Юрий Семецкий - Душа в тротиловом эквиваленте
Наверное, так получалось потому, что достоверно передать ощущения человека, вдруг вывернутого наизнанку, как старый разношенный свитер перед починкой, все же затруднительно.
Чужое, равнодушное, незаинтересованное, полностью лишенное человеческих эмоций внимание воспринималось как луч карманного фонаря в руках патрульного, режущий глаза застигнутого врасплох беглеца.
- Как максимально точно сформулировать то, что я чувствовал? - думал сэр Альвари. - Наверное, точнее всего будет так: полная, до дрожи в коленках беспомощность и отстраненность от собственной участи в одно и то же время. Как все это может сочетаться, убей бог, не понимаю, но так оно и было. Что еще? Ощущение пригибающей к земле ноши? Да, пожалуй.
Аккуратно откусив кончик сигары специальной гильотинкой, джентльмен поджег длинную спичку. Дождался, когда полностью прогорит сера, и наконец, окутался облаком ароматного дыма.
- И все-таки, как воспринимать то, что я жив? Как уважение к дипломатическому статусу или знак полного пренебрежения? Непонятно.
Длинный, подобный свитку, список непрощаемых грехов стоял перед глазами до сих пор. Надо же, оказалось, что и собственная память способна предать, вытащив на свет божий всю грязь, собранную за годы жизни! А ведь сэр Альвари так надеялся, что все или почти все надежно забыто, а совесть за годы службы Короне стала забывчивой и чрезвычайно сговорчивой.
- И все-таки, почему? - вновь подумал Гаскойн. Но ответа не было. Так же, как и на многие другие вопросы.
В первую очередь, следовало понять, какую природу имеет феномен внезапного самосуда, учиненного над собой тысячами людей в обеих столицах. Что это - результат действия неизвестных устройств или проклятые святоши все-таки правы, и в любой момент некто может придти и поставить тебя наедине с совестью, даже если ты о существовании таковой никогда и не подозревал.
- Ладно, - продолжил размышлять сэр Альвари. - О точной цифре погибших вчера большевики скорее всего будут мертво молчать. Будем ориентироваться на собственные потери. Мы лишились примерно половины работников, не обладающих дипломатическим иммунитетом. Точно! Ключевое слово здесь иммунитет. Будем честны. Грехов на дипломатах высокого ранга как бы не больше, чем у самого отъявленного головореза. Но из этой категории лиц не пострадал никто. Значит, божественное тут ни при чем.
И в самом деле, что за дело Ему до того, кем считают люди грешного перед Ним?! Напрашивается однозначный вывод: все это дело рук человеческих. И неясно, хорошо это или плохо. Скорее всего, плохо. Ведь если принять как рабочую гипотезу о том, что Советы при желании могут поставить любого человека перед лицом жесткого, но полностью объективного сравнения с неким моральным императивом, то для большей части политической, военной и бизнес-элиты можно заранее заказывать лакированные гробы. Да, это не просто плохо, это - катастрофа! Пожалуй, другого определения подобрать невозможно.
Почувствовав холод и мерзкое, тянущее ощущение внизу живота, Гаскойн встал и неспешно прогулялся по кабинету. Выпил немного виски, чтобы хоть как-то унять охватившую его дрожь. И долго разглядывал укрытый предрассветными сумерками город, прижав лоб к прохладному оконному стеклу. Немного успокоившись, он вернулся к столу и продолжил размышлять, не забывая делать при этом пометки.
На миг пришла в голову мысль о том, что большевикам удалось реализовать что-то подобное проекту 'Монарх', в который усиленно вгоняли деньги кузены из-за океана. Но это предположение было тут же отброшено, поскольку происходящее по своим масштабом никак не шло в сравнение с попытками управлять поведением отравленных разной дурью бедолаг.
Предположения о психотропных веществах в водопроводе тоже было отброшено. Лично он, после долгих лет жизни на Востоке никогда не пил некипяченой воды, а вся эта отрава нагрева не выдерживает. К тому же, предположения о применении боевой химии никак не объясняли главного:
- Откуда в сознании циников, негодяев и отпетых головорезов, многих из которых он знал лично, все-таки возник этот самый моральный императив?
Даже наедине с собой сэр Альвари избегал пользоваться словом 'совесть'. Так было намного проще, а суть дела от использования обтекаемых формулировок совершенно не менялась.
