Кит Ричардс - Жизнь
У нас ушло много времени, чтобы обнаружить, чем успел поживиться Аллен Клайн и что больше нам не принадлежало. В Британии у нас была компания под названием Nanker Phelge Music, которой мы все владели поровну. А когда-то мы отправились в Нью-Йорк и подписали договор с компанией, в которую дальше должны были переправляться все поступления, которая тоже называлась Nanker Phelge, потому мы не предположили, что это наша компания с американским именем, Nanker Phelge USA. Естественно, проходит время, и мы выясняем, что компания Клайна в Америке никак не связана с Nanker Phelge UK и целиком принадлежит Клайну. Так что все денежки перетекали в Nanker Phelge USA. Когда Мик покупал себе дом на Чейн-уок, он не мог выбить деньги у Аллена Клайна полтора года, потому что Клайн, видите ли, в это время занимался покупкой MGM.
Клайн был законник в душе, хоть и без диплома — он погонялся букве закона, а еще тому, что справедливость и закон никак между собой не связаны, он любил закон как большую игру. В результате в его руках оказались права на все нами созданное заодно с мастер-лентами — все вещи, написанные или записанные в срок нашего контракта с Deeca, который истекал в 1971-м. Но фактически он истек в 1970-м на Get Yer Ya-Ya’s Out! Поэтому Клайн вроде бы владел всеми недоделанными и незаконченными песнями вплоть до 1971-го, то есть до даты окончания, и тут начинались сложности. Борьба велась за то, ему или не ему будут принадлежать вещи, которые записывались в промежутке между выпуском этого альбома и 1971-м. В конце концов мы уступили ему две: Angie и Wild Horses. Он получил права на издание наших песен на много лет, а нам досталась доля авторских.
Так что издательские на Satisfaction до сих пор у него, точнее у его наследников — он умер в 2009-м. Но мне пофиг.
Клайн был для нас уроком. Как ни оцени его подвиги, он продвинул нас дальше по лестнице, он это обеспечил — хотя определенно Satisfaction тоже сыграла роль в нужный момент. Я заработал больше, расставшись с издательскими на Satisfaction, да и моей целью никогда не было зарабатывание денег. Изначально все сводилось к простому: хватит ли нам гонораров платить за гитарные струны. А чуть позже: хватит ли нам устроить такое шоу, какое мы хотим? И могу сказать то же самое про Чарли, и про Мика тоже. Особенно в самом начале — да ладно, мы не против зарабатывать, но большинство денег все равно вбухивается обратно в то, чем мы хотим заниматься. Так что окончательный выхлоп этой истории в том, что Аллен Клайн нас сделал и одновременно нас же поимел.
Маршалл Чесс, который прошел все ступеньки от мальчика в отделе корреспонденции до президента Chess после отцовской смерти, тогда только продал компанию и собирался открывать новый лейбл. Вместе с ним мы в 1971-м основали Rolling Stones Records и подписали контракт и дистрибуцию с Atlantic Records — как раз тогда в нашей жизни появился Ахмет Эртерган. Ахмет! Элегантный турок, который со своим братом Несухи как следует промыл мозги музыкальному бизнесу по поводу того, что люди готовы и не готовы слушать. В этом слышалось эхо роллинговского идеализма (пусть тогда и мальчишеского). Черт, я скучаю по сукину сыну! Последний раз видел его за кулисами Beacon Theater в Нью-Йорке. «Блин, где здесь сортир, а?» Я ему показал. Он щелкнул замком, а я пошел на сцену. После шоу узнали, что он поскользнулся на плитке. Так и не встал после этого. Я его обожал. Ахмет давал дорогу талантам. Был очень контактным в работе человеком. Не то что в EMI или Decca, в какой-нибудь необъятной корпорации. Его компания родилась и создавалась из любви к музыке, а не для коммерции. И Джерри Уэкслер такой же, вся тамошняя команда — семейное предприятие в каком-то смысле. Стоит ли мне проходить по списку? Арета... Рэй... Всех не перечислишь. Ты ощущал, что влился в элиту.
Но в 1970-м у нас на руках была проблема.
Мы застряли в идиотской ситуации, когда Клайн выписывал нам деньги, которые нам было никогда не вернуть, потому что он не заплатил с них налог, да и в любом случае деньги мы потратили. Налоговая ставка в начале 1970-х у людей с самым высокими доходами была 83 % и все 98 %, если речь шла о прибыли с вложений и остальных так называемых нетрудовых доходов. Так что это было практически то же самое, как если б нам сказали: проваливайте из страны.
И я снимаю шляпу перед Рупертом за то, что он нашел способ выбраться из-под неподъёмного долга. Именно Руперт посоветовал нам принять статус нерезидентов — единственная для нас возможность опять встать на ноги финансово.
