Максим Бодягин - Машина снов
Опутанный этими мыслями о магии, он выходит из покоев Тогана, пересчитывая очередную связку монет, по какой-то нелепой причине задерживается и… И видит, что Тоган остаётся с девицей. И, вместо того чтобы страстно лобызаться, они почему-то начинают о чём-то яростно спорить. Стоя в тени за ширмой, грязный воришка быстро смекает, что в пещерку девицы Чэнь давненько не залетал дракон, что, в лучшем случае, там ночует сытый и потому ленивый удав. На счастье Ляна, принца вызывают в службу протокола для организации парадного кортежа. Расстроенная девица Чэнь остаётся совершенно одна, раззадоренная, но неудовлетворённая, наедине со своей клокочущей яростью и не менее клокочущей расщелиной, в которой полыхает такой вулкан, что ей приходится затыкать отверстие сначала пальчиком, потом двумя, а потом — ого — вот уже и почти вся ладошка пошла в ход! Что бы сделал придворный пентюх в золочёном доспехе? Покраснел и пробормотал стихотворение? Убрался бы, пятясь от смущения, открыв дверь царственным задом? Наверняка. А что сделал наш воришка? Он не обучался манерам. Он просто сбросил штаны и с разбегу влетел туда, где свербило и причмокивало, моментально пронзив аристократическое тельце до самого дна, туда, куда Тогану, при всём его старании, донырнуть не удавалось. Лян не разговаривал, даже не раскрыл рта, лишь его глаза, его знаменитые глаза мошенника вливали в неё лучи искусственной нежности, под которыми она плавилась и тихонько попискивала, пока его корявый жезл шурудил в багрянце девичьих сумерек. В тот момент, когда он задел ту струнку, что особенно пронзительно звенела по ночам, беспокоя сон девицы Чэнь, ту струнку, которую она всё пыталась прижать своими юркими пальчиками, чтобы она не билась о её внутренности, дразня и вибрируя, Лян вдруг зацепил её, чуть потянул на себя, куда-то сдвинул, и она тренькнула, взорвав в животе девицы сотни пузырьков с вином, которое обожгло её всю, начав с живота и быстро добежав до головы, рук и ног. И девица Чэнь забилась от этих пузырьков, вся зашлась в судороге и закричала, стараясь попасть тоном в эту струну, чтобы заткнуть её. А Лян Простак недаром Простак. Он деловито стукнул её в пупок сухим грибом, умевшим так славно отыскивать тайные кнопки в темноте при помощи своего единственного слепого глаза, стукнул и залил её всю с головы до ног, а залив, снял с неё остатки одежды, перевернул и продолжил поиски, здраво рассудив, что, коль скоро он уж овладел принцевой любовницей, надо успеть ещё многое, прежде чем ему снесут за это преступление его гнилозубую башку.
Наутро девица Чэнь поняла, что ей, разумеется, ужасно стыдно, плохо, больно, что она не может сдвинуть ног, что вся одежда на ней пропитана кислым разбойным семенем, что её растерзал омерзительный грязный разбойник с тёмной лягушечьей кожей и глазами ангела и что ей это ужасно, ужасно, ужасно нравится. Она смотрела на Ляна, на его тощую, покрытую воровскими татуировками грудь и понимала, что поступает очень плохо и безнравственно. Но от этого чувство только усиливалось, усиливалось и доусиливалось до того, что, будучи такой яростной и кипящей в присутствии Тогана, она превращалась в совер- шеннейше безвольную подстилку, когда рядом появлялся Лян Простак. Он молча дырявил её скучный мирок, раскачивая меха, обдающие жаром всё девичье существо, а потом приказывал. И ведь она делала! Делала то, что он приказывал! И ни честь семьи, ни достоинство дочери древнего рода, ни нравственный закон, впитанный с материнским молоком, даже не пискнули, когда она шептала Тогану то, чему учил её Лян. А чему же он её учил? Нам нужна машина снов, Тоган. Только с её помощью мы сможем отомстить, Тоган. Она подарит тебе силу, которая восполнит нищету твоего тела, Тоган. Машина снов, Тоган. Машина снов. Вот что шептала на ухо принцу раздавленная истомой девица. Ты, конечно, спросишь, на кой чёрт машина сдалась именно ей? Или тому вору, Ляну Простаку? А я отвечу тебе: это я учил его, что нужно шептать девице, какие именно слова должны попадать в Тогановы уши.
Мне повезло. В тот момент, когда Лян задумался о чёрной магии, внезапно посчитав себя не человеком, но демоном (жалкий идиот), я вошёл в его сон. Это было только с ним. Вероятно, ритуалы, которые он, кривляясь и обезьянничая, пытался выполнять, всё-таки хоть и кособоко, но сработали, и у него открылся ещё один канал восприятия: мы стали говорить во сне. С Тоганом я общался чуть иначе: он первый воззвал ко мне, воззвал при помощи нашей общей крови, и я чувствовал его так же, как ты сейчас чувствуешь собственные ноги или руки. И мне очень не нравилось, что я никак не могу повлиять на этого ядовитого, отравленного ненавистью к себе и ко всему человечеству маленького принца. Конечно, он любил меня как старшего брата. Но любовь царского сына ненадёжна, как весенний ветер. Он жаждал обладать машиной снов, но вряд ли он бы поделился со мной этим сокровищем, как сильно бы ни клялся в любви ко мне. И, когда мне подвернулся Лян Простак, я подумал, что есть на свете высшая справедливость. Чтобы выгнать змею на солнцепёк, не обязательно бить змею. Достаточно бить по траве. Лян хотел чёрной магии, и я давал ему ту чёрную магию, которой он заслуживал. За это он стал моим телом, моими руками и ногами. Конечно, он получал от этого свою маленькую выгоду. Часто он спрашивал меня о том или сём, я говорил то, что вижу отсюда, из своего нынешнего положения, не обременённый телесной грязью: мысли каких-то людей, их планы и желания. Довольно однообразные, надо сказать. В результате Лян приобрёл славу если не колдуна, то, во всяком случае, провидца.
