Петр Замойский - Повести
— Может быть, ты забыл, где стоят избы твоих товарищей? Или совсем тебе память вышибло, богач эдакий, что мы с тобой стадо пасли? Как живете, Илья… Давыдович?
— Так, ни бедно, ни богато.
— Свободе рад?
— Рад.
— И тесть твой рад?
— Пуще всего.
— По судам перестали его таскать?
— Про него зря–а.
— Да вор он, Илья, вор ведь! Гляди! Словом, помни, что во Владенине было.
Илья тревожно посмотрел на меня и оглянулся по сторонам. Во Владенине за кражу двенадцати тысяч, присланных, для раздачи пособий, мужики самосудом убили четырех воров. Это хорошо известно Илюхе. Поговаривали и об участии в этом деле Палатина, но… не пойман — не вор.
— Так их и надо, — сказал Илюха. — Воруй, не попадайся.
— Илья, по–дружески говорю. Ходят слухи…
— Зайдем ко мне, шпиртом угощу, — внезапно предложил он.
— Ты, говорят, свой завод открыл?
Он самодовольно засмеялся. Как же, это касается его мастерства, а его хлебом не корми, только дай похвалиться.
— Я, брат, сапожно ремесло пока забросил. Шпирт–сырец перегонять научился. Я всяко дело сразу постигнуть могу. Пять противогазов достал и скрозь них пропущаю шпирт–сырец. Выходит, ну, как слеза. Ты зайди.
— Может, и зайду. Но почему ты не ходишь ни на митинги, ни на собранья?
— Все некогда. Делов по горло.
— Хорошо, Илья, верю. И если у тебя когда‑нибудь одно дело будет… за горло, не обессудь! — намекнул я ему.
В просторной горнице собрались почти все члены сельского комитета. Среди них — восьмидесятишестилетний старик из третьего общества Епифан Трифонов, совершенно лысый, с бородой разительно желтого цвета. За столом — Николай Гагарин. Перед ним — газеты: «Русское слово», «Дело народа», «Речь», «Сельский вестник» и какие‑то воззвания, плакаты. Рядом с ним — Денис, плотный, низкорослый, весь будто высечен из черного камня. Черная поддевка, черные чесанки с калошами, и лицом и волосами он черен, как цыган. С Денисом — Василий Козулин, дочь которого мы сватали за Илью. Около Павлушки увивался десятский Шкалик, что‑то выпытывал. Филя с Игнатом на сундуке.
Когда мы со Степкой вошли, Епифан рассказывал, как разбогател отец Климова. Он был у помещика еще при крепостном праве бурмистром и потихонечку обирал своего барина.
— С этих пор и пошел в гору. Нет, старики, горбом не выходит. Пословица така есть: «От трудов праведных не наживешь палат каменных».
— Оно верно, — проговорил Денис, — но только и под лежачий камень вода не течет.
— И это справедливо, — тут же согласился старик. — Труды бог любит… Жив Семка‑то? — вдруг обратился Епифан к Николаю.
Тот понял, о ком спрашивает старик.
— Пока жив.
— Навестить его пришёл. Он ведь моложе меня никак десятка на полтора.
«Семкой» Епифан назвал старика Гагарина, «богомола», который лежал в небольшом пристенке. Из чуть приоткрытой двери доносился монотонный голос моего отца, — он там читал библию.
— Мно–ого, о–ох, много мы с ним вина попили! — покачал головой старик. — Мне бы умереть, ан смерти нет. Не по грехам бог мне здоровье дает.
— Много, дед, грешил? — спросил Игнат.
— Эге, милок, было. Только вот в жисть у людей не воровал. Этого не–ет. Не тянуло.
Я сел рядом с Павлушкой и бросил на увивающегося Шкалика такой сердитый взгляд, что он хотел было что‑то спросить, но сразу осекся.
— Ты тоже выборный? — спросил я его.
— Вошел послушать.
— Иди домой.
— Чай, хозяин‑то вон, не ты.
Николай сидел такой важный, надутый. Только медали ему не хватало. Опять, видимо, старостой себя почувствовал.
— Чего тут Филипп? — спросил я Николая. — Он очень нужен?
Николай посмотрел на десятского, словно думая, нужен ли он в самом деле или без него обойдется, и кивнул на дверь.
— Иди ко дворам.
Молча пошел десятский, взяв длинную палку.
— Все собрались? — окликнул присутствующих Николай и погладил бороду. — Видать, все. Секретарь, записывай, — обратился ко мне.
В газете «День» что‑то обведено карандашом, но что — не видно. Николай положил на нее свою ладонь.
— Мужики, надо решить дело с Сабуренковым. Кокшайские вот–вот перехватят. Всю землю под яровое арендуют.