- Только извне, - решил он. - Изнутри там ничего подобного быть не могло. Значит, те, кто обладают этим новым оружием, способны навязывать свои воззрения сколь угодно большим массам людей. Скорее всего, любые воззрения, представляющиеся им на данный момент правильными. Любые, заметим воззрения. Даже те, которые для подвергшейся обработке личности совершенно неприемлемы. Но им вынуждены соответствовать, даже если ради этого соответствия приходится отправляться в небытие.
- Те, кто располагает этой жуткой технологией, - продолжил логическую цепочку Гаскойн, - на данный момент практически неуязвимы и обладают абсолютной властью. Это, фактически, состоявшиеся Владыки Мира, даже если кто-то из бывших властителей по инерции продолжает считать себя полновластным хозяином в границах собственных владений. Первое же столкновение с реальностью станет наглядным, и, боюсь крайне болезненным опровержением их ошибочных воззрений.
Похоже, пора смотреть по сторонам с утроенным вниманием. В выигрыше будут те, кто принесет клятву на верность первыми. А отчет все же надо дописать. Порядок в любом деле - главное.
Людей, способных сопоставлять факты и делать правильные выводы, у нас всегда в достатке. Иногда даже слишком много. Тем более, в МГУ.
Заглянув на кафедру философии в надежде пересдать зачет, студент первого курса Николаев, услышал обрывок заинтересовавшего его разговора и не смог удержаться от искушения его подслушать.
- Если быть абсолютно объективным, коллега. Если не прятаться за обтекаемыми формулировками, то что, по-вашему, это такое, власть? - лукаво осведомился поставленный многолетней преподавательской работой бархатный профессорский баритон.
- Ну, - неуверенно протянул голос явно более молодого человека. - Власть, она такая. Все может. Покарать, помиловать, вознести или опустить. Власть - это все. Любые возможности, которые только можно себе представить.
- Учитесь все же формулировать коротко и точно, коллега, - вновь прозвучал профессорский баритон. - Совсем коротко. Длинных речей слушать никто не любит. Попробуйте еще раз.
После недолгого молчания, голос молодого человека озвучил короткую формулировку:
- Власть - право на произвол!
- Именно, дорогой мой! - восхитился баритон. - А если власть возможность произвола потеряла, как назвать случившееся?
- Переворот... - потерянно отозвался молодой человек.
Услышав, что собеседники как-то неожиданно засобирались на выход, Николаев опрометью выскочил с кафедры. Через пару минут он стоял в курилке и слегка подрагивающими руками ломал спички, пытаясь прикурить папиросу. Было отчего волноваться и о чем подумать.
Забавно конечно, но в то же самое время в кабинете главы Партконтроля шел разговор на ту же тему.
Резко, с проворотом, затушив в пепельнице окурок, Матвей Федорович произнес.
- А что, так и будем разъяснять, Георгий: оснований для паники и странных выводов о произошедшем в стране перевороте - нет. Работайте спокойно товарищи! Вчера я был у Хозяина, имел с ним беседу на эту тему.
- И что?
- Он долго смеялся, а потом сказал: 'ყლე! Когда же они научатся видеть чуть дальше собственного носа? Если отдельные товарищи думают, что Советской Власти не стало, то мы их поправим.
На самом деле, власть только начала становиться советской в истинном значении этого слова! Теперь это просто тяжелая работа без особенных выгод и под строгим контролем. Не к такому ли положению дел мы всегда стремились?'
- В ЦК и министерствах по-другому говорят. Самые приличные слова, что мне передавали, это погром и чистка. А мы с тобой, Матвей - пара авантюристов, использующая в своих грязных играх неведомо откуда взявшихся асоциальных типов с наклонностями садистов.
- Эт да, типы действительно асоциальные. Любая риторика им до одного места. Их интересует разве что звездное небо над головой и нравственный закон внутри. Кто ж таких полюбит? Но без них теперь никак.
- Да понимаю, - продолжил мысль Маленков. - Коммунизм, к которому мы стремимся - это, по большому счету лишь версия Царства Божьего...
Георгий Максимилианович замолчал, отхлебнул чаю, и продолжил:
- Все мировые религии в конечном счете, такими личностями и создавались. Отшельники, изгнанники, пустынники, бродячие мудрецы действительно асоциальны. Это, по определению, личности стоящие вне общества.
Их величайшая ценность состоит в том, что они способны стать над обществом в своем понимании мира и справедливости. И по мере сил, приподнять остальных к своему уровню понимания.
