Неверная - Али Айаан Хирси

Нашей целью было создание всемирного исламского правительства.

Как же мы будем бороться? Кто-то сказал, что основным средством должна стать проповедь: нужно распространять ислам среди неверных и возвращать пассивных мусульман к свету истинной, чистой веры. Некоторые молодые люди покинули группу и отправились в Египет, чтобы стать там членами изначального Мусульманского Братства. Другие получили гранты от разнообразных групп, которые финансировались саудовцами, и отправились в медресе в Медине.

В центре мы долго обсуждали, как вести себя в повседневной жизни. Существовало столько правил, все было расписано вплоть до мельчайших деталей. Истинная мусульманка должна покрывать тело даже перед слепцом, даже в своем собственном доме. Она не имеет права идти посередине улицы, выходить из отцовского дома без разрешения.

Мне казалось примечательным, что множество уважаемых мыслителей пускались в долгие рассуждения о том, насколько именно женщина может обнажить кожу, чтобы вокруг не начался хаос. Конечно, практически все философы сходились в том, что, как только девочка достигала половой зрелости, в присутствии мужчин, не являющихся ее близкими родственниками, она должна покрывать все тело. Но не было единого мнения по поводу того, какие части лица и рук настолько соблазнительны, что должны быть покрыты.

Одни ученые считали, что женские глаза – главный источник провокации: когда в Коране говорится, что женщина должна опускать взгляд, на самом деле это значит, что она должна прятать глаза. Представители другой школы полагали, что один лишь взгляд на женские губы, особенно полные и юные, может возбудить мужчину и привести его к грехопадению. Иные же обстоятельно описывали чувственность линии подбородка, красоту носа или длинных, изящных пальцев или то, какими соблазнительными могут быть жесты некоторых женщин. И для каждого случая приводились соответствующие слова Пророка.

Даже если женщина была полностью покрыта с головы до пят – возникала другая проблема. Стук высоких каблуков мог вызвать в воображении мужчины образ ее ног, поэтому, чтобы избежать греха, женщины должны были носить туфли на плоской подошве и ходить бесшумно. Что касалось запаха, то если женщина пользовалась благовониями или парфюмированным мылом и шампунем, это могло отвлечь мужчин от прославления Аллаха и внушить им греховные мысли. Безопаснее всего было просто сидеть дома и избегать всяких контактов с мужчинами, ведь любые их сладострастные мысли были виной женщины, спровоцировавшей их.

Однажды я не выдержала и спросила:

– А что же мужчины? Разве не должны они покрывать себя? Разве женщины не могут соблазниться при виде мужского тела?

Мне это казалось логичным, но вся аудитория подняла меня на смех, и я не могла продолжить высказывать свои возражения.

Мне было одиноко без Хавейи и Фардосы. Многие школьные друзья избегали меня – им было неуютно рядом с религиозным фанатиком в черном покрывале. После школы я стала приходить в дом Фараха Гуре, который был полон молодых девушек – его дочерей-подростков и девочек из субклана Осман Махамуд, только что приехавших из Сомали. За ними пристально, но не строго присматривала жена Фараха, Фадумо. Мама думала, что это пойдет мне на пользу, и разрешала проводить там столько времени, сколько я хотела.

Там я впервые встретилась с несколькими девушками из Сомали. Одну из них звали Джавахир. Ей было около двадцати пяти. Она приехала в Найроби, чтобы выйти замуж за Али, одного из водителей грузовиков Фараха Гуре, который на пять месяцев уехал на юг Африки. Али был надежным работником, и Фадумо хотелось, чтобы Джавахир было хорошо в Найроби, иначе она могла уговорить мужа поехать с ней в Сомали. Поэтому Фадумо попросила меня показать Джавахир город и составить ей компанию.

Джавахир была крошечной, но фигуристой. Ее было чересчур много: она без умолку болтала пронзительным голосом, вращала глазами и размахивала руками. Она напомнила мне женщин Исак, которые причитали на похоронах тети в Могадишо под деревом талал. Вместе с поведением она переняла у Исак и говор, ведь она долго жила неподалеку от Харгейсы. Джавахир не читала книг – она была неграмотна, – но мне было с ней весело.

