User - i cf85044c3a33e6c4
— Ты кого-то ждешь? — спрашиваю я настороженно. Неужели он обманом решил нас
познакомить?!
— Сиди здесь, — напряженно отвечает мне Ашер, а сам встает и идет к двери.
Сиди здесь? Это что вообще было?! Я раздраженно сбрасываю с колен салфетку и следую
за ним. Из прихожей раздаются голоса. Женский и мужской. Мгновение я медлю, может,
действительно сестра? Но потом понимаю, что хватит с меня гаданий если бы да кабы! Я делаю
еще несколько шагов по направлению к двери и храбро смотрю на происходящее.
Ну, собственно, особенного там ничего не происходит. Стоят и разговаривают. Она
высокая, с каштановыми волосами, в дорогом костюме, он стоит, засунув руки в карманы
джинсов… Но это напряжение ни с чем не перепутать. Хоть я и видела такое лишь однажды,
как забыть? Могу жизнь поставить на то, что у Ашера Циммермана есть собственная мисс
Каблучки.
И все, что я теперь могу — смотреть на Ашера как на предателя. Хотя я не знаю, нужно ли
его обвинять, виноват ли он… В моей голове он уже сравнялся с Шоном. Я снова сижу в
компьютерной комнатке и смотрю на чертов экран…
Надо отдать Ашеру должное, он свою подружку выставляет за дверь, а не ведет в дом, но
найти ему оправданий я уже не могу. Как там сказала Керри? Через мою жизнь прошел
дружный строй м*даков, и веры мужчинам больше никакой. Я смотрю на Ашера, который
возвращается в столовую и вдруг понимаю, что тоже хочу быть мисс Каблучки, ну хоть для
кого-нибудь. Той страстной роковой любовницей, забыть которую он оказался не в
состоянии… И мне даже почти хочется разбить сердце какой-нибудь наивной
девятнадцатилетней студентке. Неужели я настолько плоха, что даже этого не заслуживаю?
— Ты на меня так смотришь… — начинает Ашер.
— Я жду.
— Чего ты ждешь?
— Признание.
— Это Мария. Мы учились вместе.
— Вы вместе спали. Не надо преуменьшать, это унижает и ее, и меня.
— Джоанна, — начинает Ашер, и я буквально вижу этот переход от защиты к нападению.
— Ты согласна познакомиться с моей сестрой?
— Нет, это Мария согласна.
— Послушай, я не спрашивал, что у тебя там случилось, и подозреваю, что Шон Картер —
не тот опыт, который просто вынести, но если ты не готова даже на такую маленькую уступку,
как знакомство с дорогим мне человеком, то о каких серьезных отношениях может идти речь?
— Серьезных отношениях? Да твои блинчики…
— Не надо тыкать в меня этими блинчиками. Пока тебя не было, я научился готовить салат.
Это моя жертва. Я в достаточной мере терпелив, но ответная уступка просто обязана быть.
Прости, но я не вижу смысла привязываться к человеку, который держит меня на расстоянии и
не планирует это менять.
— Я не держу тебя… ладно, держу. Просто… ты должен понять, я не маленькая уже, у
меня есть определенный багаж ошибок…
— Я старше тебя почти на десять лет. Моих ошибок вдвое больше. И я не прошу покаяться
во всех грехах. Я просто хочу, чтобы ты согласилась встретиться с моей сестрой! Потому что
для меня это важно.
— И поэтому сюда пришла твоя университетская подружка?
Да, это разговор двух глухих. Каждый гнет свою линию, не в состоянии признать правду:
ему нужно больше, чем я могу предложить, а если не могу, то он найдет следующую, но я
действительно не могу уступить, потому что не хочу начинать отношения, из которых выйду с
новыми шрамами на сердце. Да, гарантии дают только страховые компании, но иногда, так
случается, что ты просто не можешь переступить через себя и кинуться в омут с головой снова.
И именно по этой причине я забираю свою сумку и говорю:
— Не ту выгнал. Можешь даже не говорить сестре, что не с Марией предлагал
познакомиться. Я пойду. Счастья тебе, Ашер.
После этих моих слов он поднимает сцепленные в замок руки и с тяжелым выдохом
закидывает их за голову. Я вижу, что он обижен, знаю, что в груди жжется, но расставание не
бывает безболезненным. Я больше никогда не стану подстраиваться под чужие ожидания. Я
уже побывала в шкуре замены Пани. Хватит. С меня довольно!
