Том Уикер - На арене со львами
Из пикапа вылез крупный мужчина в опрятной одежде защитного цвета и вызывающе пошел им навстречу. Он сдвинул на затылок охотничью фуражку, открыв бледную полоску у корней седеющих волос.
— Чего надо?
Он засунул руки в карманы брюк.
— Мы из-под Глостера… — начал Адам.
— Как бы не так. Я всех тамошних фермеров знаю. И никто поселки строить не собирается, а собрались бы, так сами бы справились. Чего вам тут надо?
— Не с вашим же пьянчугой у ворот мне было разговаривать.
Адам сунул в рот сигарету. Он говорил теперь своим обычным голосом, но расправил плечи и заткнул большие пальцы за пояс. «Точно два кота перед дракой», — подумал Морган. Ему вдруг стало смешно: мужчины, вот-вот готовые сцепиться, всегда казались ему смешными.
— Инспекторы вы, что ли? А может, просто агитаторы?
— Все может быть. — Адам зажег сигарету. — А вы что, здешний владелец?
— Совладелец, только это не ваше дело. Ну, а теперь катитесь отсюда все трое, да подальше. Это частная собственность.
— Частная-то частная, но владелец обязан соблюдать определенные правила. По закону, стало быть.
— Законы я не хуже вашего знаю, мистер. Ну как, покажете мне документы или должностные бляхи, пока я сам по закону не начал действовать?
— Сколько тут квадратных футов на человека?
Адам сказал это вполголоса, но верзила его расслышал.
— Слушайте, вы! — Он шагнул вперед.— Одного бы я и сам вышвырнул, но раз уж вас трое, если вы мне сию секунду не предъявите документы, которых у вас, конечно, нету, я съезжу за полицейскими — тут рукой подать — и потребую, чтоб вас арестовали за беззаконное вторжение на чужую землю.
— А если я покажу вам документы, вы все равно того же потребуете?
— Может, и потребую.— В первый раз грубый голос зазвучал настороженно.— Полиция у нас тут не любит, чтоб посторонние лезли в наши дела.
— Еще бы! Ну, езжайте, езжайте за полисменами.
— Езжайте,— Андерсон тоже шагнул вперед,— да потребуйте, чтоб они арестовали сенатора Соединенных Штатов за беззаконное вторжение на чужую землю.— Он достал что-то из бумажника.— Председателя особой комиссии по обследованию условий жизни сезонных сельскохозяйственных рабочих. Ну, зовите полицию.
— Так чего ж вы сразу не сказали! — Человек в хаки едва не сорвался на визг.— Я думал, вы красные или еще кто. Как он со мной разговаривал-то! Очень рад познакомиться с вами, сенатор.
Андерсон брезгливо посмотрел на протянутую руку, и владелец лагеря поспешно убрал ее в карман.
— Вы Томпсон? — спросил Андерсон.
— Джек Мичем. Мы с Беном Томпсоном совладельцы лагеря… Только занимается им все больше Бен,— добавил он поспешно.
— Сколько тут квадратных футов на человека? — спросил Адам.
— Ну… э… как по закону… э… как по закону следует.
— А вы когда-нибудь туда по нужде ходили?
Адам ткнул пальцем через плечо.
— Да это же такие люди,— сказал Мичем.— Ей-богу, вы не поверите, чего нам с Беном приходится терпеть. Все им даешь. Уборные, плитки, матрасы, крышу над головой. А как они обходятся с вещами? Да неразумный младенец или дикий зверь и то бы эдакого не натворил.
— Когда в последний раз стены красили?
— Ну, видите ли, я-то хотел в этом году покрасить, но Бен меня отговорил. А что правда, то правда — ведь все впустую было бы, они ж ничего не берегут. Не желают, и все тут. Ты чинишь, а они ломают.
— Когда в последний раз здесь был инспектор?
Мячем взглянул на него с недоумением.
— В первый раз отец привез сюда черномазых с Юга году в двадцать шестом, и никаких инспекторов мы до сих пор в глаза не видели. Мы тут в своем округе сами умеем об деле позаботиться.
— Оно и видно.— Андерсон чуть повысил голос.— Вы все устраиваете, как вам удобно, а кому это не по нраву, тот может больше сюда не приезжать. А если кто пожалуется, в тюрьму его, сукина сына, или так отделать, чтоб наперед помнил свое место. И вы знаете, что местные власти носа к вам совать не будут, не то вы с Беном и все прочие фермеры на выборах покажете им, где раки зимуют. Верно я говорю, а, Джек?
— Ну, сенатор, вы же не совсем в курсе дела. Нам надо убирать урожай, иначе мы в трубу вылетим, а тогда ведь не только нам есть будет нечего. Значит, требуются рабочие руки, и в нужное время, а никого другого, кроме вот этих, мы сыскать не можем. А для таких хоть из кожи вылези, они только все ломают да бьют баклуши. Но им, значит, по вкусу и денежки, которые мы платим, и жилье, а не то чего они сюда каждый год возвращаются?
— Любопытно! — Андерсон поглядел на Адама.— Это любопытно, ведь правда, Адам? До того любопытно, что мы, так уж и быть, позволим Джеку рассказать об этом полному составу комиссии, как по-вашему?
