Том Уикер - На арене со львами
Лиза с сомнением заглянула в пещеру.
— Ну и темень!
— Подумаешь! Чего ты боишься?
Он выставил вперед ладони и легонько подтолкнул ее. Лиза охнула от неожиданности и забралась в тайник. Он влез за ней следом.
Лиза нащупала его руку.
— Ричи, мне страшно.
— Да чего тут страшного!
Он притянул Лизу поближе к себе. Ее острое колено уперлось ему в бедро, и он стиснул его пальцами.
— Поклянись, что никому не скажешь.
— Клянусь…— Ее шепот потонул в шелесте листьев у них над головами, в легком ветерке, гулявшем по двору.— Ричи, ты ведь ничего такого не сделаешь, правда?
— Чего не сделаю?
Его ладонь все еще упиралась в ее колено, и он вдруг заметил, что кожа у нее горячая и липкая.
— Ну, ты же знаешь, что делают мальчики.— Лиза коснулась его руки.— Пожалуйста, Ричи, не делай ничего плохого. Пожалуйста, не пугай меня.
Он хотел было спросить, что же все-таки делают мальчики, по вдруг понял, что листья над ними шелестят не только от ветра. Он не успел привстать, как луч света заключил их в яркий беспощадный круг. Лиза закричала, и его сердце переполнилось ужасом, который беззвучно нахлынул из окружающего мрака. Казалось, он всю жизнь ждал, что с ним случится нечто ужасное, и вот оно случилось.
— Мерзкие твари!
В этом голосе не было ни грустной нежности, ни мягкой укоризны, но он знал, что это голос тети Октавии. Он поднял голову, свет задрожал, и за пылающим глазом, на краю добела раскаленного круга, он увидел ее — длинную, угловатую, еще более черную, чем равнодушное небо за ее спиной.
В номере отеля зазвонил телефон и милосердно вырвал Моргана из безжалостной хватки прошлого. Он взял трубку и промямлил что-то невнятное.
— Когда ты будешь? Я ждала тебя еще вчера вечером:
— Кэти,— сказал Морган.— Кэти, что за ужас…
— Ничего. Я ничего, только вчера ты был мне очень нужен.
— Я пробовал дозвониться. Но опоздал.
— Мне передали. Ничего.
— Я плакал в такси,— сказал Морган,
Из ванной, сияя, вышла рыжая. Увидев, что он держит трубку, она со слоновьей грацией многозначительно погрозила самой себе, а потом прижала палец к губам.
— Там проходила одна старая негритянка,— сказала Кэти.— Она положила его голову к себе на колени.
— На тротуаре?
— Я знала, ты захочешь все узнать,— сказала Кэти.— Приезжай, поскорей приезжай. Я вчера не могла заснуть. Ты был мне очень нужен.
— Я сейчас,— сказал Морган.— Постарайся успокоиться.
Кети положила трубку так же внезапно, как начала разговор, и Морган уставился на телефон, потрясенный никчемностью этого аппарата и своей собственной. Он воочию увидал, как Хант Андерсон лежит па тротуаре и старая негритянка поддерживает его голову.
Рыжая весело вертелась перед зеркалом.
— Кое-чего у меня, пожалуй, многовато,— сказала она с удовлетворением.— Но зато какая женщина!
— Послушай, крошка, мне звонил старый друг, и я немедленно должен ехать на похороны. Ты бы оделась.
— Эх, какая женщина! — Рыжая наклонилась вперед, чтобы получше разглядеть свои пышные прелести.— С тобой я себя такой роскошной женщиной чувствую!
— Вот и прекрасно.
Морган уже надел рубашку и теперь натягивал носки. Рыжая, пританцовывая, подбежала к комоду, порылась среди своих разбросанных вещей и вернулась к зеркалу, подняв руки к плечам.
— Блеск!
Она полюбовалась ниткой жемчуга на своей обнаженной груди. Морган поддернул носок. Рыжая подошла к кровати вплотную, прижала ладони к его щекам, запрокинула его голову.
— Тебе нравятся мои жемчуга?
Морган вздохнул. И трогательно, и жалко, подумал он, что у нее ничего нет, ровно ничего, кроме ее тела, и она никогда даже не испытывала потребности в чем-либо другом. Рыжая потерлась щекой о его щеку. Ногой, обтянутой носком, Морган уперся ей в живот и осторожно отстранил ее от себя.
— Рыжулька, ты вне конкуренции. Но мне пора.
— Ты влюблен в ту, которая тебе звонила?
— Ни в кого я не влюблен.
Он не ждал от нее такой чуткости и понял, что так просто все не кончится.
— Значит,я что-то не так сделала?
Морган взялся за второй носок. У него не хватало духу глядеть, как у нее дрожат губы.
— Ты все сделала как надо, но хорошенького понемножку, а уж старому хрычу вроде меня и подавно хватит. Даже если б мне не нужно было уходить.— Он подмигнул ей, боясь, что она вот-вот расплачется.— Да и тебе не мешает приберечь что-нибудь для летчиков.
