Слава Бродский - Страницы Миллбурнского клуба, 4
Вдруг мелкое, невнятное терзанье
Закопошится в глубине сознанья,
И страх взовьется пылью серой,
Еще не проявившись полной мерой.
С собой тогда ты сам поговори,
Взгляни на всех с тобою рядом,
Поставь свечу, пускай она горит,
Зажги ее своим ты взглядом.
И в колыханиях теней свечи горящей
Пути найдутся к жизни предстоящей...
* * *
В прошедшем, будущем и настоящем,
В сознаньи ледяном или кипящем,
В биеньи сердца нервном, аритмичном,
В смятеньи духа истощенном, хаотичном,
В бессонном мраке нескончаемых ночей,
В бессмысленном потоке кратких дней
Слова и слезы изливаются в упреки.
Так жизнь получает свои горькие уроки...
* * *
Ревность сжигает разбитое сердце,
Разум взрывает. Душа – пепелищем,
Холодом дышит, и не согреться,
Раненым зверем мечется, рыщет.
Ревность отметит резвость другого,
Каждому взгляду прибавит значенье,
Знаком пометит каждое слово,
Страстно осудит в слезах без прощенья!
* * *
Их книги открываю снова,
Их каждому внимаю слову,
Они так трудно, жадно жили,
Страдали сладко и любили.
Они пытались увлеченья
Преобразить в предназначенье,
Увековечить, вставить в строки
Любовных чувств свои потоки.
И в этом весь их скрытый смысл,
Их жизней горестных посыл:
Свалиться в новую измену
И биться головой о стену.
* * *
Мне кажется, я где-то рядом с вами,
Но вы не замечаете меня,
Вам все равно, что утекает время
От вас в ничто, секундами звеня.
Еще вам не знакома жизни тяжесть,
И знать пока еще вам не дано,
Как вам страдать и что в простую старость
Вам не вступить. Нет! Вам не суждено!
Мне б вас предупредить, чтоб вы на гору
Не забирались, не ходили с ним,
Мне вам бы предсказать, что горя море
Испить вам за прогулки с тем, другим.
Сказать бы, что придется вам узнать,
Как слезы могут быть сухими,
Как эти слезы могут выжигать
Глаза. И мы становимся другими.
Ах, если бы вы догадались сами,
Что жизни полной тяжелы уроки.
«Мне нравится, что я больна не вами».
Я б вас просил: «Вы не пишите эти строки».
* * *
Они любили много так,
Недолго, часто, кое-как,
Обманным жаром забавлялись,
Друг другу буйно отдавались
В постели и в воображеньи,
Бесчувственно, без сожаленья.
А то вдруг чувство их пылало
И сердце страстью обжигало.
Тогда слова к ним приходили,
Они словами теми жили,
И в тех словах своих страдали,
И новый цикл начинали,
Чтобы опять попасть впросак
В любовь, горя за просто так!
* * *
Так кто же нам страданья дал?
Не боль в костях, не в сердце боль,
Нет, не тогда, когда упал.
Кто нам втирает в раны соль?
Кто солью нам наполнил слезы?
Они глаза нам выедают.
Кто гасит утренние грезы?
Зачем же люди так страдают?
За что им сохнуть от тоски?
Зачем родные исчезают,
Оркестр стонов возлетает
Через трубу, вверх к небесам,
К пушистым белым облакам?
Он там страданья наши знает?
Он слышит наши стоны там?
Зачем Иова мучил он,
Войдя в согласье с Сатаной?
И для чего теряем сон?
Зачем был создан мир другой?
Его законов не познавши,
Уходим, вдоволь настрадавшись.
Нам так страдать – Его закон?
Так это Он? Все это – Он?
...Вернуться в логово отчизны,
В страданьях муки утопив,
Без слез, молитв, без упокойной тризны
Закончить жизнь, себя убив...
Яна Кане – родилась и выросла в Ленинграде. Несколько лет училась в ЛИТО под руководством Вячеслава Абрамовича Лейкина. Эмигрировала в США в 1979 году. Закончила школу в Нью-Йорке, получила степень бакалавра по информатике в Принстонском университете, затем степень доктора философии в области статистики в Корнелльском университете. Живет в США с мужем и дочкой. Работает в должности Senior Principal Engineer в фирме Comcast. Русскоязычные стихи и проза Яны Кане вошли в сборники «Общая тетрадь», «Неразведенные мосты» (2007 и 2011), «Страницы Миллбурнского клуба» (2011, 2012 и 2013) и «Двадцать три». Англоязычные стихи и переводы печатались в журнале «Chronogram».