— И на открытом заседании, чтоб все узнали, как ему тяжело приходится.
— Э-эй, погодите! Я ни с какими комиссиями говорить не хочу. Я ж не сказал…
— Не беда, захотите.— Адам сунул Мичему повестку.— А чтоб вам одному не скучно было, мы и старику Бену вручим такую же, если, конечно, разыщем этого сукина сына.
— И еще одно,— сказал Андерсон.— У вас тут работает Тобин? Лопни Тобин?
Мичем растерянно кивнул, не спуская глаз с бумаги, точно это была ядовитая гадина.
— Артельщик. Наезжает каждый год.
— А отсюда едет на картофельные поля?
— Кто его знает. Меня ж не касается, куда он там едет.
— Вас ведь тут вообще ничто не касается, верно? Пусть сезонники живут хуже скотины.— Голос Андерсона стал громким и резким.— Пусть все их обирают. Пусть они больны и беззащитны. Это ж не ваша вина! Совесть у вас чиста, верно? Когда в воскресенье вы сидите в церкви, вам стыдиться нечего. Это ж не вами заведено.
— Да, не мной, черт подери! — Мичем вызывающе вскинул голову. Андерсон докопался до самой сути, до того внутреннего убеждения, которое спасало Джека Мичема от самого себя, позволяло ему спокойно извлекать выгоду из чужой нужды и страданий.— Ведь есть-то людям нужно? Нужно! А что они станут есть, коли у меня не будет рабочих рук, чтоб собрать урожай? Вы что, думаете, я тут жиром заплываю? Нет, вы послушайте, сенатор! Богачи в Нью-йорке, которые едят спаржу, выросшую вот тут,— он ткнул пальцем в землю у себя под ногами,— живут куда лучше, чем Джек Мичем, и что-то я не слыхал, чтоб они из-за этого шум поднимали.
В лагерь въехал старый школьный автобус, задребезжал и остановился на полдороге между лачугами, словно испустив дух. Люди выходили и вяло брели в разные стороны. Из бурьяна вылезали дети. В ближайшую лачугу вошли мужчина и женщина, совсем еще молодые, следом за ними в дверь шмыгнула маленькая девочка. Почти тут же раздалась оглушительная музыка.
— Сами видите,— Мичем мотнул головой,— они там веселятся. А послушали бы вы, что тут творится в субботние вечера.
— Вино?
Мичем скривился.
— Галлонами глушат.
— А кому идет прибыль? Вам с Беном или Тобину?
Мичем смерил Адама злобным взглядом. Мужчина, сидевший за рулем автобуса, вылез и подошел к ним. Он был черный, подтянутый, улыбчивый, среднего роста. Широкополая соломенная шляпа с щегольской лентой, задорная походка, словно он приплясывал под музыку.
— Еще одно собрание,— сказал он.— В Согесе нынче прямо-таки ни проехать, ни пройти. А для меня местечко отыщется?
— Потеснимся.— Адам шагнул ему навстречу.— Лопни Тобин, если не ошибаюсь?
— Он самый.— Тобин посмотрел на Адама: глаза у него были совсем не такие веселые, как голос и походка.— Я, кажется, уже имел удовольствие с вами встречаться? Старые мои буркалы вас где-то уже видали, котище?
— Не исключено. Я этими путями хаживал.
— Бирмингемская тюрьма, — сказал Тобин. — Ножиком кой-кого пырнул.
— Ну, а как насчет «Агро-Упаковщиков»? Вы ведь отсюда туда, верно?
— Это что же, картошечка? Только я вас там что-то не замечал.
— Правильно.— Адам вручил Тобину повестку.— И учтите, это вам не носовой платок.
Тобин сплюнул на землю между башмаками Адама.
— Вспомнил! — сказал он.— В последний раз, котище, я вас видел у тех ворот, где вас дубинкой охаживали.
— Черенком лопаты. Но я бы про это предпочел не вспоминать.— Адам подгреб пыль носком ботинка и засыпал плевок.— Я бы, пожалуй, много кое-чего предпочел не вспоминать. Я могу что угодно забыть, раз уж так обстоят дела.
— Ну, а как же им еще обстоять? — Тобин, не спуская с Адама бесстрастного взгляда, снял шляпу и засунул повестку за ленту, точно перо.
Адам выудил из кармана рубахи смятую пачку сигарет и протянул Тобину:
— Может, у нас дело и сладится.
— Дело…— Тобин надел канотье и взял сигарету,— это уж мое дело, котище.
— А почему их тут стараются поскорей закопать? — сказал Гласс, очнувшись от оцепенения.— Ведь он только вчера загнулся?
Морган, заново переживая тот день в Согесе-Два, совсем забыл про Гласса. Он оглянулся на ухмыляющуюся физиономию, на пластырь посреди лба и изумился удивительной способности Гласса задевать людей за живое. В этом чудилась даже какая-то символическая справедливость: человеку, который зарабатывает на жизнь, выставляя на всеобщее обозрение чью-то судьбу, чье-то отчаяние, право, сам бог велел быть вот таким бесстыдным и толстокожим.