Когда я увидел глазами сна, как машина убила Ичи-мергена, то понял: пришла пора. Ночью в голове Ляна Простака зазвучал мой голос, сообщивший, что именно сегодня чертежи машины снов могут быть похищены. Сама машина охраняется тщательней, чем императорский гарем, но чертежи и модель машины можно украсть совершенно без усилий. Лян повернулся на бок и прошептал это в самое ухо девицы Чэнь, и ветерок от его нечистого дыхания скользнул в самый розовый завиток её уха, вихрем проник в нежный слуховой канал, напоминающий сердцевину бутона, и донёс мои слова прямо до её сердца. Она вскочила как ошпаренная. Сегодня чертежи машины будут у неё, завтра она будет обладать и самой машиной, а послезавтра свершит свою месть, во сне уничтожив весь род Хубилая! О-о-о, как сладко это предчувствие! Она крикнула слугу и послала гонца к Тогану, в точности описав всё, чему я научил Ляна Простака. При этом она благодарила этого придурка так униженно, так истово кланяясь ему, будто бы целью его жизни было не веселить собственное тело в объятиях аристократки, а принести победу её семье. Ох, любимый, шептала она, гладя шелковистыми руками его тощее тёмное тело, завтра свершится месть. Угу, говорил он, равнодушно принимая её ласки и развязывая штаны. Ох, какой же ты ненасытный, смеялась она. Ага, отвечал он, копаясь в зубах длинным жёлтым ногтем.
И вот, пока ночную стражу парализовало ужасной гибелью Ичи-мергена, девица Чэнь, по-мужски перепоясанная мечом, обезумевшая от желания отомстить, в сопровождении такого же обезумевшего Тогана под покровом ночи приходит в павильон, где живут мастера. И тут… я совершил ошибку. Ужасную, непоправимую ошибку. Я создал Тёмного человека. М-м-м. Нет, нет мне прощения. Проклятая гордыня, проклятая жажда обладать тем… что… не принадлежит и, по всей видимости, не может мне принадлежать… Но ты должен понять меня! Готовясь к захвату чертежей машины, я подумал, что мне понадобится не просто подкрепление, а какое-нибудь сверхъестественное подкрепление, что-нибудь настолько сильное, что, даже если посланные мною люди и наткнутся на сопротивление, это подкрепление сломит любую силу и выполнит задачу. Глядя на то, что происходило с Ичи-мергеном, великим мергеном, невозможно было не испытать ужаса, невероятного, дикого, парализующего ужаса, от которого все силы уходят, словно вода, ноги обмякают, и ты чувствуешь себя скотиной, которую ведут на убой. Если машина смогла сделать такое с Ичи-мергеном — кошмарным порождением ада, диаволовым слугой, каннибалом, — то что она могла бы сделать с обычным человеком? Не имея тела, которому можно навредить, я, тем не менее, живейшим образом вспомнил все страхи, которые когда-либо закрадывались в моё сердце. И эти страхи, сотни призрачных теней, когда-то угрожавших мне, толкнули меня на это безрассудное действие…
Я помню, что сделал это как-то бессознательно, так же, как человек защищает глаза, прикрывая их от солнца, не отдавая отчёта в своих действиях, просто заслоняется от прямых лучей. Так же и я, видя, какие силы могут прийти в этот мир сквозь ворота машины, случайно… Я клянусь! Случайно! Впрочем… Кого я обманываю? Себя? Тебя? Мы видим друг друга насквозь… Хм… Сказать это куда тяжелей, чем я думал… Понимаешь, у меня не было никакой уверенности в том, что, даже завладев машиной, я смогу правильно управлять ею. Конечно, у меня был план, который казался мне весьма стройным и точным: пока Тоган и его любовница сражаются с охраной, Лян Простак выкрадывает или копирует чертежи машины, а также, если представится возможность, крадёт и саму машину, помещает в неё моё тело, снимая печати с моих органов чувств. И я получаю то, чего всегда так жаждал: с одной стороны, моё тело остаётся в сохранности, избегая старения до поры, а, с другой стороны, бестелесная часть меня получает возможность действовать, а не только молча созерцать весь этот дурацкий парад мелочных амбиций. Но мне бы понадобился ключ, проводник, человек, который обучит меня взаимодействовать с машиной. Уговорить тебя — занятие, как мне казалось, бесполезное. И тогда я поступил так же, как в тот момент, когда отец попросил создать ему двойников. Я воспользовался той же магической схемой… Один из моих учителей рассказывал мне, что в нашей Вселенной есть бесчисленное множество миров. Я взял такого же Марка, живущего в таком из миров, похожем на наш, вырезал его из той реальности и поместил сюда, в святой уверенности, что он будет подчиняться мне так же, как двойники отца подчиняются ему. Я не учёл лишь одного: они подчиняются ему, а не кому-то другому. Не мне, принесшему их в этот мир, но лишь тому, кто соткан из такого же эфирного узора, скроен миром по тем же лекалам, из того же мяса и тех же самых костей, что и они.
