Кевин Фонг - Extremes. На пределе
***
От энтропии, болезни и собственных генов не уйдет никто — даже тот, кому довелось прогуляться по Луне. 25 августа 2012 года в больнице города Цинциннати, штат Огайо, умер Нил Армстронг — из-за осложнений после операции на сердце. Ему было восемьдесят два: и месяца не прошло с тех пор, как он шагал по беговой дорожке, а врачи следили за его кардиограммой.
Возможно, они заметили небольшие нарушения кривой, указывающие на недостаточную пропускную способность артерии. Прежде чем выработать план лечения, доктора наверняка провели дополнительные исследования, составили «карту» кровяного русла, разметив все точки сужения артерий. Наконец, было решено провести аортокоронарное шунтирование, что позволило бы обойти «пробки» в коронарных артериях и восстановить бесперебойную подачу крови к сердцу.
Операции шунтирования начали выполнять в то же десятилетие, когда космический корабль «Аполлон» достиг Луны. Это одно из самых инвазивных хирургических вмешательств: оно требует вскрытия грудной клетки, изоляции сердца и подключения пациента к аппарату искусственного кровообращения — со всеми сопутствующими рисками. Врачам Армстронга пришлось тщательно взвесить все за и против, оценить все возможности альтернативных способов лечения, их плюсы и минусы.
Я не знаю, как именно обо всем этом сообщили человеку, который командовал первой высадкой на Луну, и каково было его собственное мнение. Несмотря на космическую профессию, Армстронг никогда не был искателем острых ощущений и лишнего риска предпочитал избегать.
Общеизвестно, что астронавт искренне считал: со временем слетать в космос будет не опаснее, чем приготовить молочный коктейль. Однако летом 1969 года, когда лунный модуль «Орел» совершал посадку в Море Спокойствия, с топливом на исходе и сбоящими бортовыми системами, в смысле безопасности космическому полету было еще очень далеко до молочной промышленности.
В те годы весь мир, затаив дыхание, следил как за полетами человека в космос, так и за операциями на сердце. Эти шаги первопроходцев были настолько опасными, что объективно оценить степень риска казалось невозможно, однако смертельный исход представлялся весьма вероятным.
Сегодня же вероятность аварии при старте орбитального корабля с человеком на борту оценивают в 2–3% — почти так же, как возможность неудачи при проведении операции коронарного шунтирования. Хотя это совершенно реальный, невыдуманный риск, общество сегодня относится к нему как к допустимому, а сами мероприятия стали казаться нам чем-то обыденным, почти рутиной.
Поверхность Луны, как и устройство сердца, изучали на протяжении веков. И то и другое было на виду — и все же долго оставалось недоступным. Команда астронавтов, надежно упакованных в скафандры с воссозданной внутри земной атмосферой, достигла Луны, преодолев пустоту космоса. Тот же самый подход — подстраховать организм искусственными системами жизнеобеспечения — стал залогом успешных кардиохирургических операций.
За десятилетия, пролетевшие с тех пор, как Скотт и Амундсен впервые достигли Южного полюса, мы проделали огромный путь. Изменились наши представления о способах преодоления опасностей, грозящих организму как в недоступных областях Земли, так и на операционном столе. Никогда еще жизнь человека не была такой безопасной и продолжительной.
Но приглядимся, и перед нами предстанет картина куда более сложная. Исследования всегда путь проб и ошибок, риск на нем неизбежен. Это в полной мере относится к клиническим исследованиям. Но мы со все большей настороженностью относимся к прорывам в науке и покорении пространства — особенно того, что поглядывает на нас, уже устремившихся в космические дали, за последний рубеж. Может, не стоит так торопиться?
***
Космическая эра явилась, вне всякого сомнения, результатом гонки вооружений в середине ХХ века. В 1960-е годы, когда ядерные арсеналы Советского Союза и Соединенных Штатов поставили обе державы на грань взаимного уничтожения, космические полеты стали своего рода заменой, суррогатным полем битвы в войне, вести которую иным способом было смертельно опасно.
Советский Союз лидировал в космической гонке, и Соединенным Штатам трудно было примириться с этим фактом. Ответом спутнику, Лайке и Гагарину стали Армстронг, Олдрин и Коллинз. Несмотря на преимущество СССР на старте, выиграли все-таки США — победу в этом необычном поединке обеспечила высадка на Луну в июле 1969 года.