— Как арендуют? Эта земля испокон веков была нашей помещицы, — сказал Козулин.
— Была, да Сабуренкову продана.
— А почем он хочет? — спросил Денис.
— По пять рублей.
— Дорого. По три за десятину хватит.
Они начали спорить между собой, в какую цену арендовать. Торговались, кричали, а мы молча переглядывались с Филиппом и Павлом.
Они совсем не обращались к нам, считая, что мы, видно, в этом деле ничего не смыслим, а выбраны только «для близиру». И когда уже сговорились, встал Филя. Огромная тень его пала на стену.
— Вы что? — обвел он их острым оком. — За этим пас народ выбрал, чтобы мы деньги платили кровопийцам? Вы, бороды, с ума сошли? Завтра чтоб духу их не было в имениях. Снять оттуда военнопленных, поставить старосту от себя. Вы что молчите? — обратился Филя сначала ко мне.
— Правильно, Филипп.
— Павел? — круто повернулся он.
— Конечно, отобрать! Старики боятся.
— Степка?! — допрашивал Филя.
И Степка прохрипел:
— Аренда по карману богатым…
— Пиши, Петр. Отобрать безвозмездно!
Писать! Долго ли написать! Чтобы успокоить Филю, я начал записывать то, что он говорил. Наступила тишина. Николай не сразу нашелся, что возразить. А может быть, выжидал, что скажут мужики.
Но они молчали. Тогда Николай придвинул к себе газеты, поискал в них что‑то и, посмотрев на Филю, спокойно заявил:
— Ты газет не читаешь. У нас есть Временное правительство.
— Оно из буржуев, — перебил Филя. — Князь Львов, князь Урусов и еще какие‑то.
— Что же, ты не признаешь этой власти?
— Не признаю.
— Какой же придерживаешься?
Филя посмотрел на меня, на Павлушку. Взглядами мы ему подтвердили: «Говори!»
— Только свою власть! А она есть — Совет рабочих и солдатских депутатов.
Николай посмотрел на своих и ехидно, тихо сказал:
— Так, так. А где крестьянская власть?
— Там же.
— Нет, Филипп. Все вы, — и он вздохнул, — в заблуждении.
Взял карандаш и начал еще что‑то обводить в газете. В наступившее молчание вдруг ворвался голос моего отца:
— «И сказал господь Моисею, говоря: владейте землею их и вам отдают, в наследие землю, в которой течет молоко и мед».
— Вот наша партия социалистов–революционерсв как постановляет, — взял Николай газету.
— Эсеров? — вскинулся Филя. — То партия буржуев… и кулаков.
Он попал в самое сердце.
— Ваша какая партия? — спросил Денис.
— Наша партия? — приблизился к Денису Филя и согнулся. — Наша партия рабоче–крестьянская. Прозывается она большевики. Понял? В ней больше народу.
Денис засмеялся.
— А ты считал? Ну‑ка, Николай, огласи, что наша трудовая партия постановляет.
Но Николай решил еще что‑то возразить Филе.
— Где ваш Совет?
— В Питере. А ваша партия где? — спросил и Филя.
— В одном месте с вашим Советом.
Игнат развел руками. Он все время то с нами соглашался, то с Николаем.
— В одном месте, и не договорятся.
По складам, подчеркивая некоторые слова, Николай читал в газете «День»:
— «Всякие попытки к немедленному захвату частновладельческих земель могут гибельно… — поднял Николай палец и посмотрел на Филю, — отр–отра–зиться на пра–авильном течении… сельскохозяйственной жизни». Понял, Филипп?
— Как же! Читай дальше. Эх, жалко СабуренкоЕа с Климовым пет. Они тоже, поди, в вашей трудовой.
— «Конфи–фискации обра–ба–батываемых…»
— Дан Цетру, он лучше прочитает. А то, как курица в грамоте, так и ты. Тоже, эсер… — заметил Филипп.
Николай не обратил на его слова внимания. Водил пальцем, словно выковыривая буквы.
— «…удельных, кабинетских и частно–вла–дельче–ских земель может быть проведена… только… законодательным, — он снова выше головы поднял руку с указательным пальцем, — путем через Учреди–итель–ное собрание, которое даст народу и землю и волю!» — наконец‑то одолел он и торжествующе обвел всех взглядом. — Это не разумно?
— Разумно, — подхватил Козулин. — Отберем землю, а к нам стражников пришлют.
— Ученые в том году, — сказал Денис.
— Вас и не учили, — вступился я. — Вам и земля не нужна. У вас отруба, участки. На черта вам земля! А то: «Земля и воля». Давно у вас и земля есть, и во всем вам полная воля. Пойдемте на сход и заявим солдаткам, чтобы они арендовали.
— А вы как? Захватным путем? Без закона?
— Совершенно верно. Где эти законы?