По-моему, чего меньше всего ожидали власть предержащие, когда огрели нас этим космическим налогом, это что мы скажем: хорошо, мы уезжаем. Станем еще одними в списке тех, кто не платит вам налоги. В их расчеты такое просто не входило. А мы, наоборот, выросли как никогда, да еще и произвели на свет Exile on Main St. — возможно, вообще нашу лучшую работу. Они не верили, что мы сможем продолжать как обычно, если не будем жить в Англии. И, если совсем честно, мы тоже очень сомневались. Мы не знали, получится ли у нас, но что еще оставалось, кроме как попробовать? Сидеть в Англии, чтобы они отдавали нам по пенни с каждого заработанного фунта? Желания прикрыть лавочку у нас не было Так что мы снялись с места и отправились во Францию.
Мы душа в душу с Грэмом Парсонсом, приехавшим в гости в «Неллькот» во время записи Exile on Main St
Глава восьмая
В которой мы уезжаем во Францию весной 1971-го и я снимаю «Неллькот», особняк на Ривьере. Мик играет свадьбу в Сен-Тропе. Мы ставим на прикол свой фургон-студию для записи Exile on Main St. и начинаем плотно работать ночными сменами. Плаваем позавтракать в Италию на «Мандраксе». Я набираю пиковую форму с пятиструнной гитарой. Приезжает Грэм Парсонс, и у Мика просыплется чувство собственничества. Я изолирую себя от мира наркотиками, нас накрывает полиция. В последний раз провожу время с Грэмом в Лос-Анджелесе и крепко подсаживаюсь на второсортную дурь. Убегаю лечиться в Швейцарию вместе с Анитой, переживаю кошмары ломки и еще до выписки сочиняю Angie.
Когда я впервые увидел «Неллькот», то подумал, что на какое-то время, пожалуй, смогу пережить изгнание. Это был самый потрясающий дом на свете, прямо у подножия мыса Ферра, с видом на бухту Вильфранша. Его построил где-то в 1890-х английский банкир —дом с большим садом, немного заросшим, за шикарными чугунными воротами. Пропорции были великолепные. Если с утра ты чувствовал себя слегка разбитым, можно было прогуляться по этому сверкающему шато, и ты приходил в норму. Он был как версальская зеркальная галерея — с потолками в двадцать футов, мраморными колоннами и парадными лестницами. Я просыпался и думал: неужели это мой дом? Или: черт, наконец это досталось кому надо. Великолепие, которое мы заслужили после британского убожества. И раз мы все равно решили жить за границей, то пережидать это время в «Неллькоте» было, наверное, не самым худшим вариантом. Мы провели в разъездах целую вечность, и «Неллькот» был намного лучше, чем любой Holiday Inn! Я думаю, на фоне того, что происходило в Англии, во Франции все смогли наконец расслабиться.
Смотреть Виллу «Неллькот» в Google Maps
Никаких планов записываться в «Неллькоте» у нас не было. Мы собирались поездить и поискать студии в Ницце или Канне, хотя организационная сторона была под вопросом. Чарли Уоттс снял дом далеко в Воклюзе, в нескольких часах езды на машине. Билл Уаймен поселился выше в горах, рядом с Грасом. Скоро он уже проводил время — с кем бы вы думали? — с Марком Шагалом! Самое неправдоподобное сочетание, какое я могу себе представить — Билл Уаймен и Марк Шагал, — как Шагал по-соседски заглядывает к Биллу пропустить чашку его ужасного чая. Мик жил сначала в отеле Byblos в Сен-Тропе, ждал там дня свадьбы, потом снял дом, принадлежавший дяде князя Ренье, а потом другой, которым владела некто по имени мадам Толстая. О чем я и говорил: наш союз с культурным евроотребьем. Или их — с нами, белым отребьем. Эти по крайней мере принимали нас с распростертыми объятиями.
Одной из интересных деталей «Неллькота» была маленькая лестница прямо к причалу. Скоро я пришвартовал к нему «Мандракс-2», свой супермощный двадцатифутовый катер производства Riva из красного дерева, элитное изделие итальянского маломерного судостроения. «Мандракс» — это была анаграмма его первоначального имени. Все, что мне понадобилось, — это сбить пару букв и еще пару передвинуть — я не мог удержаться, чтобы не использовать такой шанс. Я купил катер у одного человека, переименовал и сразу поплыл. Ни капитанских прав, ни лоцманских. Меня даже не спросили для проформы, выходил ли я когда-нибудь в море. Теперь, говорят, нужно сдавать экзамены, иначе не поплывешь. Когда подобралась компания — Бобби Киз, потом Грэм Парсонс и остальные, — мы тут же отправились тестировать «Мандракс» на зеркальной средиземноморской глади, рванули в сторону Ривьеры и приключений. Но это было потом. Вначале был вопрос с устройством свадьбы Мика с Бианкой, его никарагуанской невестой, и этот вопрос встал в мае, через четыре недели после нашего приезда. Марианна удалилась из жизни Мика в прошлом, 1970-м, и вошла в свое потерянное десятилетие.
