Наталия Сухинина - Куда пропали снегири?
Говорю:
- Сходи к священнику, он растолкует.
Машет головой:
- Нет. Я знаю, он скажет - блуд, прелюбодеяние, грех, ответ держать...
Видно, вера в Бога не для каждого. Здоровым, сильным, жизнелюбивым она не подходит.
Часто бываю в Троице-Сергиевой Лавре. Знаю её насельников, монахов. Здоровые, сильные, жизнелюбивые, красивые, умные, образованные. Наверное, потому, что сильные, и смогли они уйти из мира, чтобы в молитвах своих плакать и печалиться о нас, немощных, как за соломинку хватающихся за возможность греха. Действительно, кому плохо, если женщина, истосковавшаяся по мужской ласке, встретится с мужчиной, притомившимся от однообразия супружеских юбилеев. Кому навредят они, отпраздновав тайно, без чужих глаз, свой маленький праздник?
«Блаженни чистые сердцем, яко ти Бога узрят», - читаем мы в заповедях Блаженства. Чистота сердца возможна только в соседстве с правдой. Там где правда, блуд не живёт. И наоборот, где есть блуд - нет правды. Это только нам кажется, что вокруг блудят все, а я нет, я просто встречаюсь с женщиной, с которой мне хорошо, и что к блуду это не имеет никакого отношения. Блуд многолик и изворотлив, а ещё очень горазд услужить: успокоить совесть, убаюкать. Грех, висящий над человеком не одно тысячелетие, поднаторел в аксакальских афоризмах типа «не ты первый, не ты последний», «жизнь коротка, лови её удовольствия», «будешь старым, будешь праведным». Нет, проблудив всю жизнь, к старости праведным не будешь. Будешь жалкий, будешь несчастный, будешь истрёпанный грехом и - некрасивый. Взгляните на лица седобородых старцев в монастыре. Они красивы, их глаза светятся любовью, и не скажет ничего, а согреет. А взгляните на промотавших жизнь стариков. Суетны, убоги, неврастеничны.
Седьмая заповедь «не прелюбы сотвори» - одна из самых трудновыполнимых. Говорят святые отцы, что каждый нарушал её в своей жизни. Если не буквально, то хотя бы в помыслах. Наверное, поэтому, проходя мытарства, душа наша после смерти чаще всего спотыкается именно на этой заповеди. Живуч грех прелюбодейства, если две великие катастрофы (Всемирный потоп, а также Содом и Гоморра) не истребили его из людских сердец. Ждём третью? Шагает по земле семимильными шагами СПИД. Не в наказание ли нам эта напасть за грех прелюбодейства? Больницы переполнены раковыми больными, среди которых женщины с раком матки, молочной железы. Не злое ли это эхо от «безобидных» пятиминутных абортов, коим несть числа в биографии почти каждой женщины? «Слушай земля: вот Я приведу на народ твой пагубу, плод помыслов их, ибо они слов Моих не слушали и закон Мой отвергли», - читаем у пророка Иеремии. Остановимся, прочитав. Плод помыслов их... Вот оно, зло, вернувшееся к нам бумерангом из беспечной молодости, из биографии родителей, из загульных, опаляющих всё живое далёких и недалёких дней.
Девочка-отличница мечтает стать проституткой. Может, она и не станет ею, а будет портнихой, буфетчицей, бухгалтером, машинисткой. Но помысел уже улетел в атмосферу и застрял там среди других подобных помыслов. Наша вина в её помысле. Мы привили ей интерес к распутству дешёвыми фильмами, «где это красиво», мы с четырёх лет обрядили её в безобразные лосины, мы подарили ей в двенадцать лет палитру косметики, мы сами купили и прикнопили в прихожей неприличный календарь...
Не кричи, мать, на свою дочь: «Потаскуха!» Не бей по щекам, подслушав телефонный разговор. Пойди в церковь и покайся перед Господом, что не смогла уберечь дочь от блуда, что подтолкнула к нему своей нерадивостью, слепотой, беспечностью. Блуд страшен тем, что очень соблазнителен. Мой знакомый Саша не в силах был отказаться от него, боясь однообразия постной жизни, от которой мухи дохнут. Но ведь строительство дома тоже занятие не из весёлых. Кирпич к кирпичу, кирпич к кирпичу, но зато как славно потом в тепле, чистоте, у камина... А барак дощатый или ещё того лучше, палатка на скорую руку - эка невидаль. Легко, играючи и - на гульбище, водить хороводы. А после-то хороводов опять в барак. А в нём сквозняки, пыль, тараканы.
Притчу одну вспомнила. Богатая барыня жила в своё удовольствие. Гуляла, шила наряды, блудила. А слуга, смиренный, то ковёр чистит, то обед готовит, то сидит в каморке, читает. Умирает барыня и видит богатый дом с широкой лестницей, верандой, сад великолепный вокруг.
- Это мне? - спрашивает барыня.
- Нет, - отвечают, - это слуге твоему, Антипе.
- Ну, если Антипе такой, то мне-то уж дворец больше этого!