После полудня, когда взрослые и дети засыпали, мы собирались – и начинались долгие девичьи разговоры, в основном о предстоящей свадьбе Джавахир и о том, кто за кого собирается выйти замуж. Конечно, мы говорили и об обрезании.

В основном девочки хвастались друг перед другом тем, как плотно они зашиты, будто благодаря этому они были еще чище, дважды девственницы. Джавахир особенно гордилась своим шрамом.

– Видите ладонь? Там вот так же. Плоско. Закрыто, – говорила она.

Однажды, когда мы сплетничали о другой девушке, Джавахир сказала:

– Если вы зайдете вместе с ней в туалет, то услышите, что она не девственница: она писает громко, как мужчина.

Однако мы никогда не говорили о сексе – о том, что произойдет в брачную ночь. Сомалийцы почти никогда не говорят о подобном напрямую. Эта тема считается постыдной и грязной. И все же иногда, гуляя с Джавахир по округе, мы натыкались на кенийцев, которые занимались любовью посреди бела дня. Деликатная Джавахир всякий раз отшатывалась в испуге: какая ужасная страна!

Порой она просила меня почитать ей вслух отрывки из романов, которые я носила с собой везде. Джавахир никогда не ходила в школу, и книги казались ей странными. В основном при мне оказывались триллеры и слащавые любовные истории, но во всех встречались эротические сцены. Я читала, а она морщилась и говорила: «У мусульман все совсем не так. Мы чисты».

Свадьба Джавахир прошла в доме Фараха Гуре. Все женщины были одеты в прозрачные разноцветные dirha, на руках у них были нарисованы хной причудливые узоры. Мы танцевали все вместе под звуки барабанов, на которых играла женщина. Потом был роскошный пир – к нему зарезали несколько баранов и коз. А вечером появилась Джавахир в белом европейском платье и с прической «улей». Она наслаждалась вниманием: ей нравилось выступать.

После свадьбы еще неделю мама запрещала мне видеться с Джавахир: она говорила, что это неприлично. Так что я смогла прийти к ней в гости только на следующие выходные. Джавахир сидела на диване, осторожно перенося вес с одной стороны на другую. Наконец, я спросила у нее, как прошла первая брачная ночь.

Она уклонилась от ответа. Я держала в руках один из любовных романов. Джавахир выхватила его у меня и спросила:

– Что за грязную книжку ты читаешь?

– Ты же уже все знаешь. Давай же расскажи мне, как все это было.

– Только после того, как ты мне прочитаешь эту книгу.

Роман был довольно мягким, о мужчине и женщине, их безнадежной любви. Всего пара эротических сцен. Но когда мужчина и женщина целовались, он положил руку ей на грудь, а потом обхватил губами сосок. Джавахир пришла в ужас.

– Христиане порочны! – воскликнула она. – Это запрещено! У мусульман все совсем не так.

После этого ей все же пришлось рассказать о сексе. По ее словам, все было ужасно. Когда церемония завершилась, они пошли в спальню в квартире, которую снял для них Али. Он выключил свет. Джавахир легла на кровать, полностью одетая. Он забрался руками под ее платье, раздвинул ноги, снял трусики и попытался втолкнуть член внутрь. Это было очень долго и больно. История Джавахир была похожа на ту, что нам с Хавейей рассказывала Сара.

Каждую ночь было почти так же больно, как и в первый раз, и все происходило одинаково: Али вталкивал пенис, двигался вперед-назад, потом кончал. И все. После этого он шел в душ, чтобы очистить себя. Потом она тоже подмывалась и наносила дезинфицирующее средство на кровоточащие раны. Такой была сексуальная жизнь Джавахир – ничего общего с теми сценами, которые я смаковала в книгах. Мне было восемнадцать, я выросла на любовных романах и целовалась с Кеннеди. Но то, что описала Джавахир, было вовсе не похоже на потрясающий секс, который я себе воображала. Я совсем упала духом и сказала, что никогда не выйду замуж.