Манфред Врис - Секс, деньги, счастье и смерть. В поисках себя
Данте называл природу искусством Всевышнего, а Рембрандт говорил: «Выбирай только одного учителя – природу». Греческая пословица гласит: «Общество становится великим, когда старики сажают деревья, зная, что никогда не присядут отдохнуть в их тени». Эти высказывания позволяют утверждать, что природу можно рассматривать как дарительницу бессмертия – и что мы не наследуем землю от наших предков, а берем ее взаймы у наших детей.
Я часто испытываю чувство единения с природой, – пересекая реки, леса, пустыни, – и воспринимая землю как единый организм, состоящий из многих частей. Взбираясь на вершину горы и глядя на окружающий пейзаж – небо, снег, реки, соседние вершины, – я ощущаю себя частицей огромной Вселенной.
Думаю, со мной согласятся многие. К примеру, Мишель де Монтень, знаменитый французский писатель и философ эпохи Возрождения, однажды заметил: «Не беспокойтесь, что не сумеете умереть: сама природа, когда придет срок, достаточно основательно научит вас этому. Она сама все за вас сделает, не занимайте этим своих мыслей». В свою очередь, Альберт Эйнштейн говорил: «То, что я вижу в Природе – это величественная прекрасная структура, которую мы можем понять и усвоить только в очень несовершенной степени и которая должна наполнить думающую личность чувством смирения. Это подлинно религиозное чувство, не имеющее ничего общего с мистицизмом».
Для одних природа исполнена смысла, а для других почти ничего не значит. Тем не менее символически наше восприятие природы и ассоциации с бессмертием тесно связаны. Каким бы ни был внутренний мир человека, в природе всегда есть то, что и пугает, и притягивает его одновременно. Природные стихии – бури, наводнения, гром и гроза – вселяют в нас ужас и внушают благоговение. Но кроме этого природа и ее естественные законы дарят благостное ощущение непрерывности существования. В природе происходят ежедневное чередование тьмы и света, смена времен года, рост растений и опадание листьев. В окружении гор, долин, лесов, бурных потоков и океанов многие чувствуют своеобразное единство жизни и смерти. Люди рассматривают посмертное слияние с природой как часть вечного цикла жизни, как возможность возрождения. Ночь, окутывающая нас тьмой, у многих ассоциируется со смертью, но с первыми лучами солнца жизнь возрождается. По сути, за любыми формами гибели и разрушения скрываются перерождение и жизнь.
Люди с таким мировоззрением считают смерть не концом всего, а только переходной стадией. Более того, они даже могут испытывать особое, почти мистическое чувство слияния со Вселенной. Говоря словами американского летчика Чарлза Линдберга: «В природе я чувствую чудо жизни, а вне ее наши научные достижения становятся ничтожными». Именно поэтому угроза глобального потепления и уничтожения природы столь пугающа.
Но достигают ли различные концепции бессмертия своих целей в нашем постиндустриальном обществе? По-прежнему ли эффективны все эти доктрины самоутверждения? На эти вопросы нет однозначного ответа. Бесспорно, многие прибегают к ним до сих пор. Они помогают им бороться с экзистенциальной тревогой. Без них многие люди просто не смогли бы существовать. Однако некоторые люди имеют более прагматичные взгляды, осознавая конечность собственного пребывания на земле. Они понимают, что задержатся здесь ненадолго. Их девизом вполне может служить фраза, которую я уже упоминал: «Цель – ничто, путешествие – все». И они вполне серьезно относятся к словам, высеченным на одном из римских надгробий:
Путник, не проходи мимо моей эпитафии. Остановившись,
прислушайся и познай, а потом продолжай свой путь.
В Аиде нет лодки и нет паромщика Харона,
Нет привратника Эака, нет пса Цербера.
Все мы, покоящиеся под землей,
Превратились в кости и прах, и ничего более.
Путник, я откровенен с тобой, иди дальше,
Ведь даже мертвый я что-то заболтался.
Когда мы, наконец, наберемся мужества, чтобы признать тот факт, что когда-нибудь умрем, как впрочем, и все остальные, то осознаем хрупкость жизни и ценность каждого мгновения. И возможно, из этого осознания трагической мимолетности природы вещей в нас родится сострадание к другим людям.
Однако прагматичность вовсе не означает равнодушия к смерти. Напротив, мы должны уважать скорбь. В каком бы обществе мы ни жили, нам нужны обряды, особые ритуалы перехода, помогающие живым общаться с умирающими. Ритуалы играют очень важную роль, принося утешение и душевное успокоение.
26. Смерть в постиндустриальную эпоху
Старые друзья уходят, новые появляются. Словно дни. Старый день уходит, новый наступает. Главное – наполнить их смыслом: значимые друзья что содержательные дни.