А ей указали на дырявый шалаш в крапивных зарослях.
- Почему?! - захлебнулась от возмущения барыня. - Мне, барыне, шалаш, а Антипе, слуге моему, такие хоромы!
- Понимаете, - сказали барыне, - Антипа всю жизнь пересылал сюда много строительного материала. Вот и скопилось на хоромы. А вы... Сами видите.
От рождения до старости по кирпичику строим мы свои хоромы, в которых уготовано Господом жить в вечной жизни. Простая эта истина теряется в дебрях жизни, и, кажется, кому-то, не нам, отвечать за свои поступки, кому-то, не нам, предстоять на праведном суде. Но ведь и жители Содома и Гоморры думали, что кого-то, а не их, ждёт погибель от серного дождя. Но пришёл час... И наш придёт обязательно. Пока не пришёл он, но при дверях уже, ужаснёмся греховной своей жизни и побежим от неё, как убежал из Содома и Гоморры праведный Лот со своим семейством.
С покаянием нельзя опоздать, оно всегда вовремя, можно только опоздать с жизнью. И не знаем мы, есть ли у нас впереди 47 лет покаяния, как у Марии Египетской, погрязшей в блуде и однажды содрогнувшейся и ушедшей в пустыню. А может, у нас и месяца-то нет, может, и недели для нас много?
Ничего не знаем. Только одно. Надо каяться в нарушении седьмой заповеди Божией, как и в нарушении всех других, оставленных нам Господом в наше же спасение. И - не жалеть о грехе, как пожалела жена праведного Лота, обернувшаяся и посмотревшая с сожалением на горящий город. Мгновенно превратилась она в соляной столп. Идти, освободившись от греха. И - не оглядываться. Не оглядываться. Иначе - беда...
ГРУСТНАЯ МЕЛОДИЯ ДЛЯ ЧАЙНИКА СО СВИСТКОМ
- Пообещай, что ни о чём не будешь меня спрашивать, пообещай, что выполнишь мою просьбу.
- Говори, если смогу...
- Сможешь, тебе это ничего не стоит. Только, пожалуйста, никаких расспросов.
В конце концов меня это начинало раздражать. Ворвалась в мою жизнь, назначила встречу у метро «Тургеневская», опоздала, я прождала двадцать минут, и вместо элементарного чувства вины — напор, и ничего, кроме напора. Говорит со мной начальственным тоном с какой-то установкой на мою от неё зависимость. По какому праву? Ну и что, что бывшие соседи? Она давно переехала с мужем в новый район, общение перешло на уровень вежливости: поздравить с Новым годом, позвонить и узнать, все ли здоровы, иногда под настроение поговорить «за жизнь». Так нет, позвонила чуть свет: «Жду тебя у "Тургеневской" - неотложное дело».
- Я слушаю тебя, Ира, только, пожалуйста, объясни всё толком.
- Если толком, то надо рассказывать долго и в подробностях. А у меня на это времени нет.
- Ну хорошо, что ты от меня хочешь?
- Я хочу, чтобы мы с тобой в эту субботу поехали на дачу к одной общей знакомой. Дача далеко, а потому с ночёвкой. Уедем в пятницу вечером, переночуем, а в субботу вечером домой. Знакомую зовут Лена. Помнишь, как-то была у нас в гостях - высокая, полная, Леной зовут, парикмахерша из салона?
- Помню Лену. Только у неё дачи нет, она вообще с мужем в Америку укатила уже два года назад.
- Ну и ладно, кто это знает? Мы едем к Лене на дачу. С ночёвкой.
Потихоньку начинаю прозревать. Мы не едем на дачу, а вроде как едем. Меня берут в сообщники. Со мной хотят договориться.
- Костя? Я ему должна позвонить и всё сказать?
- Да не надо звонить. Вот именно - не звони. А то мы на даче, а ты звонишь: "Костя, позови Иру..." Получится накладка.
Теперь мне уже всё понятно. Ира закрутила какой-то роман, она хочет вырваться на свободу из-под мужниной опеки. А я должна затаиться, не звонить, не напортить. Она, Ира, со мной на даче.
Ничего мне это не стоило. Ира смотрела на меня твёрдым немигающим взглядом. Она будто не об одолжении просила, а приказывала, требовала. И я для самой себя неожиданно сказала:
- Нет. Не могу. Обойдись, пожалуйста, без меня. Врать не буду.
Вот на это она не рассчитывала. Да и я, честно сказать, тоже. Упрямство моё было скорее всего от её напора. Вот если бы попросила, поуговаривала...
- Не можешь? Врать не хочешь? Конечно, враньё дело низкое, только такие, как я, могут врать. Прости, что побеспокоила. До свиданья.
Пошла, не оглядываясь. Как я жалела потом о своей «принципиальности». Хотела позвонить, повиниться, но теперь уже и боялась напортить. А вдруг мы всё-таки на даче у Лены? Вдруг Ира поторопилась и сказала Косте о нашем отъезде до моего согласия?