Корабль «Аполлон» и его лунная экспедиция были задуманы и осуществлены с опережением поставленного Джоном Кеннеди десятилетнего срока. С годами это достижение кажется все более фантастическим. В лаборатории Центра управления полетами, где велась работа над космическим проектом, на столах лежали логарифмические линейки и пластиковые пеналы для авторучек, стояли бакелитовые телефоны с крутящимися дисками. Сейчас трудно поверить, что при тогдашнем уровне развития техники стало возможным осуществление такого выдающегося проекта, как путешествие человека к поверхности Луны. В этом смысле оно опередило свое время настолько, что в романе выглядело бы анахронизмом.
Впрочем, возможно, это справедливо для всех эпох: никогда здравомыслящие люди не понимали, зачем так отчаянно рваться в будущее. Что ни говори, это всякий раз выход за пределы известного, безопасного и предсказуемого. И с этой точки зрения любой подвиг такого рода — в каком-то смысле анахронизм.
***
Спустя полтысячелетия мы все еще помним Фернана Магеллана, а его имя увековечено в названии пролива, соединяющего Тихий и Атлантический океаны. Не забыты и удивительные плавания его кораблей, совершивших первое в мире кругосветное путешествие. Мы по достоинству ценим великие открытия и чтим память о них. Куда реже мы вспоминаем об утратах и помним их не так отчетливо.
Магеллан вышел из испанского порта Санлукар-де-Баррамеда в 1519 году с эскадрой из пяти судов и экипажем в 237 человек. Океаны, куда им предстояло направиться, были для них незнакомыми, неведомыми и представляли не меньшую опасность для жизни, чем сегодня — океан космоса, лежащий между Землей и Марсом.
Членов экспедиции ждали голод и болезни, мятежи и конфликты. Сам Магеллан был убит на Филиппинах, на отмели у острова Мактано, еще до окончания кругосветного плавания. Когда спустя три года экспедиция достигла наконец берегов Испании, из пяти кораблей уцелело единственное судно, «Виктория», а из команды — лишь восемнадцать человек.
Сегодня история признаёт это плавание великим свершением, важнейшим шагом, без которого невозможны были бы и другие открытия. Но ни экипаж кораблей Магеллана, ни толпа в гавани, куда на заре XVI века добралась потрепанная бурями «Виктория», об этом, наверное, не догадывались.
***
Пересказывая историю медицины ХХ века, мы часто представляем себе ее развитие как неуклонный прогресс. На самом же деле терапевты, хирурги и ученые двигались вперед вовсе не столь уверенно, оглядываясь и сомневаясь.
Чарльз Бейли и Дуайт Харкен не раз испытали горечь поражений, делая первые шаги в кардиохирургии, — за ее успех заплатило жизнью немало пациентов. К этим экспериментам относились скептически, а многие считали их недопустимыми. Примерно так же были восприняты и усилия Арчибальда Макиндоу, выполнившего десятки операций обожженным летчикам и перемещавшего по телу кожные лоскуты, чтобы сформировать жертвам войны хоть какое-то подобие лиц. Бьёрну Ибсену тоже стоило больших трудов убедить коллег в эффективности искусственной вентиляции легких для лечения смертельно опасного недуга — полиомиелита.
Столкнувшись с обезображенными жертвами битвы за Британию и со смертями от удушья во время эпидемии, Макиндоу и Ибсен вполне могли бы умыть руки. В обоих случаях проблема вскоре оказалась решена другими средствами. Самолеты, даже боевые, стали с тех пор несравненно надежнее благодаря успехам техники. Полиомиелит удалось обуздать с помощью эффективных программ вакцинации населения. Через двадцать лет после копенгагенской эпидемии, благодаря которой появились первые отделения интенсивной терапии, в развитых странах эту страшную болезнь удалось искоренить, да и на всей планете полиомиелит практически исчез.
Но созданные Бьёрном Ибсеном отделения интенсивной терапии сегодня спасают больных с самыми разными диагнозами. За три десятилетия мы научились искусственно поддерживать работу легких, сердца, почек и даже кишечника. Интенсивная терапия в свою очередь сделала возможными революционные прорывы в современной хирургии — здесь мы можем вспомнить Далласа Винса и пересаженное ему лицо.
Пластическая хирургия также претерпела существенные изменения. В последние десятилетия мы, к счастью, все реже видим людей с лицами, утратившими нормальные очертания, обезображенными огнем. На смену этой напасти пришла другая — онкологические заболевания. И достижения пластической хирургии — искусства, отточенного и закаленного в борьбе с огнем, — оказались востребованными в их лечении. Ни одно из этих открытий и достижений не планировалось заранее. Просто оказываясь на неизведанной территории, никогда не знаешь, что тебе предстоит открыть.