Гравюра
Когда я была подростком, мне попалась на глаза гравюра, на которой был изображен человек, добравшийся до края земли, приподнявший полог небесного свода и заглянувший за пределы нашего мироздания. Путешественник уронил свой посох, рука его была приподнята в жесте изумления, а взгляд устремлен куда-то далеко-далеко, за те первые слои надзвездного пространства, которые были изображены на гравюре.
Образ этот врезался мне в память и с тех пор все занимает меня, все манит и тревожит вопросами. Так что же предстало взору этого пилигрима там, за пределами гравюры? Что удивило его еще больше, чем облака, волны, языки пламени, светила и таинственные колеса, движущиеся над куполом небес? Что лежит за гранью воображения художника, создавшего рисунок? Может быть, путник узрел бурление первозданного хаоса или постиг стройную арматуру законов, предопределяющих все, что происходит во Вселенной? Или же ему открылся неиссякаемый поток Дао, порождающий, включающий в себя и уносящий все сущее? Может быть, его заворожил нескончаемый, прихотливый танец божества, создающего и разрушающего свои творения? Или же его вверг в трепет грозный лик неумолимого Судьи? Или привела в экстаз лучезарная улыбка милосердного Спасителя? А быть может, он увидел там свой земной мир и самого себя, но отраженного в зрачках, в мыслях иного живого и разумного существа, уязвимого и конечного, как и он сам, способного радоваться и страдать, стремящегося, как и он, познать и понять бытие?
Зеркальная симметрия
Если Бог создает человека
По своему образу и подобию,
То Бог многообразен и изменчив:
Женщина, мужчина,
Младенец, девушка, старик.
Молоко и кофе, горечь и сладость
Смешаны по-разному в разных чашках.
Если человек создает Бога
По своему образу и подобию,
То Бог противоречив и разнороден:
Отец, мать, судья,
Сестра милосердия, палач,
Пастух, самодержец.
Одно постоянно и неизменно:
Уязвимый и конечный создает слово,
Отделяющее темноту от света;
Познавший свою смертность
Становится творцом.
Soap Bubble
God is a soap bubble –
Sublime, without flaw,
Evanescent,
Emerging over and over,
Reflecting the universe,
Empty.
Лыжня
Снегопад своей пухлой лапой
Накрывает цвета и звуки.
День смыкает сонные веки.
Мне пора возвращаться домой.
Но лыжня, убегая в сумрак,
Манит, словно тропа потайная
В тридесятое государство,
В дом иной, неизведанный, мой.
Lilacs
Every spring there comes a day
When the lilac bush in the back yard
Bursts into bloom. All at once
Innumerable flowers open their petals
Flooding the midday heat,
The delicate coolness of twilight
With wave upon wave of sweetness and longing.
Three days, four... Then it subsides,
Blends back in – green into green.
When I was young, I used to think
The blooming of lilacs is fleeting.
Сирень
Каждую весну приходит день,
Когда куст сирени в углу двора
Расцветает. Бесчисленные лепестки
Открываются все сразу, затопляя теплый полдень,
Хрупкую прохладу сумерек
Волнами сладости и томленья.
Три дня, четыре – и все утихает,
Смешивается с фоном – зелень среди зелени.
Когда я была молодой,
То цветение сирени казалось мне быстротечным.
Theological Questions
Orbiting the pulsing center of their universe
The fish are passing through sunlight and shadow.
Their existence is framed, circumscribed, and protected
By the carved marble rim of the fountain’s basin.
Do they fear or worship the hands that feed them,
Remove their dead, repair the stonework;
The hands that brought their ancestors here
From another world in a wooden bucket?
Can they see that these hands now move more slowly,
That the long, bony fingers have grown stiff with age?
Self-knowledge
The early bird gets the worm.
The early worm gets a ticket
For a one-way trip down the bird’s intestine.
Therefore, seek self-knowledge.
If you are a bird,
Do not feather your bed overmuch.
If you are a worm,
Do not delude yourself into expecting
That your wings will be sprouting any day now.
Instead, dig deep and stay away from alarm clocks.
Самолет
Я привыкла доверяться самолету.
Ускорение пронзает пустоту;
Мятный, сладкий холодок на взлете;
И полет не ощущаешь на лету.
Где-то там, над облаком наркозным,
Где не сон, не смерть, а забытьё,
Изредка бросаешь взгляд бесслезный
Вниз, на тело распростертое свое.
Что судьба со скальпелем разлуки?
Я внутри, в серебряной игле.
Гул моторов остальные глушит звуки.
Безымянны огоньки во мгле.
