправляясь в тюрьму, она купила в книжной лавке Рамасинха? Она и не подозревала об этом.
И она не упала в обморок, когда до неё дошёл слух о том, что Рамакант погиб. В тот миг ей почему‑то вспомнились отец и мать, и она заплакала, чуть слышно всхлипывая… Куда бежал он? За смертью? Ноги привели его на берег Ганги. Он был уже на середине реки, когда его настигли и втащили в лодку. Но он не сдался — вырвался… чтоб навсегда обрести свободу!
И, наверно, в последнюю минуту… в последнюю минуту он вспомнил о ней. В то утро, зайдя к нему в изолятор, она в шутку решила привязать его к кровати его же собственным ремнем, потому что тюремный врач прописал ему полный покой. Не слушая её, Рамакант нервно расхаживал из угла в угол. Когда она сказала ему о своем намерении, он, вспыхнув, будто отрезал: «Привязать? Так вот, запомни: Рамакант не признает никаких оков, кто бы ни накладывал их — власти или женщина! Не признает и никогда не признает!» Она обиделась и выпалила: «Не признает — погибнет!»