Я уверяю себя, убеждаю, что все хорошо, что я в порядке, что ничего страшного не
произошло, ведь я и не собиралась с ним всерьез встречаться… но Ашер меня задел. Именно
своей Марией. Именно тем, что не я та женщина, которую пускают на порог, стоит подружке
улететь в командировку. И чтобы вернуть себе хотя бы остатки самолюбия, я пытаюсь
накрасить ногти красным лаком. Но ничего не выходит. Сначала он неравномерно ложиться,
затем смазывается, кусочки ваты прилипают к ногтям, и их никак не убрать… Мою руки, с
остервенение очищаю ногти от ваты. Крашу и снова, и снова. И никак не выходит! У меня
вообще ничего не выходит! Снова крашу, и снова смазываю, и смазываю, и стираю, и стираю. Я
целых три часа сижу над этим занятием, и все никак. Кожа вокруг ногтей теперь кажется
больной. Каждый, кто пытался стереть красный лак знает, что он въедается намертво. Теперь я
просто обязана ее отчистить, и так усиленно тру, что теперь уже не знаю, лак это или
воспаление…
Не только ногти не идеальные. Смотрюсь в зеркало. Корни моих волос за время
пребывания в Японии отросли. И я должна их покрасить. Уже ночь, но ведь аптеки работают
круглосуточно. Покупаю светлую краску, но моей любимой нет. Уже выхожу на улицу, смотрю
на чертов флакончик, а потом, поддавшись порыву, толкаю дверь снова и беру другой бутылек
— с цветом, идентичным моему натуральному. С этим значительно проще. Волосы будто
только и ждали, что возврата к естественному оттенку. Я все еще не нравлюсь себе шатенкой,
но и на свое блондинистое отражение уже смотреть не в состоянии. Наградив себя мрачным
взглядом, я перебрасываю блестящие локоны через плечо и прикидываю, не лучше ли их
вообще постричь…
А утром я записываюсь на маникюр, где мне приводят ногти в божеский вид. И я
опаздываю на работу, но плевать. Если Картер скажет хоть что-нибудь, я ему врежу. Из-за
больной спины, из-за Ашера, из-за всего, на что он меня подписал. Это мой условный рефлекс:
если кто и виноват, то это Шон. И черта с два я признаю, что необъективна.
Я стою напротив зеркала при входе и стягиваю с себя пятиметровый шарф, замотанный
вокруг и шеи, и волос. Он — тоже попытка сменить имидж.
— Док?! — слышу за спиной голос Каддини. Парень в шоке. Он, наверное, даже не
подозревал, что я крашу волосы. Не похож он на человека, который заморачивается на
подобные вещи. Для него Док — блондинка, которая с садистским наслаждением оглашает
коридор цокотом каблуков. Но сегодня я шатенка (ибо в депрессии), без традиционных шпилек
(ибо спина болит).
— Угу, это я, — говорю я, основа отворачиваясь к зеркалу. С таким цветом волос я
выгляжу еще выше, худее и депрессивнее. Идеальная девушка двадцать первого века.
Карьеристка с не сложившейся личной жизнью и прогрессирующим экзистенциальным
кризисом.
— Эм, а кофе будешь? — неуверенно спрашивает парень.
— Каддини, то, что я покрасила волосы, никак не отразилось на моих вкусовых
пристрастиях. Буду, конечно!
Однако, видимо, для итальянца смена цвета моих волос подобна прилету инопланетян, и
пить со мной божественный напиток он отказывается. Ссылается на какие-то дела и убегает. Я
где-то слышала, что это нормальная мужская реакция — ему необходимо время привыкнуть, но
сегодня я в настроении проводить его мстительным взглядом… и не засчитать лабораторную
работу. Однако, когда прихожу на пару картерианцев, понимаю, что есть более
предпочтительный объект для нападок. Флэшбэк, пожалуйста. Я так и не рассказала о том, как
мы сосуществуем после яхты с Ребеккой Йол. Так вот эта особа больше в глаза мне не смотрит.
Она как-то странно сутулит плечи и утыкается взглядом в пол. Заговорила со мной всего
однажды — поблагодарила за то, что я не созвала дисциплинарный совет. Знала бы она мои
истинные мотивы… Я много думала о них с Шоном. То, что она торгует собой не означает, что
Картер обошел ее вниманием. Может быть наоборот, так ему даже предпочтительнее… То, что
я не знаю природу их отношений, сводит меня с ума куда больше самой горькой правды.
Ребекка сидит около меня и защищается. Она определенно не дура, но параллельное
программирование не для нее. От и до шаблон Шона. Пани тоже в моей области полный ноль.
Интересно, на их фоне эго Картера еще больше раздувается? Мое, так точно! И я открываю рот,