Она мужественно засмеялась, вернулась к зеркалу, черпая в нем поддержку, и наконец начала одеваться.
— Я одеваюсь сверху вниз,— доверительно объяснила она, всовывая пышную грудь в эластичные чашечки бюстгалтера.
Морган натягивал брюки и молчал, не давая втянуть себя в обмен двусмысленными шуточками. Он торопился уйти, потому что его ждала Кэти, но, кроме того, утренние лучи солнца, как всегда, коснулись модуляторов его самоуважения и запустили их на полную мощность. Ему претила бессмысленная болтовня этой рыжей девки, ее неловкость, ее тяжеловесные заигрывания, ее изобильная плоть в беспощадном солнечном свете; сама же и отняла у него простую радость любовной близости, внушал он себе, здоровое, безыскусное наслаждение своим и её телом. Но как бы ни таил он от себя правду, холодный, трезвый голос твердил ему, что все эти рассуждения — лишь уловки, а на самом-то деле он презирает себя за потребность в здоровой безыскусной радости, на самом деле убежден, что ему, Ричмонду П. Моргану, не пристало предаваться тому, что дозволено простым смертным; уподобиться им значило бы нанести ущерб своему самоуважению. А это неизбежно вело к самоупрекам, к тягостному сознанию, что он ничем не лучше любого слизняка и использовал собственную чувственность, а так-же тело и дух несчастной, ждущей чуда девушки, чтобы приглушить угрызения совести и дать облегчение своим нервам и семенникам.
Морган застегнул последнюю пуговицу строгого легкого костюма, который взял с собой специально для похорон. Рыжая, по-прежнему одеваясь сверху вниз, все еще не добралась до нижней половины. Он подошел к ней, шлепнул по заду, поцеловал влажную шею.
— Рад был с тобой познакомиться, Рыжуля.
Она обернулась и стиснула его плечи. Он вытерпел долгий мокрый поцелуй, не отодвинулся под натиском ее груди и живота.
— Увидимся вечером в самолете?
Об этом Морган не подумал. Он похолодел от ужаса.
— Я еще не знаю, полечу я сегодня или нет.
Он чмокнул ее в щеку, высвободился из ее рук и взял чемоданчик. Отворяя дверь, он увидел, что рыжая села на смятую постель — молодая, обездоленная, совсем одна. Но он сразу повеселел. Слава богу, вырвался, подумал он с подленькой радостью. Все позади. Ему по-прежнему везет, а девочка ничего, есть за что подержаться.
Из лифта вышла унылая чета туристов — муж и жена в нелепых шортах. Морган последовал за ними в вестибюль, весь застекленный и выложенный разноцветной плиткой, как раз когда Данн отошел от конторки дежурного. Данн был подтянут, энергичен, бодр, словно провел ночь в собственной постели, а не в самолете. Впрочем, Данн всегда казался целенаправленным и необходимым, как токарный станок в заводском цехе. И тем, кто с ним сталкивался, внушали робость не только зеленые стекла очков, скрывающие глаза, но и ощущение, что он готов к действию в любую минуту, при любых обстоятельствах. Окажись Данн в шлюпке после кораблекрущения, все невольно подчинились бы ему, и не только с надеждой, но и со страхом— он явно был из тех людей, которые не колеблясь выкинут за борт слабых и немощных, если нужно будет избавиться от лишнего балласта. Морган ни разу не видал, чтоб Данна кто-либо застиг врасплох — вот и теперь он не выразил ни малейшего удивления, хотя их встреча была неожиданной.
— Я иду завтракать, — сказал Данн. — Пойдемте?
Они пошли рядом, и звуки их шагов гулко отдавались в коридоре.
— Как летелось?
— Отвратительно. А потом пришлось взять машину и,ехать еще два часа.
Морган хотел было спросить, спал ли Данн в самолете, но передумал. Конечно, спал, ведь Данн умел спать где и когда угодно. Они приблизились к двери кафе, и немилосердно затянутая в корсет унылая дама пригласила их войти, взмахнув большим меню, точно веером.
— Не мог я не поехать,— сказал Данн, садясь в уголке.— Мне известно, что думают люди, а мне он нравился. А как Кэти?
— Я ее еще не видел.— Моргану не улыбалось говорить с Данном об Андерсоне и Кэти, но выбора не было.— Ну, без заголовков не обойтись. Знаменитый политический деятель! Раз уж вы здесь, все старые сплетни о том съезде всплывут снова.
Данн отложил меню.
— Об этом я не подумал. Возможно, мне все-таки не следовало приезжать.
Моргану он показался постаревшим: больше седины в волосах, больше морщин на шее, руки стали костлявее, а вздувшиеся вены — заметнее. Но узкий рот на смуглом лице, под зелеными очками, был прочерчен все так же резко.
— Да и какое это теперь имеет значение? — сказал Морган.— Я имею в виду старые сплетни. Почему же вам не следовало приезжать?
