Пханишварнатх Рену - Заведение
— Если ты не переберешься в соседнюю комнату, другого места не получишь, — решительно заявляет Бэла.
— Это ещё почему? — почти кричит Кунти.
— Ты соседок по ночам беспокоишь, — стараясь быть спокойной, говорит Бэла. — Разве не так?
— Это я‑то беспокою?.. Хорошенькое дельце! Где ж это было видано, чтобы женщина по ночам не давала покоя такой же, как она, женщине? Я вот что скажу вам, госпожа хорошая, мы люди темные, деревенские. Все эти городские штучки нам ни к чему. Живём как умеем… Так вот, вы послушайте, как я им не даю покоя…
Бэла брезгливо морщится и жестом показывает, что Кунти может идти.
— Рамрати! Рукмини вернулась? Зови!
Смиренно входит Рукмини.
— Что‑нибудь случилось, сестрица?
Бэла даже рот открыть не успевает.
— Ты слышишь, Рукмини? Оказывается, мы с тобою всю ночь не даём покоя этой черномазой бенгалке и ещё чистоплюйке в шальварах! — кричит Кунти, размахивая руками. — Может, ещё послушаешь?
— Замолчите, Кунти!.. Скажите мне, Рукмини, почему у вас с Кунти на языке одни непристойности?
Однако Рукмини — местная, городская, не какая‑то там деревенщина неотёсанная из округа Пурния. Она делает такое изумлённое лицо, точно с неба свалилась:
— Непристойности? Какие ещё непристойности? Кто это наговорил вам? Вибхавти? Или Чандрамохини?.. Ай–ай–ай! А я‑то старалась, старалась… Всегда так, ты людям — добро, а они тебе… А дело‑то тут вот какое, госпожа: Вибхавти постоянно путает медицинские термины, даже в классе, на занятиях. Чтобы помочь ей запомнить, я объясняю ей, что обозначает то или другое слово. Например, значение слова «вагинит».
— Врёт она все! — подает голос Чандрамохини; они обе с Вибхавти все это время стояли за дверью. — Ничего она не объясняет. Как вернётся в воскресенье вечером из дому, сама начинает расписывать, как и что…
— Это я‑то начинаю расписывать?
— А что ты сейчас говорила?
— Эх ты, птенчик желторотый! Значит, по–твоему, если меня прострелило, я никому не должна говорить, что у меня люмбаго, так, что ли? Рот небось мне решила заткнуть? Ты меня лучше не трогай. А если уж зацепила, не обижайся — все выложу! Вы лучше у неё самой спросите, у этой скромницы, почему она в автобусе каждый день усаживается на переднее сиденье, рядышком с водителем? Спросите! Все подтвердят — все видели!
— Нынче же… нынче же… напишу мужу, — заливаясь слезами, причитает Кунти. — Зачем послал на эти проклятые курсы? Не нужны они мне! Видала я эти курсы…
— Вы с Кунти переселитесь в соседнюю комнату, — не обращая внимания на слезы Кунти, спокойно говорит Бэла, обращаясь к Рукмини. — Хватит! И слушать ничего не хочу… Рамрати, открой им, пожалуйста, комнату номер три.
— Слушать не хотите? Не хотите — заставят! Никто не дал вам права марать честных людей! Я к начальству пойду! Если мы бедные, значит, нас и оскорблять можно?
Молчавшая до сих пор Рамратия наконец не выдерживает.
— Это что ещё за представление? — подняв над головой руки, истошно вопит она. — Истерики закатывайте там, у себя!.. Чем глотку драть, лучше бы в книжки почаще заглядывали! Я вам покажу, как орать!
Точно ошпаренная выскочив во двор, Кунти сразу же набрасывается на Вибхавти.
— Доносить решила? — шипит она. — Ну, доноси, доноси! Обо всем доноси! Обо вс–е-ем! Поди сообщи ей: Кунти, мол, вовсе и не женщина, а мужик!
— Кунти! — кричит Бэла, высунувшись из окна.
VIII
Ученая дама Рама Нигам сегодня надела новые сережки — лёгкие, изящные, они колышутся от каждого её движения или дуновения ветерка… Ну, точь–в-точь как настроение у их хозяйки!
Патнешвари Дэви и Сипра Маджумдар пустили в ход все свои дарования, чтобы примирить прежних подруг. Они и впрямь были очень дружны, преподавательница колледжа Рама Нигам и диктор радио Рева Варма. Последним куском делились. Жили в одной комнате, и все вещи у них считались общими: пользуйся, если надо, не жалко… Даже свои любовные письма Рева давала читать подруге и прибегала к её помощи всякий раз, когда садилась сочинять ответ. Тайн друг от друга у них не было даже в делах интимных…
Но вдруг все кончилось; они и здороваться перестали, хотя по–прежнему жили в одной комнате.