Далай-лама
Я часто говорю, что великий доктор убивает больше людей, чем великий генерал.
Готфрид Лейбниц
Гордо умереть, если уже более нет возможности гордо жить. Смерть, выбранная добровольно, смерть вовремя, светлая и радостная, принимаемая среди детей и свидетелей: так что еще возможно действительное прощание, когда еще существует тот, кто прощается.
Фридрих Ницше
Мы все умираем. Цель не в том, чтобы жить вечно. Цель в том, чтобы создать нечто бессмертное.
Чак Паланик44
Но насколько эффективны эти ритуалы в нашем постиндустриальном обществе? Не превратились ли они в нечто пустое и бессодержательное?
В век нарциссизма, когда люди думают только о собственном благосостоянии, правит гедонизм. Многие пользуются снотворными таблетками, антидепрессантами или «Прозаком». Что говорит о нашем обществе такая зависимость от лекарств? Почему люди ищут забвения в наркотиках?
Пустота, состояние отчуждения, одиночество стали бедой современного мира. Чувство общности, столь распространенное в доиндустриальном обществе, теперь почти утрачено. Многие важные ритуалы, некогда связывавшие людей одной культуры, исчезли. В наш век нарциссизма все решают эгоистический материализм и нерушимая вера в науку и технологию.
В таких условиях представления о страданиях, умирании и смерти оказались оттеснены на периферию культурного опыта. Однако этим мы оскверняем самое святое, что у нас есть. Построенная на всеобщем отрицании смерти массовая культура с куда большим рвением, чем прежде, старается изгнать из нашей повседневной жизни любые мысли об умирании и смерти. Однако то, что мы вытесняем из сознания, проявляется в завуалированной форме в наших сновидениях, грезах и фантазиях. Создавая культуру отрицания смерти, мы не формируем устойчивого менталитета, а находим лишь временное успокоение, и то – прибегая к помощи лекарств.
Развитие медицинских технологий способствовало оттеснению страха смерти на периферию сознания и деперсонализации ее переживания. При том, что смерть страшна сама по себе, еще больший ужас вызывают особенности умирания в современном обществе. Этот процесс стал унизительным, обезличенным и бесчеловечным. Как утверждал швейцарский писатель Макс Фриш: «Технология – это способ организации Вселенной, отменяющий необходимость ее познания людьми». Медицинские технологии повлияли на нас таким образом, что некоторых страшит не сам факт окончания жизни, а то, как эта жизнь закончится. Американский архитектор Бакминстер Фуллер заметил: «Люди обзаводятся правильными технологиями, но по совершенно неправильным причинам».
Технология пришла на смену ритуалам и привела к механизации смерти. Умирающие считаются оскверненными, заклейменными, второсортными людьми. К ним не прислушиваются, их не воспринимают всерьез. Их время прошло. Ситуация усугубляется тем, что считается, будто умирающие люди оказывают пагубное влияние на окружающих: мы стараемся ограничивать и «дезинфицировать» их жизнь так, чтобы они не могли подтолкнуть нас к осознанию той реальности, про которую мы не хотим ничего слышать. Технологический прогресс только способствует этому, культивируя разъединение, отчуждение и деперсонализацию.
Прятать смерть и исключать ее из повседневной жизни становится все проще, потому что процесс умирания происходит теперь не дома, а в больнице. Сестра милосердия Флоренс Найтингейл еще столетие назад назвала эту тенденцию «довольно странной, если учесть, что главный принцип работы больниц заключается в том, чтобы не навредить больному». В доиндустриальном обществе человек умирал дома у всех на виду, окруженный заботой родных и близких, как в случае с моей бабушкой. Это было неотъемлемой частью жизни. Однако в постиндустриальном обществе бремя заботы об умирающих возложено на медиков. Умирающие находятся в стенах больниц или специальных лечебных учреждений для хронических больных. Если раньше родственники и друзья умирающего находились рядом с ним, провожал его в последний путь, то теперь они почти не участвуют в этом процессе. Как говорил киномагнат Сэмюэль Голдвин: «Больница – не лучшее место для того, чтобы болеть». И с этим не поспоришь. Тем более мало кого привлекает перспектива умереть в больнице. Передача умирающих в «заботливые» руки медиков с их широкими возможностями и оснащенностью медицинским оборудованием в наши дни стала повсеместной практикой. Считается, что в больнице об умирающем позаботятся лучше. Но за рациональными объяснениями того, почему мы отдаем умирающих на попечение врачам, скрывается иное: на самом деле мы просто не желаем изо дня в день наблюдать мучительный процесс их ухода. Мы предпочитаем, чтобы смерть была надежно укрыта от нас за стенами лечебного учреждения, поскольку в этом случае нейтрализуется наш страх смерти и умирания. Помните историю Сиддхартхи?
