Макс Фрай - Вся правда о нас
Меламори уставилась на меня во все глаза, словно впервые увидела. Растерянно моргнула. Запинаясь, спросила:
— Слушай, так ты думаешь, это я не сама по себе такая трусиха?
— Да ты вообще герой, каких мало. Просто связалась с плохим парнем, чья воля меняет Мир, порой совершенно свинским образом. Но это как раз нормально. Девочки из хороших семей часто связываются с кем попало, сама знаешь.
Она тихо рассмеялась.
— Невыносимый ты всё-таки тип, сэр Макс. Всегда не вовремя меня смешишь. Самое время на тебя рассердиться, а теперь не получится.
— Да не надо на меня сердиться. Какой в этом смысл? Лично я собираюсь жить рядом с тобой долго и счастливо — в перерывах между твоими уроками у буривухов, волшебными сновидениями, путешествиями между Мирами, превращениями в демонов, завоеваниями каких-нибудь призрачных городов и Магистры тебя знают, чем ты ещё займёшься. Желаю хвастаться в трактирах, что моя девушка — самая могущественная ведьма в Мире, круче самой леди Сотофы. И пусть рыдают от зависти, жалкие любовники каких-нибудь никчемных императриц.
— Да где ж ты видел, чтобы любовники императриц по трактирам шлялись? — изумлённо спросила Меламори. — Где они вообще, эти императрицы? Ближайшая, по-моему, аж в Чангайе, и у неё одних только законных мужей больше сотни, какие уж там любовники. Их просто невозможно втиснуть в ежедневный график!
— Ничего. Не знаю, как императрицу, а меня это не остановит. Уж если мне понадобится похвастаться твоей крутостью, аудиторию как-нибудь соберу.
На этом серьёзный разговор, как несложно догадаться, завершился. Но не навсегда, а только до завтрашнего утра.
Утром Меламори прямо спросила:
— Так что, предлагаешь отвести меня в Арварох Тёмным Путём? Потому что попутного корабля придётся ждать долгие годы. Безнадёжных безумцев и так-то мало, а уж после того, как вы с Абилатом повадились тайно их лечить, вообще никакой надежды встретить капитана, собравшегося проложить такой оригинальный маршрут.
— Если надо, могу тебя отвести, — согласился я. — Хотя говорят, иногда попытки прийти Тёмным Путём туда, куда на самом деле не хочешь, приводят к непредсказуемым последствиям; впрочем, ерунда, надо будет — захочу как миленький. Но я думал, ты собираешься вернуться к буривухам сама.
— Как это — сама?! — взвилась она.
— Да точно так же, как от них смылась. Птицей, в сновидении. Раз, и снова проснулась не там, где заснула. Насколько я успел изучить характер буривухов, они поворчат, что люди слишком долго делают уроки, гораздо дольше, чем самые несмышлёные птенцы. Но в целом, будут очень довольны, что у тебя всё получилось, а значит, перерыв в учёбе и перерывом-то не считается.
— Это правда, — невольно улыбнулась Меламори. И, помрачнев, добавила: — Только у меня не получается. Думаешь, я не пробовала? Столько раз!
— Не «не получается», а просто до сих пор не получалось. Это не ты тупица, просто я, даже отсутствуя, представлял себе, что ты живёшь именно в Ехо. Конечно, ты никуда отсюда не улетала, с такой-то гирей на ноге! Не знаю, кстати, зачем мне это было нужно. Просто чтобы утешаться привычной картиной мира? С меня бы сталось. Но больше так не будет.
— А почему ты уверен? — спросила она. — Если до сих пор неосознанно удерживал меня здесь своей волей, то и дальше может так продолжаться.
— Не может, — твёрдо сказал я. — Просто раньше я был дурак дураком. Ещё позавчера вечером был, представляешь? Но Мост Времени поставил мне голову на место. Невозможно всерьёз за что-то держаться после того, как совершенно добровольно отменил даже себя самого.
Она, конечно, не исчезла на следующую же ночь. И через одну никуда не делась. Мы жили вместе долго и счастливо до самого Конца года. То есть, ещё целых шесть дней.
А утром Последнего Дня года Меламори прислала мне зов и деловито сказала: «Я только что спросила, будут ли мне положены хоть какие-то каникулы. И знаешь, что мне ответили? «В любой момент, когда сумеешь увидеть их во сне». По-моему, смешно».
Я не стал говорить ей, что по-моему — не очень. Потому что это прозвучало бы как: «Я передумал», — и было бы совсем уж нечестно. Тем более, что я не передумал. А минута слабости бывает у всех, особенно спросонок.
