Наталия Сухинина - Где живут счастливые?
И разлучница решает - бороться. И выбирает самую действенную, на её взгляд, форму борьбы. Она приглашает Вовку (с Дружком, конечно) прогуляться в ближайший лес. «Там уже и черника поспела, возьмём ведёрко, наберём, вкусно...» У небольшого озерца присели отдохнуть. Или сейчас или никогда... Сейчас. Она накидывает ребёнку на шею камень, толкает его с небольшого обрыва в чернеющую глубину. А он с раскрытыми от ужаса глазами прижимает к себе истошно визжащего Дружка. Вместе и скрываются они под водой.
Трёх дней хватило, чтобы всё тайное стало явным. Убийцу опознали. Мальчика выловили. Он так и умер, цепко прижав к себе любимую собачонку. Мать свалилась от горя, почернела. Соседи думали, что уже и не оправится, пойдёт следом за единственным сыном. Она замкнулась в себе, никого в квартиру не пускала.
Только вдруг заметили соседи: повеселела женщина. Приветливо улыбалась, ожила, стала хлопотать по Дому. Пройдёт несколько лет, и она признается соседке» что её Вовка, её сынок... приходил к ней по ночам.
Мама, я кушать хочу...
Сейчас, сейчас, вот пирожки горяченькие...
Они сидят на кухне, разговаривают. Потом Вовка уходит. Можно отнести это к галлюцинациям убитой горем матери. Но давайте вспомним, что нередко усопшие являются в свои отчие дома и духовно опытные люди, священники, призывают относиться к этому осторожно, дабы не проглядеть в сих явлениях происки врага рода человеческого, для которого возможно принять любую личину, прельстить человека, нанести непоправимый вред его страдающей душе. А ещё говорят святые отцы, что своим явлением усопшие просят молитв и необходимо сразу же заступить на молитвенную вахту, которая, по сути, и есть наш долг перед усопшими.
Но я не сказала вам самого главного: Вовка умер некрещёным. Любящая мать не придала значения этому обстоятельству как пустячному, несущественному, и он ушёл в мир иной, лишённый этой самой молитвенной ниточки. Душа неприкаянная... Вот он, смысл привычных слов, прочно вошедших в наш лексикон. Душа, обречённая мыкаться без молитвы за неё, душа мятущаяся, страдающая, растерянная.
Но я не сказала и другого. Мать Вовки, Ольга Борисовна, тоже была некрещёная. Пропасть между миром земным и загробным, пропасть между двумя душами — материнской и сыновьей. Утешение в молитве было этим душам неведомо.
Помню, когда я прочитала письмо из Краснодарского края, ужаснулась от мысли: как же мы ответственны за своих детей! И в этой жизни, и в той. Как преступно нерадивы, как убоги наши представления о счастье детей и их благополучии! Накормить, одеть, обуть, напичкать впечатлениями, дать в руки ремесло, дабы не пропал в земном, суетном круговороте. И всё. И — долг выполнен. Но в ту другую жизнь, которой ещё никому не удалось избежать, идут неподготовленные, идут страдающие души. Страшно сказать - некрещённые. Перед ними закрыты наглухо двери небесных жилищ, и они, как побитые, бездомные души-бомжи, тычутся в массивные засовы. Неприкаянные...
Но это ещё не конец истории, а её начало. Самое страшное - впереди. Прошло несколько лет, и съехались в маленький городок в Краснодарском крае родственники Ольги Борисовны навестить Вовкину могилку, помянуть мальчика. Отправились на кладбище. Взяли с собой и Ольгу Борисовну в инвалидной коляске. Как водится, по-русски, расстелили на могилке чистое полотенце, на нём разложили снедь - колбасу, варёные яйца, помидоры. Выпили, не чокаясь, закусили. Помолчали. Потом стали вспоминать, какой был Вовка сообразительный, добрый, как любил своего Дружка. И сфотографировались на память, когда ещё вместе соберутся...
Родственники уехали домой в Брянск и через пару недель прислали Ольге Борисовне фотокарточку. Взглянула она на неё и отложила в сторону. Зашла соседка. Ольга Борисовна показала фотокарточку ей. Та рассматривала фото, вспоминала родственников, на нём изображённых, да только вдруг побледнела и выдохнула тихо:
- Вовка! Ты что, Ольга, не видишь? Вовка на фотокарточке!
Ольга Борисовна дрожащими руками взяла фото. И... потеряв сознание, обмякла в своей инвалидной коляске.
У моей читательницы из Краснодарского края муж - священник. Слух о страшной фотокарточке, на которой проявился умерший несколько лет назад мальчик, быстро облетел городок. Сама Ольга Борисовна замкнулась, никого в квартиру не пускала, но соседи... Разве удержать им было в масштабах дома жуткую новость? И начались беспардонные звонки:
Это квартира Сорокиной? А правда, что вашего сына убили, а через несколько лет он проявился на фотокарточке?
