Максим Бодягин - Машина снов
Он сгустился из обрывков теней, из игры света, из бликов и дуновений, огромный, перекачанный моим страхом, как лягушка, надутая воздухом через соломинку, вставленную в задницу. Повинуясь моим указаниям, Лян нанёс ему запечатывающие знаки на веки, нос, рот и уши, дрожа всем телом от ужаса и нервной икоты, и мелко-мелко молясь. В тот момент, когда я прервал ниточку, связывавшую твоего двойника с его собственным миром, он замычал, как пьяный, встал, покачиваясь, сделал несколько шагов… Я указал ему путь… Я показал ему, проявил прямо в его сознании девицу Чэнь — сочную, яркую, пробуждённую и полностью готовую к страсти, благодаря бесстыдству Ляна Простака. И он мгновенно растворился, словно развалился на крохотные песчинки, сделавшиеся вдруг прозрачными, и собрался из них уже за порогом покоев, где под охраной стражи жили мастера. Он проявился там как раз в момент, когда девица Чэнь и Тоган вошли через заднюю дверь, а Лян Простак просочился в окно. В покоях, где жили мастера, царил полумрак, но огромная полупрозрачная форма твоего двойника светилась как ночник. Совершенно голый Тёмный человек увидел, точнее, каким-то шестым чувством распознал девушку и шагнул к ней. Маленький толстяк выхватил было оружие, но выронил его от изумления. Лян Простак подумал, что сейчас твой двойник набросится на охрану и уничтожит её, но ничего не произошло. Тёмный человек просто стоял и пялился на девицу, беспомощно поводя огромными руками, словно пытаясь что-то поймать в пустоте. А стража и мастера просто оцепенели от ужаса и изумления. В эту минуту девица Чэнь метнула в затылок толстяку-плотнику камень, что обычно используются пращниками, тот тяжело упал, выронив оружие, и всё пришло в движение. Тоган атаковал беловолосого великана, она помогала ему, принц крикнул, чтобы она обыскала толстяка, но она не успела — тот куда-то заполз, а в это время Лян Простак пытался достать ковчежек, что выпал из-за пазухи великана. Тут Тёмный человек начал таять, и Лян понял, что дальше тянуть некуда, надо вступать в битву, пока стражники всё ещё не вышли из ступора. Почти невидимый в сумраке покоев, он выхватил ножи и, пока Тоган уворачивался от взмахов белого великана, отправил стражников в мир предков. Лян уже практически подобрался со спины к великану, но тут Тоган нанёс точный удар прямо в горло, великан рухнул на колени, и Лян, в ужасе от того, что Тоган сейчас его обнаружит, поспешил ретироваться, так и не выполнив свою задачу. Тоган же, видя четырех убитых нухуров и тающую фигуру Тёмного человека, решил, что именно твой двойник покончил со стражей.
Дальше Лян поступил как полный идиот, что, впрочем, неудивительно. Он побежал к Темуру, чтобы рассказать о том, что Тоган убил обоих мастеров и попытается украсть машину. Темур, естественно, спросил, откуда ему, мелкому воришке, стали известны планы принца? Лян замялся. Ему бы надо было пролепетать что-нибудь про девицу, которая щедро снабжала его сведениями в обмен на плотские утехи, но Лян начал плести околесицу про чёрную магию, которой я научил его. Он рассказал, что я вхожу в его тело, что управляю им, как куклой, которую надевают на руку. И тогда Темур начал его пытать. К сожалению, потеряв несколько пальцев, одно яичко и один глаз, проклятый Лян заговорил…
Заговорил он сумбурно и путанно, тёмным языком прорицателей, но заговорил. Он говорил и говорил, слова, мутные и неясные, лились гнилым потоком из порванного рта, он плакал и смеялся, трясся и выл, но Темур шаг за шагом становился ближе к мысли о том, что ему тоже нужна машина снов. И главное — он понял, что я не мёртв. Что, даже не обладая твёрдым телом, я продолжаю жить и управлять событиями через Ляна, который всё плевался и выл, выхаркивая кровяные куски лёгких: Темурчик, Темурчик, господи, как же больно, останови их, пожалуйста, останови их, я не вынесу, пожалуйста, убей меня, ах ты сраный гад, ты сукапидор, прекрати же это, мне больно. Одурев от грохота собственной рвущейся кожи, раздираемой бронзовыми щипцами, он визжал, как собака, ошпаренная кипятком. И я выл вместе с ним. Я выл вместе с ним. Потому что я был вместе с ним. Я был им. Тонкая паутинка, натянувшаяся между нами, со временем окрепла, превратившись в стальную струну, и каждый его нерв вплетался в меня сотнями волокон, он дышал за меня, пока я думал за него, мы сплелись, как два осьминога, жизнь стравила нас в этой адской свадьбе, он орал и метался, а я, лишённый тела, вновь обрёл чувствительность, проживая всю боль, которой Ляна щедро одаривал мой младший брат принц Темур. Иногда, когда сарацинские прихвостни Темура перебарщивали, Лян терял сознание, его спасала способность тела выключаться во время сильной боли, но я продолжал бодрствовать, и каждая истыканная сталью клеточка его тела в этот момент отражённой болью вопила во мне.