Поэтому я только и сказал:
«Успела таки. Удивительные всё-таки психи вы, угуландцы. Ради своего дурацкого обычая улаживать все дела к Последнему Дню года Мир перевернёте. Такие молодцы».
Безмолвная речь плохо передаёт эмоции собеседника, но готов спорить, что мне удалось её насмешить. И это было прекрасно. В моих интересах поддерживать репутацию человека, в чьём обществе приятно проводить каникулы. А уж во сне это случится или наяву — дело десятое. Я — последний, кого это должно волновать.
Вот о чём я думал, спускаясь в гостиную, чтобы выпить там камры в обществе собак и, если очень повезёт, кошек. Потому что на Базилио надежды мало — за свою коротенькую, только нынешней осенью начавшуюся жизнь, она успела завести столько знакомств и раздать такое количество обещаний, которые теперь пришлось спешно выполнять, что дома я её видел исключительно по ночам — обычно спящей прямо в кресле. Впрочем, пока человек сохраняет способность улыбаться во сне, можно не слишком переживать, что у бедняги не остаётся сил добраться до спальни.
Ещё с лестницы я услышал заливистый собачий лай. Но не придал этому особого значения. Это же только профессор Дримарондо у нас говорящий пёс, а Друппи, простая душа, вынужден довольствоваться голосовым аппаратом, выделенным ему скуповатой природой. При этом поводов высказаться у него хоть отбавляй. И самый главный из них: «А-А-А-А-А-А! Какое счастье! Я есть!»
Поэтому лает Друппи довольно часто. А Дримарондо никогда не отказывается побеседовать с лучшим другом на собачьем языке. И, собственно, почему бы им не дискутировать вот прямо сейчас — примерно так я рассуждал, пока не оказался на пороге гостиной. Да так и застыл там столбом, распахнув рот, подавляя желание присоединиться к собакам и со всей ответственностью заявить: «Гав! Р-р-р-р-вау!» Это, пожалуй, был бы самый адекватный способ выразить чувства, охватившие меня, когда я обнаружил, что в центре гостиной, рядом с обеденным столом стоит маленький полосатый ярмарочный шатёр.
Не то чтобы я не привык к чудесам. Но к чудесам, которые происходят не где-нибудь в удивительном Мире, начинающемся за порогом дома, а в моей гостиной, пожалуй, всё-таки не привык. Скажем так, не настолько привык, чтобы невозмутимо усаживаться за стол и пить камру, не обращая внимания на невесть откуда тут взявшуюся палатку Правдивого Пророка.
— Спокойно, — сказал я собакам, — сейчас разберёмся.
— Это полосатое сооружение совершенно неожиданно появилось из ниоткуда и чуть не свалилось прямо мне на голову, — наябедничал Дримарондо, вспомнивший на радостях человеческий язык. — Буквально в двух шагах от моего кресла! Я чрезвычайно взволнован!
— Безобразие, — согласился я.
И, осторожно приподняв полотняный край шатра, заглянул внутрь.
— Да заходи целиком, не стесняйся, — посоветовал мне загорелый темноглазый человек с длинной зелёной косой. — Я не буду исчезать, если ты этого опасаешься.
— А тогда, на ярмарке почему исчезли? — спросил я.
Хонна, бывший Великий Магистр ныне распущенного Ордена Потаённой Травы пожал плечами, как мне показалось, довольно смущённо.
— Рассердился, что столичный Тайный Сыск так беспардонно суёт нос в мои дела, — признался он. — Но потом, остыв, понял, что сердиться тут особо не на что. Рано или поздно вам должно было стать интересно, что за хрен с горы морочит головы людям в Нумбане. И лично мне от вашего любопытства никакого вреда. Несправедливо было лишать тебя твоей порции правды, чем ты хуже прочих клиентов? Поэтому я дал себе слово непременно исправить ошибку. Но, как видишь, дотянул до самого Конца года. Откладывать дальше уже некуда. Пришлось устроить сюрприз.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Здорово, если так. Потому что я же от любопытства совсем извёлся: что ж там за правда такая была, если вы решили её не говорить?
— Да ничего особенного. Ты есть на самом деле — вот и вся правда о тебе, которую я тогда узнал. Наверняка есть и какая-нибудь другая, более содержательная, но до моей головы она пока, к сожалению, не добралась.
— Нет-нет-нет, никакой другой правды не надо, — поспешно сказал я. — Мне нужна именно эта. Даже не надеялся на такой подарок.
— Удивительное признание для человека, который имел великое множество возможностей убедиться, что жизнь сознания и есть подлинная жизнь, а остальное не имеет значения. Сказал бы я, предположим, будто на самом деле тебя нет — и что бы от этого изменилось? Ты перестал бы видеть, слышать, чувствовать, думать, осознавать?