И причины вроде никакой не было. Правда, Рама не раз просила Реву устроить ей выступление на радио, но та в ответ лишь беспомощно разводила руками: «Я же простой диктор, составлением программ занимаются другие. Программу «Мир женщины» у нас ведёт миссис Шарма. Я обращалась к ней, а она всякий раз делает вид, будто не слышит. Ну что я могу сделать? Я ведь не директор, чтоб приказать ей…»
Но теперь — слава всевышнему! — черные дни миновали, в их комнате воцарились мир и согласие, подруги снова стали неразлучны.
Однажды, это случилось недели через две после примирения, Рама вошла в комнату с лиловым листком в руке:
— Рева! Ты только взгляни! Где тут надо поставить подпись?
— Что это у тебя?.. О–о-о, неужели контракт?
— Ты угадала… Только что принесли, — гордо подтвердила Рама. — Скажи, как лучше переслать его — по почте или через тебя?
— «Радиостанция города Банкипура, именуемая в дальнейшем «Заказчик», в лице её директора г–на Моди, с одной стороны, и госпожа Рама Нигам, именуемая в дальнейшем «Автор», с другой стороны, заключили настоящее соглашение в нижеследующем, — словно перед микрофоном, читала Рева условия контракта. — Пункт первый. Заказчик поручает, а Автор обязуется представить написанную простым языком сказку из «Панчатантры»[34] по собственному выбору… Пункт второй. Заказчик обязуется уплатить Автору гонорар из расчета пятнадцать рупий за текст, рассчитанный на пять минут». Ну что ж, я рада за тебя, поздравляю.
Ученая дама победно улыбнулась: смотри, дескать, даже не выходя за ворота, получила приглашение сотрудничать на радио.
Реву такое поведение задело, но она смолчала.
— Ну что ж, приступай. А то уже все уши прожужжала: «Хочу на радио, хочу на радио…» Кстати, ты давно знакома с Моди?
— Моди? Такого никогда не знала.
Рева рассмеялась.
— Ну, а Братца Лала знаешь? Из программы для детей дошкольного возраста? Вот это он и есть.
— Неужели? Значит, Братца Лала зовут Моди?
— Сначала расскажи, где познакомилась с Братцем Лалом.
— Он приходил на годовщину нашего колледжа. Записывал… А почему тебя это так интересует?.. Ну, чего ты смеешься?
— У Братца Лала, к твоему сведению, есть ещё одно прозвище — Регистратор. Вот потому и интересует… А впрочем, беспокоиться не стоит. Просто твое имя попало в его записную книжечку, и теперь ты будешь постоянно сотрудничать на радио.
— Он же все‑таки продюсер, — смеется Рама: сегодня ученая дама довольна.
— Бери выше! Не продюсер, темнота, а генеральный директор. Это тебе не просто актёр, зачисленный в штат!
— А ты сама в штате?
— Все мы, то есть люди, делающие программу, штатные работники радиостанции с почасовой оплатой. Все до единого, даже музыкант Шуберат–хан. Знаешь, ведь он из местных, работает на станции давно и может выполнять любую работу. Конечно, основной его инструмент — саранги[35], но он и за диктора может, и за радиотехника, и даже за осветителя — словом, мастер на все руки!
Ученая дама не поверила. Она была уверена, что Рева попросту завидует ей.
Вдруг Реву точно осенило.
— Ты с ним долго общалась? — выразительно взглянув на неё, спросила Рева.
— Почему бы мне с ним не поговорить?.. Ты что‑то недоговариваешь, Рева. Нехорошо скрытничать перед подругой! А вдруг в разговоре с ним я что‑нибудь сболтну невпопад — ты же сама обижаться будешь.
— Ну если уж тебе так интересно, скажу, — промолвила Рева. — Но только ему — ни слова… Дело в том, что Моди — женолюб, каких мало. Все об этом знают.
— Неужели? А на вид такой простодушный, ну прямо как ребенок.
— Ребенок! Скажешь тоже! Этому ребенку и в аду места не найдётся. Ты знаешь, Рама, сейчас у него пять любовниц, и каждая уверена, что она — его единственная женщина… зеница ока.
Рама расхохоталась:
— Тебе, Рева, следовало стать поэтессой.
— А ты не смейся… Если описать все любовные похождения Моди, получился бы огромный роман… целая эпопея!
— Так за чем стало? Взяла бы и написала… Вот напишешь и станешь великой писательницей.
— Ну что ты, Рама, где уж мне! Эту честь я уступаю тебе.
— Ха–ха–ха! — пуще прежнего заливается Рама.
И только тут до Ревы — как всегда, с большим опозданием — доходит: да ведь Рама Нигам явно неравнодушна к Братцу Лалу. Ну что ж, придется выкручиваться. Напоследок надо сказать о Моди что‑нибудь лестное.
— Неужели все пятеро его дам работают на радиостанции?
— Конечно! Готовят программы. Ну, как ты теперь.
— Смотри, Рева, обижусь.
— Мне смотреть нечего. Ты лучше сама смотри! Вместо того чтобы ссориться, лучше заказала бы сладости.
