Макс Фрай - Вся правда о нас
— Я вообще, хоть убей, не понимаю, как тебя угораздило во всё это сунуться, — сказал он. — Ты же даже думать о путешествиях во времени боялся. И леди Сотофа тоже хороша. Нашла кого на безумные выходки подстрекать. Своих учениц не хватает?
— Ну так она-то, в отличие от нас с тобой, с самого начала знала, что всё у меня распрекрасно получится. Сотофа молодец, помогла мне сохранить лицо. Сам же помнишь, как я расхвастался: «Будь тузом в моей колоде, я тебя не сдам!» — вот как, интересно, я себе это представлял?! После таких пафосных заявлений отползать в кусты, поджав хвост — жуткая безвкусица. Хотя вот прямо сейчас я бы в этих кустах с удовольствием полежал. Мне трудно долго быть героем, ты знаешь. Нервы сдают.
— Ну, с чем-чем, а с твоими нервами справиться совсем несложно.
— Да. Например, связать меня по рукам и ногам и хотя бы на сутки запереть в каком-нибудь погребе. И парой дюжин заклинаний запечатать для надёжности, чтобы точно не сбежал на край Вселенной, сам себя испугавшись задним числом. И сидеть рядом, рассказывая сказки. Ты кстати много сказок знаешь? На сутки запаса хватит? Впрочем, ладно, можно просто влить в меня пол-литра Осского Аша, задвинуть моё бесчувственное тело куда-нибудь под диван и закрыть вопрос.
— «Под диван» — это просто образное выражение или какая-то неизвестная мне магическая техника успокоения нервов? — деловито спросил Шурф. — Я должен точно знать, где заканчивается инструкция и начинается просто болтовня.
Этого вопроса, в общем, было достаточно, чтобы окончательно вернуть меня к жизни. Можно даже Осский Аш зря не переводить.
Но экономить мы не стали.
Мы до такой степени не стали экономить, что проснувшись утром в собственной спальне, я совершенно не представлял, как туда попал. Переход через Мост Времени помнил во всех подробностях, а это мистическое путешествие — нет, хоть убей.
Впрочем, оглядевшись, я обнаружил доставившее меня сюда транспортное средство. Средство сидело в кресле и читало какую-то книгу. Вид оно при этом имело чрезвычайно довольный, как сбежавший с уроков школьник. Глядел бы на такую идиллию и глядел.
Но, будучи натурой противоречивой, я спросил:
— А свой Орден ты закрыл на переучёт, я правильно понимаю?
— Что-то вроде того, — не отрываясь от книги, согласился мой друг. — Ты не представляешь, на что, оказывается, соглашаются орденские девчонки в обмен на разрешение поиграть с лисом. Даже плановые занятия с Младшими Магистрами провести. И ежегодную ревизию архивов, не к ночи будь помянута, закончить.
— Как это — «не к ночи»? То есть, это не у меня в глазах темно, а за окном?
— Ну да. Ты проспал почти сутки. И совершенно правильно поступил. За это время я успел перечитать практически всё, что с начала года откладывал до лучших времён. Ещё бы часа полтора… Впрочем, ладно, и так неплохо вышло. Давно мне не удавалось получить столько удовольствия от обычного исполнения долга, который велел присматривать за твоим спящим телом, чтобы не сошло случайно с ума или, чего доброго, не решилось повторить трюк с Мостом Времени, не приходя в сознание. Зря, кстати, так недоверчиво ухмыляешься, я не сочиняю, подобные прецеденты действительно случались и подробно описаны в так называемой «Тайной Истории Предельной Магии», безымянный автор которой явно был в курсе некоторых чрезвычайно интересных дел… Как, кстати, себя чувствуешь?
Я провёл ревизию своего внутреннего пространства и честно отчитался:
— Ненавижу всё живое. Ну, то есть, совершенно нормально. Как всегда по утрам, даже если они — вечера.
Шурф укоризненно покачал головой. Спросил:
— То есть, тебя можно оставить одного? Не то чтобы я этого хотел, но в Иафахе, к сожалению, остались дела, которые переложить не на кого — кроме, разве что, леди Сотофы. Но её обычным шимарским лисом не подкупишь, она на это добро ещё в детстве в пригородах Кеттари нагляделась.
— Конечно можно, — кивнул я. — Пожалуй, даже нужно. Я должен ещё кое-что уладить, и лучше бы — прямо сейчас. Не смотри на меня так, ни на какой Мост Времени я больше не попрусь. Максимум, на соседнюю улицу.
Ну, то есть, не то чтобы на совсем уж соседнюю. До дома, где снимает квартиру Меламори, отсюда примерно четверть часа пешком. А если кружить по городу, собираясь с мыслями, снова и снова повторяя про себя всё, что твёрдо намерен сказать, удовольствие можно растянуть очень надолго, мне ли этого не знать.