Алло! Наконец-то я дозвонилась. А правда... Несчастная женщина. Какие нечеловеческие муки пришлось ей вынести, пока бурлил городок, обсуждая охотно и громко страшную новость. Но потихоньку всё утихло. И когда отец Павел, муж моей читательницы, священник местного храма, осторожно завёл с Ольгой Борисовной разговор о крещении, она, к удивлению, согласилась. Вместе с батюшкой приехала в квартиру Ольги Борисовны и матушка Нина. Таинство Крещения было совершено. И когда они вместе пили после крещения чай и разговаривали, хозяйка сама завела разговор о фотокарточке.
— Что это может быть, почему, батюшка? — достала из шкафа спрятанное в конверте фото.
Они долго смотрели на карточку и ушли потрясённые. Матушка Нина и написала мне тогда письмо: «В это трудно поверить, но я верю своим глазам. На фотокарточке изображён сын Ольги Борисовны, несколько лет назад утопленный жестокой женщиной. Ольга Борисовна говорит, что даже рубашечка на нём та, в которой его хоронили. Мальчик сидит на своей могилке... Приезжайте, убедитесь сами, что я ничего не придумала».
Я ни на секунду не усомнилась в правде матушкиных слов. Хотя сам факт, конечно же, невероятный. Но ехать не собиралась, пока, по воле Божьей, не оказалась совсем рядом от маленького краснодарского городка. Звоню матушке;
Еду…
Матушка Нина встретила на вокзале и, пока ехали до дома, сообщила следующее:
Представляете, опять фотокарточка город будоражит. У Ольги Борисовны есть лечащий врач, она ей доверилась и показала фото. Врач выпросила у неё фотокарточку на денёк, дескать, дома показать. Ольга Борисовна дала, а врач обзвонила всех знакомых и пригласила на просмотр. Народу, говорят, набежало! Все в шоке. Одна женщина сразу сознание потеряла, другая слегла после этого, взяла больничный, а один мужчина в отпуск после этого ушёл, говорит, не могу в себя прийти. Опять звонки начались, опять Ольга Борисовна никого к себе не пускает, и уж и не знаю, попадём ли мы с вами...
На всё воля Божия. Как сложится, так, значит, и надо. Матушка Нина позвонила Ольге Борисовне, осторожно, издалека начала разговор, передала поклон от батюшки, сказала, что батюшка всегда готов к нем прийти, если надо, да и она тоже, а потом спросила, разрешит ли она заглянуть к ней на минуточку со знакомой из Москвы. Ольга Борисовна, к нашему удивлению, согласилась.
Скрип коляски, медленный поворот ключа в замке. Женщина с короткой аккуратной стрижкой смотрит пытливо, но совсем не настороженно. Приглашает в комнату, где тесно горшкам на окнах с цветущими пышно и весело цветами. Мы говорим о цветах, о погоде, о разной дежурной ерунде. Сердце стучит. Ольга Борисовна кладёт передо мной на стол фото. Оно в конверте. Мне осталось только руку протянуть, но я медлю... И опять — о цветочках, о вязаных салфетках, о погоде. Потом, как бы между прочим, в разговоре, беру фотокарточку. И вижу: группа людей, шесть человек. Все прижались друг к другу, напряжены, смотрят в объектив. Никто не улыбается. Кладбище место невесёлое, улыбки здесь неуместны. Вторая справа Ольга Борисовна в инвалидной коляске. Расположились все перед небольшим могильным холмиком. На нём белое полотенце, на полотенце - еда. А справа, как-то сбоку, сразу и не рассмотришь, будто кто-то спрятался за могильный холм, выглядывает из-под него. Не рассмотреть...
Ольга Борисовна протягивает мне лупу.
- Так лучше видно...
Смотрю в лупу и цепенею от ужаса. На краю могилы полулежит, полусидит, а скорее всего, как бы выходит из могилы — ребёнок. Волосёнки рассыпаны по плечам, взгляд страдальческий. Господи, дай силы не закричать, не закрыть лицо руками, не задохнуться от подступившего к сердцу ужаса. Ребёнок что-то прижимает к себе, что-то чёрное, что-то... Собачка! Верный Вовкин Дружок! На фотокарточке явно видно, как крепко прижимает его к себе малыш.
Откладываю в сторону лупу. И - не могу поднять глаз на мать.
Как вы думаете, что это? - спрашивает она устало.
Молчу. Сейчас главное - молчать. Потому что первое вырвавшееся слово выдаст моё потрясение. Голос задрожит, слёзы обнаружат себя, и женщина, сидящая рядом в инвалидной коляске, будет страдать. Нет, нет, надо выдержать. Чувствую на себе взгляд матушки Нины. Испуганный и жалостливый. Уже на улице она скажет мне, что я побледнела и она очень за меня испугалась. Но пока мы сидим с ней на диване, а Ольга Борисовна показывает нам свои вязаные салфетки. Пора собираться. И я вновь протягиваю руку к фото, собираюсь с духом ещё раз взглянуть на него. И ещё раз явно вижу полулежащего на краю могилы Вовку, прижимающего к себе Дружка.