И я спас его. Точнее, я спас себя. Но я спас и его тоже. Пришла пора платить по счетам, пришла пора сдержать слово, данное этому трусливому вору — я вызволил его из плена. Сначала я просто вынул дух Ляна, вдохнул его, превозмогая боль, и удержал в себе, и, пока он раскалённым пузырём плавал внутри моего уютного мира, так давно не знавшего боли, его тело прекратило дышать. Двери жизни, вращаемые вдохом и выдохом, остановились. Темур взревел. Он не хотел, чтобы пытка прекратилась так быстро. Он молниеносно соскочил со своего трона, разбрасывая недоеденную жратву, которой услаждал себя, глядя, как сарацины глумятся над вором, подскочил к телу Ляна и спицей проткнул ему сухожилия. Тело даже не дёрнулось. Но я… Я словно окунулся в ад. Я закричал так, что содрогнулись шесть миров, Лян дёрнулся, просыпаясь, но я сжал его, окутав собою, и тело его продолжало лежать безмолвно. Темур в бешенстве воткнул спицу в глаз одному из пожилых сарацин, и через мгновение, уносясь в поля смерти, тот с изумлением смотрел на мой разум, беременный истерзанным Ляном. Темур визжал, повалился навзничь, хрипел и колотил ногами, согнул спицу, в бешенстве втыкая её во всё, что видел. Дайте, дайте мне его, орал он как бешеный. Визжа и плюясь, он подскочил к бездыханному телу и начал изголяться над ним так, как никогда не придёт в голову здоровому человеку. Я визжал в пустоте своим несуществующим ртом, молясь, чтобы Темуру поскорее прискучила эта забава. К счастью, он не слишком сильно повредил тело Ляна. Наутро его нухуры вывезли тело за границу городской свалки Тайду в кожаном мешке и бросили в реку. И снова Ляну повезло, точнее, повезло нам с Ляном: в мешке оставалось немного воздуха, и он всплыл. Дешёвая бумажная верёвка развязалась, и, как только мешок показался над водой, я выдохнул Ляна Простака обратно в мир. Снова рухнув в болото боли, он забился, извиваясь пойманным головастиком, но вскоре понял, что сохранил свою жалкую жизнь. И, что особенно ценно, он понял, кто сделал ему этот подарок. Лян воззвал ко мне. Плача единственным уцелевшим глазом, он…
Марко выдохнул и вырвался из пелены сна, потянувшись назад, в явь, сначала вынимая лицо из тумана, ощущая, как молочнобелые нити тянутся за ним вслед подобно паутинкам, не отпуская его наружу; чувствуя растущее раздражение, повёл плечами и потянулся из плена всем существом, встряхиваясь и обрывая невидимые ниточки. Пэй Пэй. Я хочу знать о Пэй Пэй. Расскажи мне о ней, о том, о чём я действительно хочу знать, зачем мне твой Лян, зачем мне всё это, зачем мне, зачем, зачем, зачем? Зачем?
ЗАЧЕМ, ЧЁРТ ТЕБЯ РАЗДЕРИ ! Я хочу знать, когда я вновь поцелую её влажные глаза? Когда я снова окунусь в них? Когда я услышу её смех? Когда я почувствую рукой, насколько тонка её талия? Когда я прикоснусь щекой к её коже и в сотый раз удивлюсь тому, насколько она нежна? Ох… Зачем я говорю это тебе, не имеющему тела? Отказавшемуся от богатства тела ради иллюзий вечной жизни? Как можно объяснить радость плоти не имеющему её? Но ты должен, слышишь, должен рассказать мне… Мертва ли она? Я знаю, что мертва, но вдруг? В этом странном мире, где всё перевернулось с ног на голову, ведь здесь же возможно всё, ведь так? Ведь правда? Вдруг есть пусть один, ничтожный, крохотный, размером с малипусенькую пылиночку, но шанс?Двадцать пять.
Пэй Пэй? М-м-м… Ты помнишь, какая у неё была кожа? Конечно, ты помнишь, какая у неё была кожа. Я хорошо это знаю, потому что я чувствую это даже сейчас. Как я любил эти твои воспоминания! Принято считать, что слова служат, чтобы передавать смысл, но это, увы, не так. Они служат лишь для того, чтобы заболтать его. Истинный смысл содержится в пробелах между слов, во всех этих вздохах, паузах, внезапных прерываниях речи, когда вдруг становится слышно, как — тук! — стукает сорвавшееся с ритма сердце. Мне повезло, что я мог слышать тебя за пределами слов, вслушиваясь не в это бессвязное лепетание, с твоим диким акцентом, превращающим сбивчивую речь в совершенно немыслимый поток звуков. Я слышал тебя изнутри. Кстати, за это ты даже мог бы быть мне благодарен. Не каждому удаётся найти такого внимательного слушателя, как я. Разумеется, ты прав. Я жил твоими эмоциями, поскольку не имел своих. Но это увлекательно, согласись, очень трудно удержаться от подглядывания в дверь спальни, когда она распахнута.