Я мог бы послать Меламори зов и предупредить о визите. А мог бы и вовсе ввалиться без предупреждения Тёмным Путём. Но вместо этого, как последний дурак, принялся метать мелкие камешки в окно второго этажа, где горел свет. Для того, чтобы в полной мере оценить красоту этого жеста, следует иметь представление о моей меткости. Достаточно сказать, что в окно я попал только с седьмого раза. И, по моим меркам, это ещё очень неплохой результат.
Возможно именно поэтому Меламори сразу открыла дверь и впустила меня в дом, даже не попытавшись отстоять своё священное право на полное уединение. Просто от растерянности.
— Ни получается у меня ни хрена с этим рогатым песчаным духом, — пожаловалась она, обнимая меня. — Одно из двух: или он выглядит как жалкая имитация, или честно состоит из песчинок, но тогда я сразу рассыпаюсь.
— Да плюнь ты на эту пакость, — посоветовал я. — Есть в Мире дела поинтересней.
— Чего?! — изумлённо переспросила Меламори.
Бедняга ушам своим не поверила. Потому что у нас же негласный договор: она занимается всякой ерундой, а я делаю вид, будто радуюсь её успехам и сопереживаю неудачам. И когда Меламори сама заводит очередной разговор о бессмысленности своих занятий, я неизменно выступаю оппонентом и убедительно доказываю, что магия есть магия, какая разница, чем именно заниматься, лишь бы ежедневно практиковать. До сих пор нам обоим казалось, что это вполне рабочий способ наполнить её жизнь смыслом. Ну или чем-то вроде него. И максимально отсрочить момент, когда придётся что-то менять.
Ну вот, до сегодняшнего дня как-то дотянули.
— Есть дела поинтересней, — повторил я. — Их очень много. Да почти все. Прости, что не сказал этого раньше.
— Ну, знаешь…
— Знаю, — кивнул я. — Я много чего знаю. Давай руку, пошли.
— Куда?
— На нашу крышу, конечно. Лучшее место в городе для лихих дел. В смысле, внезапных пикников, разговоров о смысле жизни, строительства Мостов Времени и бытовых убийств в состоянии аффекта. Если захочешь меня придушить, сделаешь это там. Желаю погибнуть с видом на ночной город. Таков мой последний каприз.
Удивительно, но она всё-таки протянула мне руку. И только оказавшись на крыше Мохнатого Дома, сердито пробормотала:
— Что-то ты совсем раскомандовался.
— Да, — кивнул я, усаживаясь на одну из оставшихся со вчерашнего вечера подушек, на которых возлежал, дожидаясь меня Нумминорих. — Давно было пора.
Меламори села рядом. Спросила:
— Что случилось?
— Дохрена всего. За последние два дня я успел уладить семейную жизнь старого прибрежного дерева, приговорить к пыткам прекрасную леди, организовать одно убийство и два чудесных спасения, побыть всем Миром сразу, прогуляться по Мосту Времени и напиться до потери памяти.
— Насколько я успела тебя изучить, более-менее удивительно только последнее, — вдохнула Меламори.
Ну, в общем, да.
— Но важно совсем не это, — сказал я. — А то, что по дороге к твоему дому я понял одну простую штуку.
Она адресовала мне вопросительный взгляд, заранее исполненный скорби. Как будто ничего жизнеутверждающего мне в голову прийти не может, даже теоретически.
— Никакая ты не нерешительная, — сказал я. — И ни черта не боишься терять. И со мной надолго расстаться — ну да, не хочешь, но это такой нормальное человеческое «не хочу», которое легко преодолевается усилием воли, особенно, когда воля сильная, вроде твоей.
— В том-то и дело, что не… — начала было Меламори, но я не дал ей договорить.
— Воля у тебя что надо. И решимости хватит на целый Королевский гвардейский полк. Просто дело, к сожалению, не в тебе. А во мне. Это я хочу, чтобы ты оставалась в Ехо. И была у меня под рукой. Мне, видишь ли, нравится, что ты всегда где-нибудь рядом. И можно обнять тебя буквально в любой момент — в перерыве между какими-нибудь немыслимыми делами, от которых у меня самого волосы дыбом. Вот как сейчас.
И я обнял её — не то чтобы просто для наглядности, будем честны.
Сказал:
— Ты не можешь решиться продолжить учёбу у арварохских буривухов только потому, что я этого не хочу. Конечно, слова тебе поперёк не скажу, сама знаешь. На словах я — воплощение жертвенного благородства, главный борец за свободу чужой воли и вдохновенный её певец. А на деле держу тебя здесь, связав по рукам и ногам, просто верёвки невидимые. Но что это меняет.
